— Эверт!
Это Расмус заметил приближение комиссара и хлопнул ладошкой по дивану:
— Садись.
— Похоже, у вас тут и без меня тесно.
— Для тебя всегда найдется место. Я подвинусь к Хюго, а Хюго подвинется к маме, а мама… просто сядь, и все. Сюда.
Трудно проигнорировать приглашение восьмилетнего мальчика, да еще такое уверенное. Комиссар опустился между сыновьями Хоффмана — выбор не только самый естественный, но и удобный.
— Когда-то ты спас нас, Эверт.
Уверенный голос нашел подтверждение в не менее уверенном взгляде.
— А теперь это сделала Амелия.
Некоторое время они сидели молча. Наверное, потому, что все, как и Гренс, обдумывали слова Расмуса. Что вообще происходит, когда один человек спасает другого? Как это меняет людей и их отношения?
Наконец комиссар прокашлялся и повернулся к Зофии:
— Я тут подумал немного… Вам больше нельзя здесь жить. Эта квартира — место преступления. Как и ваш прежний дом.
А потом повернулся к Хюго и Расмусу:
— В общем… если вы хотите, конечно… могу предложить вам поселиться у меня в квартире. Поживете там, пока все не образуется.
— У тебя, Эверт?
Теперь инициативу в разговоре перехватил Хюго. Ему, как старшему брату, это подходило больше.
— А тебе ко мне не хочется?
— Ну… было бы здорово, вот только… хватит ли нам всем места?
Гренс улыбнулся еще шире:
— Да, Хюго. Места хватит всем, это я обещаю.
Довольные, Зофия и мальчики отправились паковать вещи, которые могли им понадобиться на новом месте. Гренс и Амелия остались одни. Первое время оба чувствовали себя неловко, ведь они совсем не знали друг друга. Но просто подняться и уйти тем более было невозможно. Гренс, как старший, первым нарушил тягостное молчание:
— Я… еще раз хочу поблагодарить тебя, Амелия, за то, что ты сделала. Из тебя выйдет просто фантастический полицейский.
Смущенная, девушка опустила глаза:
— Спасибо.
И снова эта неловкая тишина. Чего Гренс действительно не умел делать, так это поддерживать светскую беседу.
— Ты что-то говорила об интуиции…
— Да.
— Якобы действовала по велению шестого чувства?
— Да, так мне кажется.
— Но, может, все-таки было что-то еще? Я ведь знаю, как это бывает обычно… Может, ты что-то заметила, чего не углядели мы? По-своему сопоставила информацию? Я, конечно, немолод, но все еще готов учиться.
Сразу стало легче — они заговорили о работе.
— Так расскажи мне! Я весь внимание.
Но Амелия тоже не отличалась словоохотливостью:
— Боюсь, другого объяснения у меня нет. О прошлом Заравича я узнала во время нашего совещания. Хоффман тоже был частью криминального мира, и его семье угрожали… это все. И вот я оказалась там, в нужное время в нужном месте. Думаю, мне повезло…
— Здесь не одно только везение, Амелия. Ты повела себя профессионально. Сохранила самообладание в критической ситуации, стреляла. Ты не только оказалась в нужном месте в нужное время, но и приняла правильное решение, причем очень непростое. Немногие молодые полицейские смогли бы так…
Они снова замолчали, — пожилой комиссар, без пяти минут пенсионер, и девушка-стажер, его молодая смена. Тишина натянулась, как струна, когда вбежал Расмус и объявил, что они готовы к переезду. Гренс поручил Марианне и Свену проверить, не забыла ли Зофия упаковать что-нибудь из необходимого, после чего они покинули квартиру с двумя мертвецами на полу спальни и вышли к припаркованному автомобилю, вместе с мальчиками и их младшей сестрой на руках у мамы.
Когда двадцать минут спустя машина остановилась возле особняка постройки начала девятисотых, всю семью Хоффманов клонило в сон. Комиссар даже раздумывал, стоит ли их будить. Уж очень не хотелось прерывать это дружное, мерное дыхание, с храпом и посвистываниями. Но делать было нечего, пришлось растормошить маму и детей, одного за другим. А когда вошли в квартиру, дети, забыв про усталость и сон, разбежались по комнатам, которых и в самом деле оказалось много. Тут же дал о себе знать голод, и всем стало ясно, что печенье в клетку, — рецепт, изобретенный Эвертом Гренсом в тот вечер, когда ему пришлось поработать няней, — то, что нужно на сон грядущий. Отыскались необходимые ингредиенты и вафельница, в которой нужно было выпекать печенье, чтобы оно получилось в клетку. Может, именно поэтому мальчикам сразу удалось уснуть, каждому на своем диване. Уверенность и чувство заботы, воплощением которого стало печенье в клетку, сделали возможным полноценный ночной отдых.
— То есть… это у тебя прятался Пит? В этой квартире?
Снаружи давно стемнело. Зофия и Гренс сидели за кухонным столом с бокалами вина, слишком сладкого для столь позднего времени суток, но это было единственное, что нашлось из алкоголя. Зофия и сама не поняла, почему ей вдруг подумалось, что ее муж искал спасения именно в этой квартире. У комиссара полиции, бывшего одно время его главным врагом.
— Именно так. И очень скучал по тебе и детям.
— А это?
Зофия повернулась к белой доске с материалами расследования, пришпиленными магнитами.
— Расследование еще не закончено, насколько я понимаю?
— Для меня нет. Но для вас все закончилось, обещаю.
Зофия растерянно смотрела на рапорты криминалиста Нильса Кранца, на стрелки и линии, которые прочертил Гренс маркером. Пыталась истолковать фотографии с перечеркнутыми лицами.
— Она не сомневалась ни секунды.
— Кто?
— Девушка из полиции, которая нас спасла. Она напомнила мне Пита. На моей памяти он один расстреливал людей с такой решительностью, с таким самообладанием.
Зофия Хоффман была умной и понимающей женщиной, поэтому молчание в компании с ней давалось без всякого напряжения, даже при таких вынужденных обстоятельствах. Потому что если Пит стал первым гостем-мужчиной в квартире Гренса за долгие годы, то последней женщиной, которая сидела за этим столом до Зофии, была Анни. С Лаурой — единственным увлечением комиссара за последние тридцать лет — они встречались у нее дома. Скоро, совсем скоро комиссар снова наберется решимости и начнет с кем-нибудь встречаться. С его-то опытом не так-то просто кому-нибудь довериться.
— Мне так нравится гостить у тебя, Эверт. Спасибо — от меня, Пита и детей. Но сейчас, наверное, пора спать.
— Я положил простыни и полотенца на кровати в комнате для гостей.
— Наконец-то… уснуть — и ни о чем не думать.
— Завтра утром я отправлюсь в Крунуберг, но вы можете спать, сколько хотите. Охрану, — на лестнице и снаружи, на Свеавеген, — я обеспечу.
Зофия обняла его, и это выглядело как самая естественная вещь на свете. Гренс налил себе стакан ледяной воды и вышел на балкон с видом на летний Стокгольм. Все равно не уснуть, когда в голове мечется столько неуспокоенных мыслей. Сколько ночей простоял он так, опершись на перила, вслушиваясь в свист ветра над крышами?
Но покой не приходил, и мысли жужжали, как пчелы. Как ни пытался комиссар приобщиться к ночному покою.
Шестое чувство — так она это объяснила. Но одной интуиции здесь недостаточно, это Гренс готов повторить еще и еще раз. Именно это и не давало ему уснуть. Молодые полицейские так себя не ведут, даже те, которые стреляют лучше других и могут продемонстрировать исключительное самообладание.
Что-то было не так с этой Амелией Шмидт.
На часах было почти два ночи, но это не имело никакого значения. Гренс отыскал мобильник и выбрал номер, по которому в последний раз звонил в самом начале расследования. Неофициальный агент из налогового ведомства, в свою очередь, не раз прибегавший к услугам Гренса. Судя по голосу, звонок вырвал его из глубокого сна.
— Да… алло!
— Это я, и мне нужна твоя помощь.
— Не сейчас.
— Именно сейчас.
— Я даю отбой.
— Если ты это сделаешь, можешь мне больше не звонить. Ты знаешь, что в следующий раз тебе может потребоваться моя помощь.
И мужчина, которого Гренс никогда не называл по имени, — таково было их негласное соглашение, — согласился выслушать комиссара. Только попросил немного подождать, после чего в трубке стало слышно, как он поднялся с кровати и тяжело прошелся по комнате.
— Так в чем дело?
Мужчина выдвинул стул и, судя по звукам, включил компьютер.
— Нужно, чтобы ты проверил одно имя.
— Да?
— Амелия Шмидт. «Ш» через «SCH», на конце «DT».
Пальцы забегали по клавиатуре, которая застучала, как старая печатная машинка. Спустя несколько секунд голос вернулся в трубку:
— Всего одно совпадение — на всю страну. Стокгольм. Двадцатать два года.
— Это она.
— И чего ты хочешь?
— Сам толком не знаю. Проверь ее, ты знаешь, что может меня заинтересовать.
— Дай мне несколько минут.
Гренс вернулся к теплому ветру над крышами и столице, отдыхающей после дневных трудов. Бывали ночи, когда ему больше всего на свете хотелось сигануть вниз. Просто перекинуть ногу через перила и грохнуться об асфальт. Когда его покинула Анни, например. Вообще, когда случалось то, чего он больше всего боялся. Тогда Гренс еще не осознал, что то, чего человек больше всего боится, никогда не повторяется. И это единственное дает возможность смириться с действительностью, какой бы она ни была, подняться и идти дальше. Вернуться к прежней жизни, даже если она никогда больше не станет прежней. Иногда небольшие изменения — самый верный способ выжить.
— Думаю, я нашел то, что тебе нужно.
Теперь голос агента из налогового ведомства звучал слишком бодро для человека, которого посреди ночи подняли с постели.
— Я тут посмотрел ее историю…
— И?
— Смена фамилии и имени, три года назад.
— Вот как?
— Ханна Ульсон.
— Что ты сказал?
— Ханна Ульсон, так ее звали раньше. Тот же идентификационный номер, но имя и фамилия другие. Не знал, что это так просто сделать, я думал…
— И если посмотреть по идентификационному номеру?
Эверт Гренс почувствовал, что мерзнет. Несмотря на жаркую летнюю ночь.