– Все было совсем не так.
– Избавь меня от подробностей. – Линдси протягивает руку к тумбочке у входа и берет стакан с апельсиновым соком, в котором, скорее всего, есть и водка. – Неужели ты действительно считаешь, что она чем-то отличается от меня? Она использовала тебя, Пайк. Использовала, чтобы не платить за аренду, коммунальные услуги и что еще ты там сделал. Починил ее машину? – Она качает головой с горькой улыбкой. – Девчонка поняла, как ей повезло, поэтому тут же раздвинула ноги. Боже, вы, мужчины, тупеете, когда дело доходит до смазливого личика.
Моя челюсть напрягается. Джордан не такая. Она совсем на тебя не похожа.
Да и пришел я не для того, чтобы обсуждать ее.
– Ты ничего не знаешь, – выдыхаю я.
– О, так вы влюблены друг в друга?
Мое сердце начинает биться в два раза быстрее, а лицо вытягивается, когда в сознании вспыхивает воспоминание, как еще три дня назад Джордан стояла у бассейна и просила меня рассказать все Коулу, а затем забрать ее в свою постель, в нашу постель.
И от этого видения тут же сжимается желудок. Я так по ней скучаю.
– Боже, ты действительно любишь ее, – не сводя с меня взгляда и еле сдерживая смех, говорит Линдси.
Но, прежде чем она успевает что-то добавить, я выпаливаю:
– Где Коул?
– Его здесь нет, – отвечает она, прислоняясь к косяку и делая глоток. – И не будет еще восемь недель.
– Что?
– Ну, если бы ты уделял больше внимания сыну, а не выброшенному им мусору, то наверняка знал бы, что больше недели назад он отправился в пункт приема на военную службу, где прошел все тесты, – говорит она, веселясь оттого, что выдает мне то, чего я не знаю. – Он завербовался в военно-морской флот, Пайк. Думаю, он отчаянно нуждался в наставлениях, которых не мог получить от тебя. Он отбыл на службу сегодня утром.
Мои брови ползут на лоб.
– Что? – переспрашиваю я, но в этот раз уже крича.
Военно-морской флот? Невозможно просто так поступить на службу. Для того чтобы попасть туда, требуются месяцы.
Уж я-то знаю. Ведь я и сам чуть не отправился на службу в его возрасте. Словно прочитав мои мысли, Линдси продолжает:
– Он давно планировал это сделать. Коул запутался и хотел получить хоть какие-то наставления, – голос Линдси звучит так спокойно, словно она читает список покупок. – Но он боялся кому-нибудь рассказать об этом, потому что часто не доводил ничего до конца. Поэтому сын хотел удивить нас, когда все решится. После похода к вербовщикам, прохождения медицинского осмотра и всех тестов он собирался рассказать тебе, но, думаю, ты не дал ему такой возможности.
Медленно выдохнув, я опускаю голову.
Горло стискивает от избытка чувств, а глаза щиплет от слез. В это невозможно поверить. Коул не сделал бы ничего подобного. Он же не знает, что такое дисциплина. Неужели сын действительно захотел пройти через это? О чем он думал?
– Сейчас Коул на военно-морской базе Грейт-Лейкс, – говорит Линдси. – И вернется домой лишь через пару месяцев. Проверь его «Инстаграм», если не веришь мне. Он как раз утром выложил пост.
«Инстаграм»? У меня нет…
Боже мой.
Линдси захлопывает дверь, и тут же раздается скрип замка.
А я стою на ее крыльце, скрываясь от льющегося дождя, пока в голове проносятся воспоминания о нескольких последних днях. Мне все еще хочется верить, что Коул собирался сказать мне о своих планах. А ведь так и было. Когда он бросил работу, то рассказал о том, насколько крутой будет новая… И к тому же собирался сделать татуировку.
Еще тогда эта секретная новая работа показалась мне серьезным делом.
Неужели он действительно завербовался на флот?
Вернувшись к пикапу, я забираюсь внутрь и захлопываю дверь, чтобы укрыться от дождя, и снова проверяю, не появилось ли на телефоне новых сообщений.
Но там ничего нет. Ни от Коула, ни от Джордан.
Знала ли она о его планах?
Нет, Джордан сказала бы мне.
Вспомнив слова Лин, я набираю в поисковике: «Инстаграм Коула Лоусона». И на экране тут же появляется несколько учетных записей. Щелкнув по ним, нахожу ту, рядом с которой расположена его фотография. В его аккаунте тут же высвечивается пост, который он выложил утром. Это просто картинка открытых дверей автобуса, словно он собирается в него сесть, а ниже видна подпись: «Я должен был выбрать синюю таблетку».
Что это означает? Но тут я вспоминаю фильм «Матрица». Это был один из любимых фильмов Коула в детстве.
Я провожу рукой по волосам от досады. Почему он не послал мне хотя бы сообщение? Согласен, ему не хотелось говорить со мной, но он должен был понимать, что я буду волноваться. Как он мог оставить меня на несколько месяцев в подвешенном состоянии?..
Следующие полчаса я сижу в пикапе и просматриваю сайты с родительскими форумами, пытаясь понять, могу ли как-то связаться с сыном. Ему не разрешено пользоваться мобильным телефоном во время обучения, так что звонки разрешены только в чрезвычайных ситуациях. И то для этого придется обращаться в Красный Крест.
Охренеть. Кажется, я попал в «Сумеречную зону». Коул уехал.
И с ним невозможно будет связаться в течение восьми недель.
Мы не так часто проводили время вместе последние несколько лет, но я в любой момент мог позвонить ему. Неужели придется оставить все как есть на целых два месяца?
Найдя в поисковике местный пункт приема на венную службу, тут же звоню им в офис. Надеюсь, они дадут мне его адрес, как только Коул получит назначение.
Но мне никто не отвечает. Ничего страшного, я обязательно съезжу туда завтра и выясню, как мне найти сына.
Проклятие.
– Черт!
Чувствую себя чертовски беспомощным.
Но даже зная, что мобильный Коула, скорее всего, уже конфисковали, набираю его номер и подношу трубку к уху. Звонок тут же переходит на голосовую почту.
– Коул, – говорю я и сглатываю несколько раз, чтобы смочить горло. – Я… я… – покачав головой, закрываю глаза, – я люблю тебя, – наконец подбираю слова. – И всегда буду рядом с тобой. Знаю, мне нет оправдания. Я просто… – на глаза наворачиваются слезы, но мне не хочется говорить что-то еще, кроме правды: – Я старался не влюбиться в нее. Очень старался. Мне жаль.
Я завершаю звонок и отбрасываю трубку, чувствуя себя опустошенным. Мне просто хочется, чтобы они оба знали, как я их люблю.
Я снова один и сейчас мечтаю только о том, чтобы они вернулись. Они оба. Джордан была права. Мне следовало все рассказать сыну, чтобы сразу покончить со всем, а затем заставить принять наши отношения. Ведь я никогда не собирался добровольно от нее отказываться. И как долго я лгал бы Коулу? Потому что если бы мы не расстались, то мне в какой-то момент все равно пришлось бы рассказать ему обо всем.
Завожу двигатель и, включив заднюю передачу, выезжаю с парковки. Вернувшись на дорогу, мчусь через весь город, периодически проверяя, не появились ли на телефоне новые сообщения.
Джордан оставила почти все свои вещи у меня дома. Она забрала немного одежды, учебники и кое-какие личные вещи, но ее ландшафтная модель, постельное белье, мебель и картина все еще там. Она ведь вернется за ними? А значит, еще не все надежды потеряны. И я увижу ее снова.
Вот только я не вижу ее в городе. Джордан не появлялась на работе, и я не встречал на дорогах ее машину. Так где она?
Той ночью она была так спокойна. На самом деле до ужаса спокойной. Будто ей стало все равно.
Я возненавижу себя, если вдруг сломаю ее. Мою красивую, счастливую, сексуальную девушку, которая убивает меня своими улыбками и шутками.
Припарковавшись у «Крюка», выпрыгиваю из пикапа и иду в клуб.
У двери никого нет, но в таком состоянии меня никто не остановил бы. Как только захожу в зал, тут же останавливаюсь от нахлынувшего чувства дежавю. Из колонок доносится та же песня, под которую Джордан устраивала мне свое шоу. Но сейчас под нее танцуют две женщины у шестов на сцене. От воспоминания о прекрасном теле Джордан у меня перехватывает дыхание, а желудок сжимается от того, как сильно я сглупил, потеряв ее.
Заметив Кэм у столика слева, направляюсь к ней, наплевав на то, что она сейчас танцует на коленях какого-то парня. Вернее, оседлала его, положив руки ему на плечи.
– Где она? – требовательно спрашиваю я.
Кэм стреляет в меня глазами, даже не замедляя своих движений и не сбиваясь с ритма.
– Послушай, я просто хочу с ней поговорить.
Закончив с парнем, она шепчет ему что-то на ухо, встает с его колен и протискивается мимо меня.
Я следую за ней.
– Можешь хотя бы сказать, все ли у нее в порядке? – не отступаю я. – Я не видел ее уже несколько дней. Где она остановилась? Она оставила почти все свои вещи у меня дома, значит, она еще не нашла новое жилье.
Кэм продолжает идти, покачивая бедрами, прикрытыми лишь стрингами и очень короткой ажурной юбочкой. Подойдя к барной стойке, она машет рукой бармену, и тот, потянувшись к холодильнику, достает ей бутылку воды, а затем протягивает Кэм.
Но она не открывает ее, а забирает со стойки, разворачивается и вновь уходит от меня.
– Кэм, ради бога! – выпаливаю я, затем достаю бумажник и вытаскиваю из него деньги. – Вот тебе сто баксов, так что удели мне пять минут своего времени. – Я припечатываю купюры к стойке. – Не хочу, чтобы ты танцевала для меня. Мне хочется лишь…
Она резко поворачивается ко мне и, не оставляя мне возможности как-то отреагировать, ударяет коленом мне промеж ног, отчего я тут же сгибаюсь пополам.
Зарычав, я пытаюсь вдохнуть хоть немного воздуха, пока раскаленная добела боль распространяется по моему телу от паха по бедрам и животу. А затем зажмуриваюсь и опускаюсь на одно колено, чувствуя, как на коже проступает холодный пот.
Боль такая сильная, что я едва слышу ее тихий голос у моего уха.
– Я не стала бы танцевать для тебя, даже если бы ты заплатил мне миллиард долларов, а твой член на вкус был бы как вишневый леденец, – выплевывает она. – Держись подальше от моей сестры. А лучше вообще забудь о ее существовании.