— Вы про что, Виктор Сергеич?
— Дать шифровку в Москву — отвяжитесь, мол, ребята, а то хуже всем будет — и нам, и вам. Как думаешь, проймет?
— Вряд ли. Столичные дельцы — народ с гонором, привыкли себя пупом земли считать. Не получится, Виктор Сергеич.
— А я попробую, — угрюмо сказал Зобов. — Я хозяин, помещик и, стало быть, самодур. Шлея мне под хвост попала. Я ж не собираюсь всему государству угрожать.
— Они и есть государство.
— Тьфу на тебя! Заладил. Сам знаю, что от Москвы до самых до окраин все оккупировали. С такими и надо пожестче. Нет, я все же попробую. Садись, будем радиограмму сочинять.
В 00.00 по Камчатскому времени с антенного поля аэродрома умчалась в столицу шифрованная радиограмма. Приняв ее, дежурный радист отнес листок бумаги в шифровальную группу. Расставив цифры и буковки в том порядке, как требовалось, шифровальщик выпучил глаза и рванул наверх, в правительственные кабинеты. В солидном военном учреждении разгорелся шухер.
Шифровка гласила:
«В последний год участились попытки давления на командование и офицерский состав в/ч 35252. Не получая какой-либо помощи извне в хозяйственном и финансовом отношении, коллектив части сумел все же найти выход из создавшегося положения, и только благодаря этому было обеспечено существование и боеготовность важнейшего форпоста на Дальнем Востоке. Без преувеличения можно сказать: нас забыли. И вот, когда часть процветает, когда нашли решение многих хозяйственных и военно-технических вопросов, кому-то понадобилось наложить лапу на достояние коллектива в/ч 35252. Участились комиссии, проверки и прямые угрозы в адрес руководства части. Мы решительно заявляем, что никому не позволим прибрать к рукам то, что было нажито тяжелым каждодневным трудом, и дадим отпор всякому посягательству на в/ч 35252. В случае применения в отношении нас силы мы вынуждены будем прибегнуть к оружию.
Командование и офицеры в/ч 35252»
Прочитав радиограмму, начальник Генштаба чуть не проглотил сигарету.
— Это что? Бунт?! Восстание? Он что, спятил, этот Зобов? Соедините меня с ним немедленно!
В особняке у Зобова зазвонил телефон. Он взял трубку.
— Господин генерал, вас Москва, Генштаб.
— Давай ее, матерь нашу.
— Генерал Зобов? — раздался в трубке знакомый голос.
— Так точно, товарищ маршал!
— Я получил от вас странную радиограмму. Что там у вас происходит?
— У нас-то как раз все хорошо. Только вот не нравится это кому-то. Оказывают давление, угрожают. Вы бы разобрались, товарищ маршал.
— Я разберусь. Только вместе с вами. Немедленно вылетайте в Москву. Командование сдадите начальнику штаба.
— Не могу я приехать, — угрюмо и решительно сказал Зобов. — Оставьте нас в покое. Службу как надо несем, сзади не плетемся, вперед не высовываемся. Надежный тыл. Никакой от нас никому головной боли.
— Ну что же, хорошо, — сказал маршал. — Всего доброго.
Следующий звонок был командиру Петропавловск-Камчатского гарнизона.
— Петр Васильевич? Здравствуй, дорогой!
— Здравия желаю, Андрей Петрович!
— К тебе есть дело. Надо, не поднимая большого шума, арестовать и доставить в столицу командира в/ч 35252. Десант пока не бросай. Тихо надо, понял?
— Понял. А можно вопрос? Чем он так провинился?
— Ты его давно знаешь? Что за человек?
— Давненько. Командир как командир. С сумасшедшинкой только. И ворует. Не больше, правда, чем остальные.
— Сумасшедший, говоришь?
— Не так выразился. Оригинальничает много. Хитрый. Принципы где-то в лейтенантском возрасте посеял. В общем, «новый русский» в погонах.
Маршал помолчал.
— Как считаешь, может он, если его прижать хорошенько, выкинуть что-нибудь этакое? Часть, например, поднять?
На том конце провода помолчали.
— Не знаю, товарищ маршал… Но вообще-то и крыса, если ее в углу зажать, смелой становится. Пятьдесят на пятьдесят.
— Ну ладно, бывай. Как операцию закончишь, тут же доложи.
На следующий день в Калчи втянулись с разных сторон восемь человек в гражданской одежде. Они встретились на берегу Камчатки, посовещались и порознь двинулись к части. Эпопея с захватом мятежного генерала продолжалась неделю. Троих «шпиенов» взяли прямо у колючки предусмотрительно выставленные Зобовым посты. Подвергнув пришельцев допросу с пристрастием, выяснили место встречи остальных, и через час все восемь сидели в помещении гауптвахты.
— Замнут они это дело или попрут? — задумчиво расхаживал по штабу Зобов. — Как считаешь?
— Попрут, конечно, — уныло сказал адъютант. — Очень уж одиозная вы личность, Виктор Сергеич. Выбросят десант и повяжут всех. Или пришлют из Москвы спецов и тихо-мирно, извините, вас того… Там есть профессионалы — не чета этим восьмерым. «Альфа», например.
— «Альфе» сюда еще добраться надо. Вот что — позови ко мне подполковника… как его… командира летунов и командира батальона связи.
Вскоре оба стояли в кабинете Зобова.
— Вот что, радиолюбитель, — сказал Зобов командиру батальона связи, — разворачивай часть своих локаторов от побережья на круговой обзор. PC-135 нам теперь не нужны. Будешь просматривать подступы к части. Заметил отметку на экране — сообщаешь летунам. А ты, — обратился Зобов к подполковнику с голубыми петлицами, — немедленно истребитель в воздух и все — слышишь — все летательные аппараты, направляющиеся к Калчам, поворачиваешь назад.
— А если не подчинятся?
Зобов помолчал.
— Вы вообще-то с кем — со мной или с теми? — Он кивнул на запад. — Только честно.
Командир батальона связи, у которого коттедж был «на выходе», кивнул головой:
— С вами, Виктор Сергеич.
— Я тоже, — пробасил подполковник. — Живем мы тут славно, в лишних едоках не нуждаемся. Сбить, что ли, если не подчинится?
— Сбить. Но я думаю, до этого дело не дойдет — повернут.
— Ладно, сделаем.
Первый нарушитель воздушного пространства самостийно возникшего государства Калчидония появился на экране локатора в 12.30 следующего дня. Истребитель немедленно взмыл вверх.
— Вижу противника, — через двадцать минут доложил летчик. — В воздухе «ЛИ-2». Направляется к Калчам.
— Разворачивай его, — приказал подполковник.
— Что-то они не торопятся разворачиваться, — вскоре доложил летчик. — Прут себе помаленьку. Лепечут про горючку, мало, говорят.
Командир летунов мысленно перекрестился и вздохнул:
— Приказываю сбить к едрене фене.
Истребитель кувыркнулся в боевом развороте и всадил «ЛИ-2» в крыло пушечную очередь. Еще одну — в хвост.
— Возвращаюсь на базу, — сообщил летчик. — А эти черти живы, «лашка» горит синим пламенем, они, как муравьи, от нее чешут.
— Ну и ладно, — махнул рукой подполковник.
Убивать ему все же не хотелось. Довольный тем, что все обошлось без крови, он позвонил Зобову:
— Сбили только что самолет, отказавшийся выполнить приказ, господин генерал. Экипаж и пассажиры самолета живы.
— Вот так, — весело сказал Зобов. — Наука впредь. Далеко от Калчей?
— Километров тридцать.
— Говоришь, живые? Дня за три хорошего хода до Калчей могут дойти. И неизвестно, что это за пассажиры. Спецгруппа, точно. Про нашу душу. Давай действуй, командир. Разыщи их и приведи ко мне, поговорим. А если будут оказывать сопротивление, то, — Зобов вздохнул, — вступай в бой и уничтожай. Если враг не сдается — сам знаешь.
Командир в/ч 35252 положил трубку и вышел из штаба. Махнул рукой телохранителям — не нужны — и медленно пошел домой. Встречающиеся на пути офицеры и «крутые» замирали и, козырнув, смотрели на Зобова кто со страхом, кто с восхищением, кто с сожалением и сочувствием, как на человека конченного.
До сих пор все было больше похоже на игру, чем на противостояние командира части и кучки чиновников в Москве. Подумаешь, арестовал комиссию — человек с юмором воспринял бы случившееся как хохму и посмеялся над стариком Бессоновым. Радиограмма — серьезнее, но ее тоже можно рассматривать как попытку привлечь внимание высшего командования к давлению определенной группы людей на часть. Сбитый самолет… Можно что-нибудь наплести про роковую ошибку, случайность и свалить часть вины на летунов. Пока еще не поздно остановиться. Разжалуют, конечно, но под трибунал вряд ли отправят. Откупится, сор из избы выносить не захотят, спустят дело на тормозах. И что? И все. Жизнь, можно сказать, закончена. Будет сидеть остаток лет старичок Зобов на лавочке где-нибудь в Испании перед мраморным бассейном с голубой водой и греть на солнышке свой необъятный живот, который, мать его, растет не по дням, а по часам.
Зобов миновал восточный КПП и, по-прежнему задумчивый, медленно пошел по дороге, ведущей в Калчи. «Крутой» в чине сержанта проводил его взглядом, потом снял трубку. На том конце провода произнесли:
— Штаб. Слушаю.
— Он ушел по дороге к поселку, — ответил сержант. — Наверное, туда.
— Молодец, — одобрил невидимый собеседник. Хорошо службу несешь. Не забуду.
На полдороге Зобов свернул на тропинку, ведущую в тайгу, туда, куда маленьким белым пальцем велел идти безымянный указатель. Метров через триста тропа резко пошла вверх и уперлась в небольшой туннельчик, заканчивающийся бронированной дверью. Зобов поднял руку, чтобы нажать кнопку звонка, но дверь уже медленно отъезжала в сторону. Видеокамеры добросовестно рассказали, что на пороге — хозяин.
Ступени круто повели вниз. Там на освещенной площадке стоял капитан и поправлял китель.
— Здравия желаю, господин генерал!
— Здравствуй, Ефимов, здравствуй. Как дежурство? Что новенького в твоем заведении?
— Отделение в составе капитан Ефимов, сержант Фетисов и ефрейтор Галиуллин заступило на дежурство в 15.00 местного времени. За время дежурства никаких происшествий не произошло.
— Это хорошо, что не произошло, — сказал Зобов. — Ну веди, показывай свою конуру.
Они вошли в маленький лифт. Капитан нажал кнопку, и капсула провалилась вниз. Живот у Зобова подпрыгнул к груди.