Волна катилась дальше. Второй корабль. Третий. Десятый. Один за другим они гасли, превращаясь в призрачный флот мертвецов. Это было не сражение. Это была деактивация. Демонстрация такого абсолютного, такого подавляющего технологического превосходства, что мой инженерный мозг отказывался это принимать. Это была уже не физика. Это была магия.
Угроза миновала. Но я все еще умирал.
Холод больше не был снаружи. Он просочился внутрь, в мои мышцы, в мои кости. Дыхание стало прерывистым. Иней на шлеме почти полностью закрыл обзор. Последнее, что я почувствовал, — как ледяные иглы впиваются под кожу. Мое тело начало неконтролируемо дрожать, а затем и это прекратилось. «Оскар» и я умирали вместе.
Внезапно мой мир распался на свет и цвет.
Никакого ощущения движения, никакого луча, который бы меня поднял. Лишь чувство полной дезинтеграции и мгновенной сборки в другом месте. На секунду я стал вихрем чистой энергии, потоком сознания, летящим сквозь калейдоскоп звезд и туманностей. А затем…
…я лежал на чем-то твердом и гладком.
Первое, что я осознал, — это тепло. Невероятное, живительное, всепроникающее тепло. Оно окутывало меня, прогоняя лед из моих вен. Давление на грудь, привычное в скафандре, ослабло, словно внешняя среда больше не была враждебным вакуумом. Следом, к моему изумлению, на мертвом дисплее шлема вспыхнул крошечный зеленый огонек — индикатор нормального внешнего давления и состава атмосферы.
Я очутился в ярко, но мягко освещенном помещении. Стены, пол, потолок — все светилось ровным жемчужным светом.
Я с огромным трудом повернул голову.
Рядом сидела Крошка. Ее укутывало какое-то светящееся, похожее на ткань одеяло, и она смотрела на меня своими огромными, широко раскрытыми глазами. В них не было страха. Только изумление.
Она в безопасности.
Последняя связная мысль промелькнула в мозгу: миссия выполнена. Тело, освобожденное от груза долга и адреналина, наконец сдалось. Увидев, что Крошка спасена, я окончательно отключился, проваливаясь в спасительную, теплую темноту.
Глава 12
Я возвращался в сознание не рывком, а медленно, будто выплывая из густого, тёмного сиропа на поверхность тёплого, светлого океана. Последнее, что я помнил — ледяной ад. Жгучий холод Плутона, впивавшийся в каждую клетку тела сквозь разгерметизированный «Оскар». Отчаяние. И ослепительная вспышка света перед тем, как всё померкло.
Теперь холода не было. Не было боли.
Сознание вернулось с судорожным вдохом, который должен был обжечь лёгкие, но не обжёг. Сердце колотилось. Я дёрнул рукой, ожидая скованности и боли, но почувствовал лишь лёгкость и тепло. Не жаркое, а ровное, обволакивающее, как идеальная температура в летний день. И только когда первая волна животного ужаса отступила, верный привычке включился разум.
Я провёл мысленную инвентаризацию. Шаг за шагом. Так, ладно… Я жив. Ранений нет. Конечности на месте. Я лежал на чём-то невероятно мягком, но упругом, что принимало форму моего тела, поддерживая каждую мышцу. Кровать? Постель? Слова казались слишком грубыми. Я чувствовал себя не просто целым — я чувствовал себя отдохнувшим, будто проспал неделю. Это было невозможно. Я помнил, как мои суставы сковывал мороз, как лёгкие горели от каждого вдоха.
Я открыл глаза.
Комната не была похожа ни на одну из тюрем Черволицых. Никакой утилитарной жестокости, никакого холодного металла. Стены были гладкими, кремового цвета, и, казалось, светились изнутри мягким, рассеянным светом. Не было ни одного острого угла, все линии плавно перетекали одна в другую, создавая ощущение абсолютной гармонии. Воздух был чистым, почти стерильным, но с едва уловимым запахом, который мой мозг опознал как озон после сильной грозы и что-то ещё… сладковатое, цветочное. Тишину нарушал лишь тихий, мелодичный гул, исходивший отовсюду и ниоткуда.
В нескольких метрах от меня, на такой же постели, спала Крошка. Её грудь ровно вздымалась, лицо было умиротворённым. Жива. В порядке. Первая настоящая волна облегчения захлестнула меня, смывая остатки ледяного кошмара.
Я сел. Голова не кружилась. Силы вернулись. В тот момент, когда мои ноги коснулись тёплого пола, одна из стен беззвучно разошлась в стороны, и в комнату вошла высокая фигура.
Это была Материня.
Мой мозг отказался обрабатывать увиденное. Невозможно. Мы видели. Они… они убили её. Прямо у нас на глазах. Это галлюцинация? Ещё один трюк Черволицых, чтобы вытянуть из нас информацию? Я застыл, готовый к бою, к боли, к чему угодно, но только не к этому.
Она выглядела точно так же, как и прежде — спокойная, мудрая, излучающая ауру древнего покоя. Но здесь, в этой гармоничной обстановке, её спокойствие ощущалось не просто чертой характера, а естественным состоянием всей окружающей вселенной.
Её голос зазвучал не в моей голове, как раньше, а будто заполнил собой всё пространство, каждую частичку воздуха. Он был мягким и тёплым, как свет в этой комнате.
«Отдыхай, дитя. Шторм миновал».
«Материня!»
Мой потрясённый возглас разбудил Крошку, и она в одно мгновение села на кровати. Её реакция была поразительной смесью детского восторга и гениальной догадки. Она не плакала, не сомневалась. Она смотрела на Материню широко раскрытыми глазами, в которых уже разгорался огонёк анализа.
Я же всё ещё не мог прийти в себя. Облегчение боролось с остатками шока и лёгким укором.«Мы думали, вы мертвы! — вырвалось у меня. — Мы прошли через ад… Мы видели, как они…»
«То, что вы видели, было необходимо», — мягко прервала меня Материня. Она подошла ближе, и само её присутствие, казалось, унимало дрожь. «Иногда, чтобы зажечь великий маяк, нужно позволить маленькому огню погаснуть. Моя видимая “гибель” была не концом, а ключом».
Я молчал, пытаясь переварить её слова. Ключом?
«Протокол спасения моей цивилизации требует неопровержимых доказательств агрессии высшего уровня, — продолжала она, обращаясь к нам обоим. — Мы не можем вмешиваться во внутренние конфликты “младших” рас без абсолютной уверенности, что одна из сторон представляет угрозу галактического масштаба. Моя “смерть” от рук Черволицых, зафиксированная твоим скафандром, дитя, и переданная через маяк, стала таким доказательством. Это был просчитанный риск. Единственный способ вызвать силы, способные остановить их».
Крошка хлопнула в ладоши с таким видом, будто ей объяснили элегантное решение сложнейшей теоремы.«Значит, сигнал маяка был не просто S.O.S., а сжатый пакет данных с вашей биометрической подписью, временной меткой и записью от первого лица, который аутентифицировал угрозу пятого класса! И ваша “смерть” была криптографической подписью, подтверждающей подлинность пакета! Гениально! Это же элементарно, но… так элегантно!»
Я смотрел то на неё, то на Материню. Так вот оно что. Отвлекающий манёвр, жертва… всё встало на свои места. Это был не акт отчаяния, а ход в партии, которую мы даже не видели. От этого осознания по спине пробежал холодок, но уже не от страха, а от благоговейного трепета. Мы с Крошкой не были просто беглецами, отчаянно цепляющимися за жизнь. Мы были фигурами, важными, хоть и не до конца осведомлёнными, в этой космической шахматной партии.
«Подойдите, юные жизни», — позвала нас Материня, ведя к стене, которая снова беззвучно растворилась, открывая вид на… космос.
Мы стояли перед огромным обзорным экраном, который на самом деле был просто прозрачной частью корпуса. Но то, что мы увидели, не походило ни на что, виденное мной ранее. Корабль двигался с немыслимой скоростью, но не было ни тряски, ни перегрузок. Звёзды не вытягивались в белые линии гиперпространства. Вместо этого пространство перед нами словно сворачивалось в тугую складку, а корабль мгновенно оказывался по другую её сторону, разворачивая перед нами уже новый звёздный пейзаж. Это была технология, неотличимая от магии.
«Мы прибываем», — произнесла Материня.
Перед нами разгоралась звезда, ослепительно-белая Вега. А рядом с ней вращалась планета, не похожая ни на серый шарик Луны, ни на красно-коричневый Марс. Это была сияющая жемчужина, переливающаяся глубокими изумрудными, сапфировыми и золотыми оттенками. Огромные континенты, покрытые растительностью невиданных цветов, утопали в океанах, которые светились изнутри мягким голубым светом.
Корабль плавно вошёл в атмосферу. Мы приземлились не на бетонную полосу космодрома, а на площадку, выложенную полированным камнем, которая больше походила на центральную площадь гигантского цветущего сада. Посадочная рампа бесшумно опустилась, и перед нами возник сияющий проём, за которым виднелся сад. Силовое поле на выходе мягко качнулось, пропуская нас. Как только мы ступили на полированный камень, нас окутал тёплый, влажный воздух, наполненный тысячами незнакомых, но удивительно приятных ароматов.
Вокруг нас возвышались здания — плавные, биоморфные башни, которые, казалось, не построены, а выросли из земли, как гигантские деревья или кораллы. Никакой суеты. Никаких вооружённых патрулей. Лишь спокойствие и гармония.
Нас провели в одно из таких зданий и оставили на широком балконе, выходившем на город. Я смотрел на парящие в воздухе изящные аппараты и на инопланетян, похожих на ожившие скульптуры, которые двигались с неторопливым достоинством. Прямо в центре города с летающих островов низвергались водопады.
Вся усталость, накопившаяся за недели скитаний, плена и отчаянной борьбы, наконец-то настигла меня. Но это было не тревожное изнеможение, а глубокое, мирное опустошение. Я опёрся о перила, ощущая под пальцами гладкий, тёплый материал.
Я посмотрел на Крошку. Она стояла рядом, позабыв про свои расчёты и гениальные догадки. С восторгом маленькой девочки она протягивала руку к крошечным порхающим существам, похожим на живые бриллианты, которые без страха садились ей на пальцы. Рядом с нами, спокойная и величественная, стояла Материня.