– Нет. – Клер совсем смутилась. Они шли по аллее – Комаровский куда-то целенаправленно ее вел.
– И на том merci beaucoup[12].
– Меня вчерашнее происшествие у пруда не напугало, но сильно встревожило. – Клер благоразумно решила сменить тему. – Конечно, немая не в своем уме, однако почему именно та статуя вызвала ее агрессию и отчаяние?
– Актеон – охотник, в мифе он ведь за купающейся Артемидой подглядывал и за это поплатился. Она превратила его в оленя, и его загрызли собственные собаки. – Комаровский вспомнил греческий миф. – Вполне куртуазный сюжет для паркового ансамбля. И Охотничий павильон. Одно только странно – на кого они там охотились?
– На оленей, наверное.
– Оленей в здешних лесах нет, и косули редки. По осени окрестные помещики зайцев да лис травят по старинке, а потом это же не лес, а парк – по ландшафту видно. Нет, охотой настоящей у прудов и не пахло. Павильон был построен с какой-то иной целью, я так думаю.
– А вы сами охотник? – спросила Клер с любопытством.
– По долгу службы в качестве адъютанта его величества принимал участие в царской охоте, хотя наш прежний государь сие развлечение не особо жаловал. Но приходилось устраивать – русский стиль, царская охота. Двор выезжал в костромские дремучие леса, иностранные послы, свита, все с такой помпой было обставлено. Медвежья охота зимой – русские забавы.
– Забавы?
– На пари. – Евграф Комаровский усмехнулся уголком рта. – Показать иностранным послам большой русский стиль – поднять злого медведя в берлоге. Один на один – по традиции, как мужики с ножом и рогатиной, без ружей и пальбы. Чтобы потешить его величество, приходилось и так.
– Вам? Одному на медведя? С ножом?
– И рогатиной. Он ее, правда, сразу как спичку сломал. – Комаровский словно что-то вспомнил. – Такой был здоровый медведь…
– И вы его убили?
– Зарезал. Он меня, правда, тоже… чуть не прикончил. А двор, вся царская охота наблюдали, пари заключали. Его императорское величество валерьянку пил – так переживал за меня, своего адъютанта – заломает меня Топтыгин или нет. Но мне повезло тогда. Сняли с медведя шкуру, и положил я ее у себя в кабинете у камина. Смотрел на меня медведь своими стеклянными глазами и словно вопрошал – за что ты меня убил? Я в берлоге мирно спал, ждал весны, когда с медведицей своей встречусь, с детушками-медвежатами, а ты меня зарезал… Я в церковь редко хожу, мадемуазель Клер, но пошел – поставил свечку за упокой души Топтыгина Михаила. С тех самых пор отвратило меня от охотничьих забав. Но мы с вами у цели.
Клер увидела, что они стоят перед домом стряпчего Петухова, закрытым с момента убийства.
– Я хочу повторно осмотреть дом. – Комаровский легко отодрал доски, прибитые гвоздями крест-накрест к двери. – Мадемуазель Клер, там дух тяжелый, если вы…
– Нет, я пойду с вами, а что вы хотите опять смотреть?
– Даже не знаю. – Он медлил на пороге. – Дело в том, что очень давно, в молодости, я стал свидетелем похожего преступления. За границей – когда ездил с поручениями от Коллегии иностранных дел. В Австро-Венгрии, в горах в глуши убили семью ростовщика-еврея. Там тоже были отец, юная дочь-девица и еще две женщины. Обстоятельства были вроде как схожие. Но произошло то очень давно.
– В Австро-Венгрии? Расскажите мне, пожалуйста!
Он очень коротко, опуская пока самое главное, рассказал, все медля и не открывая дверь дома ужаса. Потом распахнул дверь, и они вошли.
Отвратный запах был столь силен, что у Клер закружилась голова. Она попыталась дышать ртом. В заколоченном жилище спертая духота и черные пятна на стене и на полу – словно дом сам превратился в труп, подвергнутый разложению.
Они медленно прошли через комнаты. В светелке Аглаи окно теперь было забито досками снаружи, сквозь щели пробивались солнечные лучи, рисовавшие причудливый узор на залитом кровью полу.
– Помните, как мы их всех нашли? Где были тела? – спросил Комаровский.
– Никогда не забуду.
– В Австро-Венгрии дверь дома тоже была заперта изнутри, а окно выбито. Создавалось впечатление, что убийца проник в дом именно через окно. Снег нападал, но вокруг дома ни одного следа – необычно, правда? Но я на крышу залез и понял, что убийца забрался в дом через соломенную крышу и чердак. Все на это указывало. – Комаровский внимательно осматривал раму окна. – А что мы видим здесь?
– Окно тоже выбито.
– Но как его выбили – снаружи или изнутри? – Комаровский провел пальцем по искромсанному дереву. – Осколки были и в комнате, и под окном, и на подоконнике. А следы ударов… вроде как говорят, что окно выбивали снаружи. Это следы топора.
– Я так и решила сразу – кто-то проник к переписчице нот через окно ночью, и на шум на помощь к ней поспешили отец и кухарка, их подняли с постели ее крики.
– Нет, положение и вид тел говорит об обратном. – Комаровский покачал головой. – Мы же с вами вместе все смотрели. Стряпчий и кухарка были любовниками, но спать они еще в тот вечер не легли. А девушка… что она делала в тот момент? Она уже спала?
Клер нагнулась и подняла с пола листы бумаги. В прошлый раз она и внимания на них не обратила. Листы были разбросаны у кровати. На полу валялось гусиное перо. Чернильница располагалась на узкой полке, где стояли книги, которые читала Аглая, – в основном тоненькие дешевые сборники русских и французских романтических стихов. Прикроватная тумба была сдвинута – Клер вспомнила, что этой тяжелой дубовой тумбой убийца прижал волосы девушки к полу. На столешнице тумбы пестрели чернильные пятна. Клер глянула на лист бумаги – ноты. Она наклонилась и собрала все листы, начала их разглядывать – вот это переписанные ноты, а это оригинал…
– Аглая перед сном переписывала ноты, – заявила Клер весьма уверенно. – Сидела в кровати боком, ноты лежали на тумбочке, а вон и перо гусиное. Она тоже не спала.
– Окно в ее комнате выбито не с одного удара. Она бы вскочила, бросилась прочь из комнаты, напуганная. Убийца бы ее настиг, но не здесь. Однако, судя по положению тела, убил он ее именно в комнате. И более того, кухарка, которую мы нашли на пороге. Она лежала… помните в каком положении?
– Нет. – Клер и правда этого не помнила. В памяти лишь всплыла изуродованная ударом голова несчастной.
– Труп мы нашли в дверях, но все же ближе к горнице-зале. Тело лежало головой к порогу светелки – ногами к двери, что вела в сени. Удар был встречный. Нет, кухарка не в светелку торопилась в ночной сорочке. Она шла из горницы в сени. Не к девице, а к стряпчему.
Евграф Комаровский вышел в сени и стал внимательно осматривать входную дверь.
– Засов это я сломал, и дверь я выбил, а все было закрыто изнутри. – Он достал из кармана своих военных рейтуз батистовый платок и потер им железный створ засова.
Показал Клер – на платке бурые следы.
– Что это? Кровь? Если бы наверняка и точно узнать.
– А если кровь, то что? О чем это говорит?
– Видите на полу пятна? Это кровь стряпчего, получившего удар кинжалом в живот. Он сразу упал и лежал примерно шагах в трех от двери. Дотянуться до засова окровавленной рукой своей он бы не смог. Но если это именно кровь на створе засова, кто же оставил ее? Кухарка? Аглая? Нет. Тот, кто был здесь кроме них – убийца.
– Вы считаете, что он тоже был ранен?
– Он и так был весь залит их кровью. Руки в крови, когда он насиловал девушку. Если на засове его кровь – значит, это он за него брался, закрыл дверь изнутри.
– Убийца?
– А это означает одно, что дверь была сначала открыта. Стряпчий, которого мы обнаружили здесь, сам ее отпер кому-то среди ночи. Кому-то… кого он не боялся впустить в свой дом или же…
– Что? – Клер смотрела на помрачневшее лицо Комаровского.
– Видите ли, мадемуазель Клер, когда я в Австро-Венгрии в горах столкнулся с подобным случаем убийства, все местные крестьяне твердили о каких-то небывалых вещах, о суевериях, о чудовищах, о какой-то потусторонней чепухе. А я нашел в доме вещественные улики, и мне тогда казалось, все, что я вижу, – признаки весьма искусной инсценировки. Потому что ростовщик-еврей был ограблен. И я считал, что кто-то специально пытается замести следы ночного разбоя с убийством, нагромоздив всяких странных ужасных вещей. Хотя потом… поразмыслив, я пришел к выводу, что и там было не все так уж однозначно, как мне казалось. Но я не располагал временем, чтобы детально разобраться. А здесь… тоже что-то непонятное. Я вот все думаю – если стряпчий сам впустил своего убийцу среди ночи, и, положим, окно было все же выбито в целях инсценировки, то… какова цель убийства? В венгерском случае это был корыстный мотив, как я считал. А что здесь? Деньги стряпчего на месте, документы его судебные тоже. Что нужно было убийце?
– Аглая! Я же вам и тогда говорила! Это тот же самый человек, что напал на меня и на других жертв.
– Да, похоже, что так. Однако есть кое-какие детали, которые в этом доме не укладываются в общую картину.
– Какие детали?
– Медный подсвечник, – ответил Комаровский мрачно. – И то, что насилие, учиненное над девушкой, было совершено уже после ее убийства, а не до. И само ее убийство. Все прежние жертвы остались живы. Почему злодей убил именно ее?
– Он бы и меня убил, если бы не вы, – возразила Клер. – Знаете, я давно, еще в юности, написала роман… книгу… И когда я работала над ней, то представляла себе все, что описываю, и словно видела это. Я опишу вам, что я вижу сейчас здесь, после ваших слов.
Евграф Комаровский заинтересованно кивнул – давайте.
– Вы предположили, что убийца путает следы и что проник он в дом не через окно, а вошел через дверь, которую ему открыл сам стряпчий. Ночь… они готовятся ко сну, вдруг стук в дверь. – Клер плавно повела рукой в сторону двери. – «Кто?» – спрашивает стряпчий, потому что в столь поздний час именно он, мужчина, идет к двери узнать, кого же принесло так поздно. Убийца ему называет себя и… по вашим словам, либо стряпчий абсолютно его не боится, либо наоборот – страх его столь силен, что он подчиняется требованию убийцы и впускает его. Он открывает дверь и… – Клер на секунду зажмурилась. – Сразу получает удар ножом в живот – прямо в сенях. Падает. На шум из горницы-залы спешит его полуодетая сожительница-кухарка, однако она получает страшный удар в лицо топором от убийцы. Все происходит очень быстро, в какие-то доли секунды – убийца буквально сметает их со своего пути и устремляется в комнату Аглаи. Все происходит так стремительно, что Аглая успевает лишь вскочить с кровати – ноты разлетаются веером по полу, перо из ее руки падает на пол… Она получает от убийцы удар топором…