«Эх, — подумал Турецкий, глядя в его серо- стальные честные глаза. — Задал бы я тебе вопрос, дорогой товарищ Платов, — где ты был все эти пять лет своего губернаторства, отчего все эти славные начинания ты отнес на второй срок?.. » .
А Платов говорил с пылкой убежденностью, и казалось, то, что слетает с его уст, для него действительно свято и он сам верит в это всем сердцем. И Турецкий поверил бы ему, наверное, если бы... Если бы не был тем, кем он был, если бы не провел за жизнь тысячи допросов, когда заведомые мерзавцы и божились, и землю ели, и вдохновенно врали с такой убедительностью, что им поверил бы и сам Станиславский.
— Так чем я могу помочь вам? — спросил Турецкий. — Как бы то ни было, каждый на своем месте, мы служим России, так что в конечном счете интересы у нас общие.
— Вот именно! — воодушевился Платов. — А значит, наша первая задача — не дать темным личностям прорваться во власть, оттеснить порядочных людей и установить диктатуру беспредела. Я обеспечу вам все условия, пойду на все. Вы должны найти и разоблачить организаторов этих ужасных событий.
— Слушаю вас, — сказал Турецкий и придвинулся к губернатору вместе с тяжелым креслом, всем видом выражая готовность оказать собеседнику всяческое содействие.
— Понимаете, Александр Борисович, ведь что получилось? Когда все это произошло, меня в городе не было. Обеспечение порядка было возложено на руководство областного УВД и ФСБ, и я со своей стороны предпринял все возможное, чтобы ничего подобного не случилось. И все же катастрофа разразилась. Спрашивается, почему? Вот на какой вопрос прежде всего вы должны ответить!
— Ну а зачем тогда мы здесь? — пожал плечами Турецкий. — Именно этим мы и занимаемся.
— Наверное, вы не поняли меня, — сказал Платов, понизив голос. — Необходимо форсировать вашу работу. Получить результат как можно быстрее! По крайней мере, в течение ближайшего месяца. Мне нужно реабилитировать свое имя и снять с себя эти вздорные обвинения, будто я отдал приказ спецназу ломать людям ребра... Потому что потом будет уже поздно.
— Я бы рад, — сказал Турецкий, — но, к сожалению, тут от нас мало что зависит. И ускорить события мы не в силах, если, конечно, нам нужен верный результат. Так ведь?
— И все же, — сказал Платов, — я думаю, что от вас зависит многое... Если вы нуждаетесь в средствах...
«Это уже смахивает на «барашка в бумажке»! — присвистнул про себя Турецкий. — Пусть предложение и высказано в самой туманной форме, однако имеющий уши да услышит. Эх, Турецкий, не теряйся, чего там! Теперь же никто не теряется по этой части. А он, надо думать, не поскупится... »
Но он как бы не услышал последних слов губернатора и сказал:
— Николай Иванович, что мы с вами ходим вокруг да около? Давайте прямо: если вы кого-то конкретно имеете в виду, назовите имя. А уж я со своей стороны попробую добыть факты и с фактами в руках подтвердить или опровергнуть ваши предположения.
— Я рад, что мы поняли друг друга, — облегченно сказал губернатор. — Собственно, ничего другого мне ведь и не надо...
— Но знайте, — сказал Турецкий, — я буду беспристрастен. То есть не буду ввязываться в здешние разборки ни на чьей стороне.
— Да, да! — воскликнул Платов. — Это подразумевается само собой.
— Ну а имя? — тихо спросил Турецкий.
И губернатор, подавшись к нему и не отводя своих серых нержавеющих глаз, так же тихо выговорил:
— Клемешев.
И они молча встретились глазами.
«Неплохо, — думал Турецкий, когда тот же джип нес его обратно по улицам Степногорска в сторону их «базового лагеря». Теперь можно будет вздохнуть полегче: материальное обеспечение наверняка будет на уровне: и люди, и транспорт, и связь... И мешать местные уже не осмелятся... Эх, если б знала моя благоверная, читая мое легкомысленное письмишко денька этак через два, какую заметную роль оно сыграло в деле нашей общей победы, если таковая, конечно, нам суждена».
51
А следующий день был ознаменован несколькими чрезвычайными событиями. И в московских газетах, и практически во всей прессе Степногорска появилось официальное заключение правительственной комиссии в связи с событиями, имевшими место на площади Свободы. Оно было коротким, бездоказательным, безапелляционным и явно продиктовано не столько серьезным анализом, сколько сиюминутной политической конъюнктурой.
Вся ответственность за случившееся возлагалась на руководящее ядро общественного движения «Гражданское действие», которое не сумело обеспечить порядок в своих рядах, проследить за поведением участников шествия и обеспечить необходимые меры безопасности в местах большого скопления людей. Персональная ответственность была возложена на лидера движения Русакова, чьи многочисленные необдуманные подстрекательские публичные и печатные выступления взвинтили страсти, и прежде всего в молодежной студенческой среде. Кроме того в числе митингующих было отмечено множество лиц в состоянии алкогольного и наркотического опьянения. Раздавались призывы атаковать и взять штурмом административные здания, где размещаются местные органы власти. В создавшейся обстановке действия вызванных для обеспечения порядка нарядов милиции и ОМОНа надо признать адекватными и правомерными.
Комиссия выражает соболезнования семьям погибших, а также всем пострадавшим во время уличных беспорядков и надеется, что следственная группа Генпрокуратуры Российской Федерации, расследующая настоящее дело, сумеет в ближайшее время полно, объективно и всесторонне разобраться в совершенном правонарушении.
— Ай да молодцы! — воскликнул Турецкий, закончив чтение вслух обоим своим коллегам сего унылого шедевра государственной мысли, и отшвырнул газету. — Ну конечно! Чего тут голову ломать? Так же проще всего. И нам, так сказать, указание, где именно искать и на чью голову валить. Просто плакать хочется... Правители!
— Вы лучше вот это почитайте, Александр Борисович! — сказал Рыжков и потряс над головой страницами городской молодежки. — Тут, кажется, кое- что поинтересней!
— Ну что там еще? — Турецкий вырвал газету из рук Рыжкова и раздраженно уставился на первую полосу. В глаза бросился аршинный заголовок: «Так за кого мы пойдем голосовать?»
Пониже, явно в продолжение начатой кампании, бойкие газетчики, явно подражая своим коллегам из «Московского комсомольца», на полублатном-полустуденческом сленге доводили до конца акцию по «размазыванию по стенке» нынешнего губернатора.
А в последнем абзаце всем читателям предлагалось разуть глаза и не ломать попусту головы над тем, кому править Степногорской областью. «Есть такой человек! — утверждали авторы. — Конечно, есть, и все его знают. Если кого и выдвигать на губернаторский пост, так бывшего мэра Клемешева, нашего Гену — молодого, инициативного, экономиста по образованию, совсем недавно показавшего пример, как должен вести себя политик нового поколения.
— Ну как? — спросил Рыжков. — Впечатляет?
— А то мы этого не ждали, — сказал Турецкий. — Это что, только первая ласточка, пробный шар?
— Ну да, — сказал Данилов, торопливо просматривая другие газеты, — ясно, он вступил в кампанию, причем хотят создать впечатление, будто это инициатива снизу, пожелание масс.
— Погодите, погодите, — сказал Рыжков, — тут, кажется, намечается цирк в лучших Жириновских традициях.
Действительно, в одной из газет на вопрос корреспондента недавнему мэру, верны ли слухи, будто он собирается выставить свою кандидатуру, Клемешев решительно отказывался подтвердить эти досужие домыслы. Он ссылался, во-первых, на то, что такой шаг мог бы быть неправильно истолкован жителями Степногорска, а его уход с поста мэра назван лукавым маневром ради обретения дешевой популярности. Во-вторых, на то, что его знают только в самом Степногорске, а жители области, как обычно, более консервативные и инертные, вряд ли пойдут голосовать за неведомого им «кота в мешке». И наконец, он жаловался на отсутствие средств для проведения предвыборной кампании в столь ограниченное время, для обеспечения необходимой информации, а просить о денежной помощи и без того разоренное до нитки население считает для себя совершенно недопустимым. Хотя, конечно, если бы он сумел стать губернатором, он навел бы порядок, и прежде всего начал бы с разоблачения тех, кто нажился в годы правления нынешнего властителя области, с решительного разрушения всей системы коррупции и круговой поруки. Он сменил бы всех чиновников, погрязших в поборах и казнокрадстве, восстановил бы «оборонку» и наладил бы экспортную торговлю основным товаром их города и области через систему прямых договоров и много еще чего...
— Ну, посмотрим, посмотрим, — задумчиво произнес Турецкий. — Как бы то ни было, а наша работа идет своим чередом. А что касается «Гражданского действия», они сумеют себя отстоять. Значит, так! Военный совет объявляю открытым. Давайте-ка взглянем на наши полевые карты и отметим, какие объекты мы уже отработали и что осталось.
Турецкий подошел к карте и поднес шариковую ручку к серому квадратику, изображавшему площадь Свободы.
— Вот примыкающие улицы. Вот дом, во дворе которого нашли трупы тех двух кавказцев. А вот... — Тут ручка выскользнула из пальцев, он вдруг резко наклонился, чтоб успеть ее поймать, и в этот момент зазвенело стекло, раздался характерный звук и, выбив пыль из стены, прямо в карту на уровне головы Турецкого ударила пуля.
— Шеф! — заорал Данилов, но Турецкий не впервые в своей жизни оказывался под обстрелом на боевой позиции. Он пластом рухнул на пол, успев выкрикнуть своим:
— Ложись!
Шторы были раздвинуты, и все трое понимали, что тот, кто вел обстрел, по всей видимости, из окна лестничной площадки дома напротив, а может, с крыши или чердака здания повыше, стоявшего в полутора сотнях метров, по-прежнему держит их в поле зрения оптического прицела. Все трое тяжело дышали.