– Ладно, на историю музыки опаздываю уже.
– Сначала поцелуй.
Я чмокнул ее в щеку, но Дашу это не устроило. Вцепилась своими губами в мои. От нее пахну́ло завядшими цветами – это такой сладковато-помятый запах. Через полминуты мы разнялись.
– Вечером встречаемся, – сказала она.
– Мне надо телефон сдать в ремонт. Срочно.
– По пути сдадим.
– По пути куда?
– В общагу. Светки не будет до послезавтра.
Валерию я нашел в шестнадцатом кабинете, где у нас обычно проходит ансамбль.
– Эм-м, привет, – весь мой напор, с которым шел сюда, мигом улетучился.
– Привет. Мы уже виделись, – улыбнулась Валерия.
Я вдруг понял, как глупо прозвучит то, что я хочу спросить. Дико нелепо. Неадекватно. Абсурдно. Я буквально увидел себя со стороны, как произношу это.
– Хотел спросить кое-что, – промямлил я, головой торча из двери, как чучело оленя из стены. Не мог себя заставить шагнуть внутрь.
– Спрашивай.
– Вчера на психологии, – начал я и замолк.
– Это весь вопрос? – кокетливо усмехнулась Валерия.
Стоп. Кокетливо?
Что это: у меня едет крыша или комната кружится? Надо с этим кончать.
– В общем, конфета, которую ты мне сунула в руки. Я хочу сказать, что это… как… Зачем?
– Конфета?.. Ах да! Это что-то вроде рулетки. Решила проверить, кому достанется. Уже когда все завязали глаза, мне пришла в голову эта идея. Глупо, конечно, – смутилась Валерия. – Да и я забыла потом, когда сняли повязки, посмотреть, кто с конфетой. Значит, это был ты? Вкусная?
– Да. Вкусная.
Игра «Кому достанется конфета». Да уж.
– Может, зайдешь? Или тебе нравится в дверях?
Как раз хотел уйти. И да, мне нравится в дверях.
– Конечно. В смысле, да. Зайду. Конечно.
Валерия рассмеялась.
– Ты такой забавный.
Во второй раз ее рассмешил. Интересно, это хороший знак? Что-то мне подсказывает, что слово «забавный» отстоит довольно далеко от слова «сексуальный». Примерно как Земля от Солнца.
Я столбом встал посреди кабинета, не зная, куда себя приспособить. И, наверное, поэтому Валерия сказала:
– Нот с собой нет? Могли бы вместо завтрашнего урока сегодня порепетировать. Или и сегодня, и завтра.
– Нет. Ну, то есть это не отказ играть, а в том смысле, что нот нет. Точнее, с собой. Я имею в виду, что с собой нет, а не то, что они у меня сейчас с собой.
Валерия снова рассмеялась, я покраснел.
Черт. Лучше бы вообще не заходил. Дурак-дураком, пришел, чтобы спросить про конфету. Детский сад. А теперь топчусь посередь кабинета, а Валерия надо мной смеется.
– Могу сбегать в библиотеку за нотами.
– Не надо, – через смех сказала Валерия. – В горле пересохло. Может, спустимся в буфет, выпьем кофе?
Мы расположились за дальним столиком, в самом конце зала. Я думал о том, что будет, если в буфет войдет Даша.
– Тоже фугу пишете по полифонии? – спросила Валерия. Она взяла себе чай, хотя звала меня на кофе, и сейчас подергивала пакетик за веревочку. Я взял себе кофе и смотрел, как она подергивает пакетик за веревочку, так, словно это интереснейший фильм.
– Да.
– Я не понимаю, как сочинять.
– Фугу?
– Да вообще. Музыку. Как композиторам это удается?
– Ну, все по-разному сочиняют, – сказал я и ложкой помешал кофе, хотя не клал сахар.
– Например?
– Бетховен обливался холодной водой.
Валерия усмехнулась.
– Дед у меня тоже обливается водой, но музыку не сочиняет.
– Бетховен так себя настраивал.
– Я поняла.
– А Брамс играл в оловянных солдатиков.
– Не уверена, что тоже буду, – улыбнулась Валерия.
Я еще раз размешал несуществующий сахар.
– Фуга – это, по сути, схема. Чтобы написать фугу, нужна только тема, а дальше – дело техники.
– Так говоришь, как будто это легко.
– Могу помочь с темой, если хочешь.
Предложил, ха-ха! Сам-то еще не сочинил, а уже другим рвусь помогать.
– Если тебе не трудно.
Валерия улыбнулась. Я пошевелил ложкой в своей чашке с нетронутым кофе.
– Мне не трудно. Можно прямо сейчас, если у тебя время есть.
– Давай, – кивнула она и посмотрела на мой кофе, на меня, снова на кофе. Ее чашка уже была пуста.
– Пойдем, – я поднялся. – Все равно не люблю кофе без сахара, – широко улыбнулся и чуть не опрокинул стул, выходя из-за стола. Валерия усмехнулась.
Все-таки я дурак, полный, как луна в полнолуние. Полчаса мешать кофе, а потом заявить, что не любишь без сахара, и гордо уйти. Уметь надо.
Когда мы уселись плечом к плечу – в общем, довольно близко – за пианино, я уставился на клавиши с единственной расплывчатой мыслью в голове, примерно такой: «Черные и белые клавиши… Что делать? Почему они разного цвета?» А ведь я пианист.
Через минуту Валерия сказала:
– Ты обещал показать мне, как сочинять тему.
Интересно, каково ей общаться с таким придурковатым типом, как я? Пока я тупо смотрю на клавиши, она разъясняет мне, зачем мы здесь. Отлично. Я просто мачо.
– Но учти, я так играть на фортепиано, как ты, не умею.
Как будто я умею.
– Ну вот, например, – и я нажал клавишу «до». Что делать дальше, пока не решил.
– Ты так сильно стесняешься меня?
От неожиданности я повернулся к ней. А она ко мне. В фильмах, когда лица оказываются на таком расстоянии друг от друга, следует поцелуй. Но мы не в фильме! – крикнул мне внутренний голос. И я уставился на губы Валерии. Думаю, она приняла это за ответ. Черт.
– Я не стесняюсь, – отвернулся от нее.
– Мне показалось, значит, – она опустила лицо. Улыбнулась.
– Мне срочно нужно сдать телефон в ремонт, – выпалил я.
– Да?
– Не подскажешь какую-нибудь мастерскую по ремонту телефонов?
Кажется, я упоминал, что я полный дурак?
Валерия улыбалась во все лицо. Снова ее насмешил? Я забавный, да?
Она рассмеялась, и я против воли придурковато заулыбался. Хотелось схватить себя за щеки и затолкнуть улыбку обратно в серьезно сжатые губы.
Но мы сидели и улыбались друг другу, пока я, опять неожиданно для себя, не спросил:
– Где ты взяла ту конфету?
– Ты такой смешной.
– Нет, правда.
– Не знаю, до́ма.
– А дома откуда появилась?
– Из магазина, Илья, – она закусила губу, видимо, чтобы снова не рассмеяться. Да уж, я со своими вопросами выглядел как шут. – Можешь перестать развлекать меня вопросами и расслабиться, – сказала она. – Я не кусаюсь, Илья.
– У меня отец пропал без вести девять лет назад.
Черт, мой язык – марионетка?! Кто дергает его за нитки? Кто бы ты ни был, немедленно прекрати!
Улыбка с лица Валерии немедленно исчезла.
– Я не знала.
– Конечно.
Выложил как на духу. Первой встречной, можно сказать. С этой минуты решил запереть рот на замок. Теперь – только по делу.
– Извини, я не знаю, к чему я это сказал.
– Да нет…
– И вообще, я и сам еще не сочинил тему для фуги, а уже предложил помочь тебе.
– Ничего…
– Поэтому я лучше пойду.
– Можно посочинять вместе, так даже лу…
– Встретимся завтра на ансамбле.
И я выскочил в коридор.
Что? Она предложила сочинять вместе? А я опять все испортил?
Ну и ладно. Настроение вконец испоганилось. Решил поискать Гену и вместе пойти в ремонтную мастерскую, о которой он упоминал. Тут до меня дошло, что я прогулял историю музыки. Посмотрел на часы – закончится через пятнадцать минут. Ладно, подожду окончания пары, а когда Гена выйдет, отправимся на поиски мастерской.
За событиями этого дня я умудрился забыть, зачем мне так уж срочно понадобилось чинить телефон. Мне звонил папа. Или померещилось, что звонил папа. Сейчас это казалось не более чем сном. Глупым, неинтересным, неважным. Ведь в глубине души я не верил. Не верил в вернувшегося папу. В живого папу.
Осталось починить телефон и убедиться в том, что я прав.
Когда мы вышли, фонари уже зажглись, а небо еще не погасло до конца.
– Ремонтная мастерская в соседнем доме с моим, – сказал Гена, и мы направились к трамвайной остановке.
Мастерская оказалась подвальным помещением с потрепанной белой вывеской. Мы спустились и внутри нас встретил прыщавый парень. Как увидел его, сразу подумал, что работает он один, сам принимает заказы, сам чинит.
– Смартфон починить нужно, – сказал за меня Гена. А я вытащил смартфон из кармана.
Парень взял его у меня, повертел в руках, нажал на кнопку включения – ничего не произошло.
– Утонул в луже, – пояснил я.
Парень усмехнулся.
– Скажите, а можно сразу включить и кое-что посмотреть?
– Тут разбирать надо, просушивать, проверять. Неделька-две. И не факт, что все функции восстановятся.
– А побыстрее можно?
– Побыстрее – подороже.
– Пусть подороже, – согласился я.
– Пять дней.
Когда вышли, Гена предложил зайти к нему, а я вспомнил, что с Дашей договаривались встретиться после пар.
– Вот черт.
– Что? – удивился Гена.
– Прибьет меня теперь. Я же без телефона. Наверняка ждала меня возле консерватории.
– Лера?
О Валерии и вспомнить было неуютно. Поплакался, что у меня отец пропал. До кучи потом еще и сбежал от нее.
– Слушай, Гена, я пойду обратно, к консерватории. Вдруг Даша меня до сих пор ждет.
От этой мысли по спине пробежал мерзкий холодок. Ладно, совру что-нибудь. Можно зайти в консерваторию с другого входа, а выйти через главный, как будто меня преподаватель задержал. Да, так и сделаю.
Обдумывая это, я уже шагал к остановке. Забыл попрощаться с Геной – просто ушел.
Перешагнул через грязный сугроб, чтобы подобраться к двери. В это время суток она должна быть открыта. Я заметил эту особенность за ней полгода назад, но пока не воспользовался. Через нее попадают внутрь подсобные рабочие и техничка, поэтому открыто бывает только ранним утром и около семи часов вечера.