Минут десять так и стою. Улица пуста, если не считать неподвижно лежащего в снегу мужика. Я не смотрю в его сторону. Немного придя в себя, я делаю шаг, другой – и вот уже иду прочь от этого места, мимо огромных спичечных коробков. Куда-то сворачиваю, затем еще раз. Появляются дома с табличками: «ул. Новосельная, д. 25», «ул. Новосельная, д. 27». В домах горят зажженные даже в такой поздний час окна. На пересечении с переулком «Зеленым» вижу телефонную будку. Направляюсь к ней.
Дашин номер сотового наизусть не помню. Звонить в общагу? Поздно. Комендантша отчитает – всё, чего добьюсь. Возвращаться домой тоже не планирую, несмотря ни на что. Пусть мама крепко подумает, встречаться ей с дядей Костей или нет, пока будет обзванивать больницы и морги в поисках меня.
С минуту решаю, кому бы позвонить, и набираю номер.
– Илья? Что-то случилось? У меня мама спит уже.
– Можно у тебя переночевать?
– Можно, – отвечает без раздумий и расспросов. В этом весь Гена.
Я кладу трубку, выбираюсь из будки и шагаю к трамвайной остановке.
– А что у тебя?.. – начал Гена.
– Поссорился с мамой.
– Может, лучше предупредить, чтобы не волновалась. Моя бы уже…
– Если ты против, чтобы я у тебя перекантовался, так и скажи – уйду.
– Нет-нет, я не против.
Гена встал на скрипучий стул и потянулся к верхней антресоли. Вытащил полосатый матрас. Пока он корячился, спускался, со скрученным матрасом в руках напоминая улитку, я думал об улице с безликими домами.
– Послушай, Гена, я тут забрел в какое-то странное место. Недалеко от Новосельной. Пустая улица, дома без обозначений, темные окна – как будто заброшенно всё. Не знаешь, что за улица такая?
– Давай карту города посмотрим, – Гена взял с тумбочки смартфон и принялся тыкать пальцем в дисплей. Через минуту он развернул его ко мне. – Вот Новосельная. Ее пересекает переулок Зеленый.
– Нет, это в другую сторону.
– В другую – парк и всё.
– Парк? – я посмотрел на Гену и осознал, прежде чем он произнес:
– Парк аттракционов. Там по периметру лесопосадки, а внутри – аттракционы. Судя по карте. Сам я там не был.
– А я был.
Облизываю пересохшие губы. Зеркальный лабиринт. Судорожно ощупываю карман джинсов. Обертка на месте. Вынимаю, разворачиваю. «Кости брошены, разбиты зеркала. Навсегда исчезнет кто-то: ты иль я?». Машинально в голове исправляю на «ты, Илья». Но сейчас меня волнует другая строчка. «Разбиты зеркала».
– Пойдем в парк?
– Сейчас?
Я задумываюсь. В Генином окне до черноты темно, должно быть, дерево собой закрывает небо.
– Завтра.
– Хорошо, после пар сходим.
Я ложусь на матрас, Гена выключает свет. Матрас жестковат, с комками.
– Завтра первой парой психология, – после длительной паузы говорит Гена.
– Ну и что?
– Да ничего, – многозначительно тянет он.
Я смотрю в потолок. На нем черные узоры, как в моей комнате. Тени цветов в горшках на подоконнике. Выглядит так, будто множество пауков вытянули свои лапы и застыли.
– Анну Ивановну увижу, – говорит Гена.
Я молчу.
– Ходят слухи, что Анна Ивановна по образованию психотерапевт, а не психолог. Ну, или психиатр, что-то такое. И кроме консерватории работает еще и в психушке. Как ты считаешь, она красивая? – предпринимает третью попытку Гена и даже свешивает лицо ко мне.
– Не знаю. Не очень.
– Конечно. Для тебя Лера красивая, – кажется, он разочарован моим ответом. – Если бы Лера предложила тебе встречаться, ты бы бросил Дашу?
– Она не предложит.
– Откуда ты знаешь, может, предложит?
– Нет.
– Колись, между вами что-то произошло? – Гена чуть не падает с кровати в попытке заглянуть мне в лицо.
– Спокойной ночи, – я отворачиваюсь. И зачем он приплел к разговору Валерию? Теперь я вспомнил наш неудавшийся поцелуй. Завтра увижу ее на психологии. Как смотреть в глаза?
На пару по психологии мы с Геной опоздали. Ему приспичило сделать вид, что я зашел за ним, и какое-то время ушло на то, чтобы дождаться, когда его мама закроется в ванной. После этого я вышел в подъезд, позвонил в дверь и вновь зашел. Когда Генина мама появилась на кухне, я уже сидел за столом вместе с Геной. Мне кажется, она даже не заметила маневра. Хватило бы той фразы, которую Гена сказал ей:
– Илья зашел за мной. Вместе в консерваторию пойдем.
Поэтому, когда мы с ним со звонком заглянули в кабинет психологии, все – и студенты, и Анна Ивановна – уже были внутри. И места, на которые я рассчитывал, чтобы спрятаться от Валерии, – на последнем ряду – были заняты. Зато свободна парта прямо за спиной Валерии и ее соседки. Просто отлично.
Первые минут пятнадцать я пялился на ее затылок и не слышал, о чем лекция. Сегодня она собрала волосы в хвост и была видна тонкая бледная шея. Не знаю, чувствовала ли они спиной, что за ней сижу именно я, или нет. А я не мог оторвать взгляда от ее кожи, никогда не видел ее так близко. Разве что в прошлый раз, когда пытался поцеловать.
– …витаете в облаках?
Я не сразу понял, что обращаются ко мне.
– А?
На меня обернулись почти все. Что за люди? Надо же быть такими любопытными. Валерия не обернулась.
– Что вы сказали, я упустил? – спросил я Анну Ивановну, мысленно обругав ее за то, что привлекла ко мне столько внимания.
– Хотела персонально у вас узнать, поняли ли вы инструкцию?
Какую еще инструкцию? Чего она привязывается «персонально» ко мне? Уже не в первый раз.
– Да.
– И что нужно сделать?
Она меня злит. И чем она так нравится Гене? Вредная какая-то.
Гена тянет руку, чтобы спасти меня, но Анна Ивановна даже не глядит на него.
– Вы не слушали меня?
– Слушал.
– Тогда расскажите нам инструкцию.
Когда кончится эта пытка?
– Инструкцию? Ну, вынуть пылесос из коробки, включить штепсель в розетку, нажать кнопку с надписью «вкл»…
– После пары зайдите ко мне.
Анна Ивановна сердито отворачивается. Справа от меня кто-то сдавленно смеется.
– Ты чего? – шепчет Гена.
– Да надоела, каждый урок заговаривает именно со мной, зазывает в свой кабинет, как будто я тут самый псих. Терпеть не могу психологов.
И сам не пойму, с чего так горячусь. Хочется сбежать с этой пары ко всем чертям, но сдерживаюсь.
На наш стол опускается два листочка. Оказывается, нужно нарисовать автопортрет и сдать листок. Анна Ивановна перемешает рисунки и раздаст в свободном порядке. Каждый получит чей-то портрет и должен будет не только определить, чей, но и рассказать о чертах характера, которые он увидит в рисунке.
– Как можно по рисунку характер определить? – шепчет Гена.
– Скоро узнаем.
Через полчаса я отдаю свой листок и получаю какую-то краснолицую девочку с двумя коричневыми косичками. Оглядываю кабинет. Вроде никого похожего. Как я угадаю по этой каляке, кто ее автор? И уж тем более, какой у автора характер? Показываю Гене рисунок, он в ответ показывает мне доставшийся ему. У Гены мальчик с черными волосами и синими глазами.
– Похож на парня со второго ряда. Вон, посмотри, – показываю ему.
– Да, наверное. А твоя ни на кого не похожа.
– Вот именно.
В этот момент замечаю рисунок в руках у Валерии. Из-за ее плеча мне видна только половина, но этого достаточно. Мой рисунок. Но… Черт, лицо на нем не мое, а скорее…
Валерия оборачивается, коротко глядит мне в глаза, давая понять, что узнала, чей это рисунок, и отворачивается. А когда Анна Ивановна спрашивает, не хочет ли кто-нибудь выступить первым, вдруг у кого-то есть такое желание, рука Валерии резво вскидывается вверх на середине фразы «есть такое желание».
Валерия поднимается с места и говорит:
– Психологический анализ данного портрета показывает, что его автор…
Я смотрю на листок, подрагивающий в ее руке. Это же Тот. Я нарисовал Тота. Но я пытался изобразить себя! Как так вышло?
– …что его автор – робкий, неуверенный в себе юноша, не способный сделать выбор, когда дело касается личных отношений. Возможно, он боязлив и в других сферах жизни.
– Как вы это поняли по рисунку? – интересуется Анна Ивановна.
Она поняла это без всякого рисунка, мысленно отвечаю я. Чувствую, как кровь приливает к лицу.
– Линии слабые, прерывистые, – говорит Валерия. – В учебнике по психологии, в разделе «Проективные методики», сказано, что это признак нерешительности.
Анна Ивановна удовлетворенно кивает. Я готов выхватить рисунок и порвать в клочья. Вижу, с каким интересом глядит на него Даша. Сейчас Анна Ивановна задаст главный вопрос и…
– Как вы думаете, чей это автопортрет?
Черт.
Валерия медлит. Она стоит боком ко мне. Выжидательно пялюсь на ее лицо, поэтому замечаю, как она быстро скашивает взгляд на меня, прежде чем ответить.
– Я не знаю. Не определила.
Анна Ивановна смотрит на нее с сомнением, затем смотрит на меня – уже без всяких сомнений. Думаю, щеки у меня красные, как у Деда Мороза. Сейчас скажет же…
– Это всё, что мне удалось определить по рисунку, – быстро говорит Валерия, не дав Анне Ивановне вставить свое слово, и опускается на стул.
– Что ж, – медленно проговаривает та, – для первого раза неплохо.
Я выдыхаю. Валерия не выдала меня.
Лицо Тота ложится на парту рядом с ее рукой. И превращается в мое лицо. Теперь человек с рисунка похож на меня, но пару минут назад…
– Илья Королев нам расскажет про тот рисунок, что достался ему, – слышу я голос Анны Ивановны. Видно, она решила сегодня оторваться на мне по полной.
Поднимаюсь с места. Беру рисунок и разворачиваю его к Анне Ивановне лицом:
– Я ничего не понял: ни кто это, ни какой у нее характер. Мне тонкие прерывистые, толстые сплошные, среднего нажима и так далее линии ни о чем не говорят, – произношу я, а сам смотрю на Валерию. А Валерия, развернувшись на стуле, смотрит на меня. – И вообще, линии не умеют говорить.