– Послушай, Илья, возможно, он потерял телефон или испортил как-то. Поэтому теперь не получается дозвониться. Не волнуйся.
– Он не поздравил меня с днем рождения.
– Мне жаль, – Валерия сочувственно кивнула.
– Дело не в этом. Он никогда не забывает такие вещи. Он мой друг, понимаешь?
– Понимаю. Думаешь, что-то случилось?
– Не знаю, – я прошелся взад вперед.
– Не волнуйся заранее.
– Я попробую. Но цветы…
– Что с ними?
– Сохнут, сколько бы я ни поливал.
– Может, мало льешь?
– Я много лью. Валерия, цветок, который я поливаю, сохнет, а тот, что стоит рядом, наоборот, истекает водой.
– Звучит жутко.
– Я не знаю, что думать. Это похоже на сон.
Валерия взяла меня за руку и легонько сжала.
– Может, ты не выспался?
– Хочешь сказать, что мне мерещится?
– Необязательно, – медленно проговорила Валерия. Видно было, как она подбирает слова. – Переутомление сказалось. Всякое бывает.
– Я не знаю. Ничего не знаю.
– Хочешь, я сбегу с пары и пройдемся по свежему воздуху? Погода солнечная.
Она готова пропустить пару ради меня. Ее глаза светятся. Мы будем гулять с ней. Снова. Я мечтал об этом. На секунду меня охватывает надежда на что-то. Такая, как запах весны – радушная надежда, готовая пообещать всё что угодно. Но в следующую секунду это проходит. Чувство, родившееся во мне давно, уж и не вспомню когда, выросло, повзрослело, встало на ноги и готово завладеть мной теперь полностью. Это чувство бессмысленности. Все тщетно, я ощущаю это каждой своей клеткой. Бесполезно. Ничего не будет – вот что я чувствую уже давно. Может, с детства. Еще когда выбирал этот путь – посредственного пианиста без перспектив – во мне оно жило.
Мы не пойдем гулять. Валерия не прогуляет пару. Валерия вернется в кабинет, за ней закроется дверь. Меня никто не спасет.
– Так что? – с энтузиазмом говорит Валерия.
– Не надо прогуливать. Тебе потом зачет сдавать.
– Точно? – не понимаю, разочарована она моим ответом или испытывает облегчение, что не придется прогуливать.
– Точно, – киваю. И ухожу.
Я в помещении, освещенном тусклым синюшным светом. Рядом какая-то женщина.
– Готовы? – спрашивает.
Готов? К чему?
Перед нами на длинном железном столе сверток размером с…
Это не сверток. Черный непрозрачный целлофан с молнией посередине. Молния наглухо закрыта.
– Когда будете готовы, скажите.
Женщина отходит на пару метров и отворачивается.
Я не буду готов никогда. Как я сюда попал? Смотрю на дверь. Она железная, как и стол.
Выпустите. Выпустите.
– Готов, – говорю против воли. Женщина возвращается.
– Уверены?
– Да.
Медленно открывает молнию. Слышу каждый перестук собачки о пластиковые зубчики.
Там пусто. Я радуюсь, как ребенок, смотрю на женщину, улыбаюсь.
– Понимаете, – говорит она и косится с тревогой на мою улыбку, – из-за воздействия воды внешность почти неузнаваема, поэтому…
– Там пусто, – говорю я весело.
– Возможно, и не получится определить…
– Там пусто.
– Если вам тяжело воспринять, – говорит женщина и тревожно глядит на меня, – продолжим в другой раз, хорошо?
– Там пусто, – я смеюсь. Она что, не видит, что там пусто?
Смех рождается из низа живота, а потом поднимается. Так происходит всегда. Утробный смех. Мы его как бы выкашливаем, как нечто вредное для организма.
– Вам плохо? – женщина хлопает меня по лопатке, а от этого только смешнее.
Бежит к двери и нажимает красную кнопку.
«Красная кнопка. Сейчас все взорвется. К чертовой матери – всё это помещение, я и она – всё взлетит. Наконец-то». Боже, как же это смешно.
– Артем, уведи его и дай успокоительное.
– А у меня оно есть? – Артем хмур и непроницаем. Забавный парень.
– В аптечке.
Они берут меня с двух сторон. Зачем? Я хочу остаться. Я тяну руку к черному свертку. В горле гибнет мой смех с какими-то утробными булькающими звуками.
От резкого толчка просыпаюсь. Мутно перед глазами. Что такое?
– Парень, не проспишь свою остановку? – кто-то трясет меня за плечо.
Непрозрачное, туманное стекло. Окно трамвая. Запотело от моего дыхания.
Оборачиваюсь. Мужчина, который тряс меня за плечо, выжидательно смотрит. Киваю, тогда он отходит.
Опять сон. Какой-то странный сон. Угораздило же заснуть прямо в трамвае.
На следующей выхожу.
Я снова у двери Гениной квартиры. Хочу поискать номер его мамы – может, где-нибудь записан. Позвоню ей, узнаю, все ли в порядке.
Вставляю ключ в замочную скважину. Ключ идет с трудом. Подклинивает, что ли? Пытаюсь всунуть дальше – стопорится. Приседаю на корточки, вытаскиваю ключ и смотрю в замочную скважину, словно это может помочь.
Неожиданно дверь подается мне навстречу. Значит, они вернулись? Услышали, как я копошусь, и вот уже открывают дверь.
– Молодой человек, что вы делаете? – спрашивает меня какой-то лысый мужик со среднестатистическим лицом, выглядывая из Гениной квартиры.
– От-открываю, – заикаюсь я. – А вы… вы…
– Не ошиблись ли вы дверью? Вы здесь явно не живете, – мужик сводит брови.
– Я не живу, меня друг попросил поливать цветы, пока его не будет.
– Друг? Какой друг?
– Гена. Он живет здесь с матерью.
– Какой еще Гена? Послушайте, вы наверняка ошиблись. Может быть, домом?
– Я приходил сюда.
– Когда? – мужик явно удивлен моим заявлением.
– Вчера. И позавчера. И раньше.
– Так. Приходили сюда, значит? И кто вас впускал?
– Никто. Я ключом открывал. Вот этим, – показываю связку. – Мне Гена дал.
– Слушай, если это розыгрыш, то тебе лучше убраться, – сердится мужик.
– Нет-нет.
– Никакого Гены мы не знаем. Живем в этой квартире с женой вот уже восемь лет.
– Как?
– А вот так, – мужику надоедает беседовать. Дверь хлопает перед моим носом.
Что все это значит? Достаю телефон, звоню Гене.
«Набранный вами номер не обслуживается или не существует».
Что за черт?
Как оглушенный, выхожу на улицу. Как это понимать? Где Гена? Почему его квартира больше не его квартира? И мало того, никогда не была его квартирой. Чья это игра? Может, это розыгрыш? Может, кто-то сменил замки на входной двери и нанял мужика, чтобы он сидел в Гениной квартире и ждал меня?
– Это может быть только Тот. Это он украл мою фугу и продал ее всем подряд – лишил меня моей темы! Это он придумал превратить гостей на дне рождения в моих двойников, чтобы свести меня с ума! Потом – сухой цветок… Как Тот попадал в Генину квартиру? У него был дубликат ключей? Приходил и заменял политый цветок на высохший. Теперь хочет меня добить: убедить, что Гены не существует. Не выйдет, Тот! Гена мой друг, мы знакомы несколько лет… он с мамой на похоронах дяди… он скоро вернется… А твоя имитация, Тот, раскрыта. Самая крупная имитация за всю историю полифонии – имитация Тота – раскрыта! Я обо всем догадался, Тот! Это ты все подстроил! Ты! Ты! Ты!
– Ты еще не ушел? – мужик выглянул из квартиры Гены. – Чего разорался?
– Признайтесь, вас наняли, чтобы вы меня разыграли?
– Что?
– Высокий светловолосый парень нанял вас. Чтобы свести меня с ума.
– Парень, по-моему, ты уже слегка того. Давай-ка уходи сам, чтобы мне не пришлось провожать.
– Просто скажите, что это Тот.
– Какой еще «тот»?
– Андрей, кто это?
Рядом с мужиком появилась женщина в фартуке.
– Какой-то ненормальный.
– Что ему нужно?
Из квартиры доносился запах жаренных на масле пончиков. Только сейчас заметил. Тяжелый запах заполнил всю лестничную клетку.
– Молодой человек, что вам нужно? – вежливо поинтересовалась женщина в фартуке. Мужчина глядел на меня свирепо.
Запах пончиков и горячего масла – такой знакомый, страшно знакомый – забил легкие и мешал дышать.
– Ничего, – выдавил я из себя.
Сбежал по лестнице вниз и на улице, по инерции, еще долго продолжал бежать.
«Фуга – это бег».
Бежал, пока не выбился из сил.
И остановился у дверей консерватории. Отдышался.
– Фуга – это бег. Я хочу играть фугу. Свою фугу. Слушать каждый голос, проводящий мою тему. Пропоста в нижнем голосе – пропавший отец. Затем риспоста – пропавший я. Страшные стретты в среднем разделе – встреча с двойниками. Монотонный ракоход – тихая смерть. И полная боли кода. В коде тема возвращается в своем первоначальном виде. Хочу играть. Дайте же мне, черт возьми, просто играть!
– Заходить будете?
Я вздрагиваю и отстраняюсь от двери. Мимо меня протискивается и входит в консерваторию парень, искоса глянув на меня и неловко улыбнувшись. Наверное, слышал мой монолог. Ну и плевать. Я хочу играть.
Вхожу следом за ним и сразу, прямо в куртке, бегу на третий этаж. Быстрее! Играть! Это спасет меня. Я отключусь. Я смогу не думать. Только играть.
Дергаю ручку тридцать шестого кабинета. Сейчас увижу Юрия Васильевича.
– О, какой человек пришел, – скажет он и прошаркает мне навстречу. А потом приставит второй стул к пианино. Я сыграю ему свою фугу. Она моя, а никакого не Тота. В ней описана моя жизнь, мои воспоминания. А их нельзя украсть. Пусть продаст ноты хоть всей консерватории, мою жизнь ему не украсть!
– Хотели что-то спросить?
За пианино сидит рыжеволосая полная женщина в очках, а рядом с ней понурая худенькая девушка, не поднимающая взгляда от клавиш.
– Мне Юрия Васильевича, – говорю. – Он в другом классе занимается?
– Юрий Васильевич?
– Да.
– А кто это?
– Педагог по полифонии.
– В консерватории нет такого педагога. По полифонии у нас Юлия Владимировна и Асхат Валиевич. Может, вы перепутали? Покажите мне расписание.
Она ждет.
– Расписание у вас с собой? Там рядом с номером кабинета всегда указана фамилия педагога. Вы новенький? Первокурсник?