А три строящихся бронепалубных крейсера второго ранга, с водоизмещением 5000 тонн, и два, «Аметист» и «Агат», тоннажем в семь тысяч, да пять миноносцев, были тому свидетельством. «Буян», «Баламут» и «Задира» были переработанным проектом быстроходного крейсера 1 ранга ВМС САСШ «Олимпия», спущенного на воду в 1898 году.
Все они были крейсерами-разведчиками второго ранга, но, при этом, очень хорошо вооружёнными, благодаря трепетному вниманию Феликса фон Штуббе и его брата Герхарда, а также их артиллерийскому заводу. Крейсера были легко бронированными и быстроходными.
В 1902 году все пять крейсеров и пять миноносцев прибыли своим ходом в Санкт-Петербург, где были оснащены, каждый, 203-мм орудиями и 152-мм орудиями, дополнительно получив двенадцать 75-миллиметровых пушек.
Все орудия, кроме 75-мм, получили броневые щитки для защиты расчёта в бою от осколков, но закрытых бронебашен не имели. На броненосных крейсерах первого ранга было установлено вдвое большее число тяжёлых орудий, а именно, четыре 203-мм и восемь 152-мм, но уменьшено количество 75 миллиметровых орудий.
Благодаря слабому бронированию, малому весу, хорошим двигательным установкам и не проблемными котлами системы Никлосса, а более совершенными котлами системы Бэбкок-Уилкокс, отчего лёгкие крейсера развивали скорость до двадцати семи узлов, а тяжёлые — до двадцати трёх.
В том же 1902 году на верфи «Фор Ривер» были заказаны ещё два броненосных крейсера первого ранга, такого же водоизмещения, как и «Аметист» с «Агатом», названные «Варяг» и «Викинг», и с таким же вооружением, но получились они немного больше и лучше.
В конце 1903 года оба крейсера были отправлены в Санкт-Петербург, где были оснащены вооружением, и в начале 1904 года вошли в состав флота, вслед за первыми пятью крейсерами и пятью миноносцами, построенными на верфи «Фор-Ривер».
Постройка крейсеров позволила Сосновскому получить другой военный заказ на строительство подобных кораблей, но теперь уже от Сената САСШ. Леон Сраке́, неожиданно для самого себя, стал исполнительным директором судостроительной верфи «Фор-Ривер» и оказался в числе известных промышленников, всего лишь, за один год.
Компания и банк бешено развивались. И Сосновский предложил Луишу остаться здесь, но ни Луиш, ни Мария не согласились, они уже жили в Америке и не горели страстным желанием оставаться здесь дальше. Пересказав все новости, которые произошли с ним лично и с Мамбой, Луиш засобирался в обратный путь.
Сосновский тоже закинул «удочку» в своей среде, указав на заманчивую кандидатуру царя Иоанна Тёмного, как завидного жениха. И кто-то даже откликнулся на это. Но было понятно, что этих невест просто хотели откровенно продать, и никакого финансового или политического потенциала ни одна из них принести не могла.
А Мамба давно вышел из того состояния, когда ему была нужна просто жена, пусть красивая и даже умная. Ему сейчас нужны были только её связи и положение в обществе. А всего этого в Америке никто не собирался предлагать, в угоду пресловутой сегрегации.
Семейства Ротшильдов, Рокфеллеров и Барухов, имевших свои финансовые интересы в Африке, только посмеялись над Сосновским, который осторожно предложил кандидатуру Мамбы в качестве жениха, попросив об этом Левински, имевшего контакты со всеми этими семействами.
Что ж, мир не переделаешь, и Луиш отправился обратно в Африку. Доплыв до Джибути, он добрался до Аддис-Абебы, а потом и до Хартума, где находился Мамба, доложив ему о неудовлетворительных результатах своей миссии.
Мамба встретил его с радостью, внимательно выслушав, а потом отреагировал, как в анекдоте.
- Ну, что Ленин?
- Выслушал внимательно!
- Да??? Добрейшей души человек, я бы убил сразу!
Я внимательно слушал Луиша, ничего интересного он мне не сообщил, всё это я уже знал из газет, доставляемых сюда напрямую из Каира, в которых всё было расписано яркими красками. Особенно мне импонировали их заголовки.
«От ворот — поворот», «Европейские невесты показали свою гордость!», «Замуж за дикаря? Вы шутите?».
Было несколько интервью, от прочтения которых у меня повысилась кислотность желудка и слюноотделение. (Я просто представил, как медленно их съедаю, чуть-чуть, самую малость, поджарив на пальмовом масле). В общем, цирк и театр, в одном гадком, облёванном флаконе.
Все эти подробности смакуемых прессой оскорблений, меня интересовали, поскольку постольку, как антураж общей сцены. Занавес этого театра был уже опущен, а спектакль окончен. Данная пьеса была тщательно изучена, проанализирована, разобрана по полочкам, и на основе впечатлений были сделаны соответствующие выводы, и приняты меры.
Эмоции вредны, когда ты уже мыслишь не только категориями «плохой-хороший». Нет такой должности — «хороший» парень. У человека, наделённого большой властью, как у авиационного истребителя, действует пароль «свой-чужой», на основе которого он и принимает решение.
Тем более, пока Луиш путешествовал по Европам и Америкам, прибыло известие о том, что ко мне на встречу едет, а точнее, плывёт рейхсминистр по делам колоний, Оскар Вильгельм Штюбель, с целью…
Цель его была мне не ясна, её данный министр собирался озвучить уже на месте. И вот, пока Луиш отсутствовал и предавался самобичеванию, кстати, маузер, подаренный кайзером, был нереально классным! Спасибо ему за него! Так вот, пока Луиш шлялся по невестам и отпугивал их своим загорелым и щегольским видом, вот же бессовестный! И ведь не стыдно же ему перед Марией. Просто Мария — святая женщина, СВЯТАЯ… Вот, пока он нахваливал мои кучерявые седины и мощное телосложение, в определённых местах (пресс я имел в виду), я провёл встречу в «верхах», с этим самым министром.
Разговор состоялся в Хартуме, на нем, кроме Емельяна Муравья и раса Алуллы, присутствовал ещё и Аксис Мехрис, которого я назначил министром торговли и развития Судана.
Кроме них, мне ещё портил настроение отец Пантелеймон, хмуривший насупленные брови, отрицая всё подряд и громко возмущаясь, какого рожна он здесь сидит. Сидел он здесь без причины, а только потому, что я так захотел, предполагая в нём агента Священного Синода и играя с ними открытой колодой.
Мне не хватало только евреев, этих вечных финансовых деятелей, с неизменным чувством денег и предприятий, сулящих невиданные прибыли. Уж в этом никто не может им дать фору, никто!
Шнеерзон, сволочь, не приехал, а уплыл делать Мамбаленд. Сосновский сидит в Америке. Один Аксис Мехрис при мне, и больше никого. Короче, у всех африканских евреев насморк, и они потеряли нюх на деньги, а может, боятся ставить на чёрную лошадь.
Суеверные они, эти каббалисты, так их и так, а жаль. Деньги нужны не только им, а то одни армяне, да арабы крутятся под ногами, работать мешают. Но вот, думаю, придут и они ко мне, а я? Я тоже не умею денег зарабатывать! Надо хоть с чашей своей работать, «мутить» эликсиры, да продавать, но пока ни времени нет, ни сил.
Злой я очень, ненависть к горлу подступает и оглушает. Да так, что ни есть, ни пить неохота. Потом, вроде, отпускает, а как вспомню окровавленную Заудиту, так опять к горлу комок, в голове шумит, и глаза красной пеленой накрывает. Но не время давать волю эмоциям, не время.
Разговор же с Оскаром Штюбелем состоялся такой…
Делегация, возглавляемая им, прибыла во дворец, где в отдельном зале, увешанном арабскими коврами, со стоящим посередине простым прямоугольным столом из красного дерева, с красивыми узорчатыми ножками, они и заняли свои места.
- Хотелось бы узнать, с чем ко мне прибыла столь внушительная комиссия, — начал я разговор на русском языке, просто из вредности и злости на кайзера.
- А, ммм. Шпрехен зи дойч? — абсолютно растерялся от такой наглости Штюбель.
- Нихт ферштейн, — обрадовал я его.
- Арабского я также не знал. В итоге, мы нашли переводчика, и разговор продолжился.
- Германия, в моём лице, предлагает вам заключить с нами торговый договор, на поставку товаров из Африки.
- Что конкретно вы предлагаете? — уточнил я, и дальше начался торг.
Подробности его никому, я думаю, не будут интересны. Обычное скупердяйство, с обеих сторон. Хорошо, что хоть стеклянные бусы и ржавые ножи не предлагали в обмен на слоновую кость. Но Штюбель даже ошалел от понимания того, что я во многом разбираюсь, пусть и плохо.
Меня же интересовали механические плуги, молотилки, другие сельскохозяйственные механизмы и, конечно, оружие. В общем и целом, мы пришли к согласию, и затем перешли к секретной части договора, во время которого были удалены все, кроме Муравья и раса Алуллы, от которого у меня не было тайн.
Выдержав глубокую паузу, Оскар Штюбель сделал неожиданное, для меня, заявление.
- Кайзер Германии, Вильгельм II, был неприятно озадачен, нежеланием невест из Европы идти с вами под венец. В знак того, что ему неприятна сама эта ситуация, которую он пытался сгладить небольшой наградой вам, в виде медали, он нашёл для вас невесту.
- Вы должны понимать, что за каждым шагом кайзера следят наши враги, и он не мог поступить по-другому. Но ему, как и Германии, нужен союз с вами, и этот союз должен быть, непременно, военным. Африка сейчас оккупирована англичанами и французами, и Германии это не нравится.
- Кроме того, Португалия нанесла вам смертельное оскорбление, прилюдно отказав в руке наследной принцессы и даже не взяв от посла ваш портрет. Вы не можете этого простить, и Германия поддержит вас.
Я озадаченно смотрел на Штюбеля, удивляясь его словам, отчего, незаметно для себя, даже стал барабанить по столу костяшками пальцев. А Штюбель продолжал.
- Португалия находится в союзе с Британской империей, тайно ее поддерживающей, а значит, она является для вас врагом. Германия, в моём лице, предлагает вам напасть на территорию португальской Анголы и Северной и Южной Родезии, на территории которой находятся войска Британской Южно-Африканской компании. (Эти территории назывались Матабелелендом). Кроме этого, вы можете захватить и Бечуаленд, если сможете, конечно.