«В начале 1904 года Япония нападёт на Россию, и первое нападение произойдёт в Порт-Артуре, на крейсер Варяг. Адмирал Макаров подорвётся на «Петропавловске», а вся Тихоокеанская эскадра погибнет в бою с японцами, в результате чего Россия проиграет, а в стране начнётся революция, подстёгнутая этим поражением. Никому нельзя верить, ни французам, ни, тем более, англичанам. Моё дело предупредить, ваше — сделать всё возможное, чтобы не проиграть».
П.С. Мазут лучше, чем уголь, а корабли должны быть однотипными. Сражайтесь до конца, тренируйте экипажи в стрельбах до кровавого пота, не сидите в портах. Бойтесь огня от японской шимозы, расстреливайте трусов, и судьба, быть может, изменит своё мнение, а история совершит не то, что предначертано. Иван Климов в чужой жизни, Иоанн Тёмный в этой».
Прочитав оба письма, Феликс фон Штуббе долго сидел в полной прострации, а перед его глазами мелькали картины будущих сражений, горящих кораблей, гибнущих людей, и победно развевающийся флаг с Восходящим Солнцем.
На следующий день он собрался, и ничего не сказав жене и детям, уехал в Санкт-Петербург, забрав оба письма, и не обращая внимания на долгую дорогу. Город встретил его моросью и пронзительным, пробирающим до самых костей, ветром.
Феликс был из остзейских немцев, большинство из которых, особенно из обедневшего дворянства, с восемнадцатого века служили в русском флоте, поддерживаемые династическими связями и патронажем высокопоставленных остзейцев. И гибель русского флота не могла оставить его равнодушным, и не была для Феликса пустым звуком.
Он верил Иоанну Тёмному, и дело было не только в том, что тот никогда не ошибался. Дело было в том, что он догадывался, что не всё так хорошо в Императорском флоте. Об этом говорил и Герхард, и другие флотские офицеры, с которыми Феликс иногда пересекался, будучи в деловых поездках. И он решил приложить все усилия, чтобы изменить ситуацию в целом, либо попытаться повлиять на неё в частностях.
Герхард, прочитав оба письма, потянулся к трубке, и, набив её табаком, задумчиво раскурил. Ароматный дым, быстро перешедший в нестерпимую вонь, для бросившего курить Феликса, поплыл сизыми клубами по всей комнате, где они расположились в глубоких креслах. Герхард долго молчал, потом спросил.
- Ты веришь всему этому, Феликс?
- Да, Герхард!
- Хорошо, тогда я… Тогда я тоже!
- Что касается первого письма, то люди найдутся, за такие деньги и преференции они готовы ехать хоть в Африку, хоть в Новую Зеландию. У многих долги, нищая безрадостная жизнь, многочисленные дети, которых надо ставить на ноги.
- И, как верно заметил твой вождь, есть инвалиды, которые еле сводят концы с концами, и они тоже нужны. Ведь им не надо идти в атаку, они будут воевать головой. Я сегодня же напишу и отправлю с ближайшей оказией письма всем своим знакомым офицерам, а те — своим знакомым. Думаю, нужные люди наберутся довольно быстро.
- За пару месяцев мы найдём ему опытных офицеров. У тебя есть деньги, для аванса им?
- Да, Герхард, у меня есть деньги на три месяца жалования, оговорённого в письме, из расчёта на двадцать человек.
- Превосходно, найдём шестьдесят, и выплатим им деньги за месяц, это не проблема. Теперь ко второму твоему письму. Оно, как бы это сказать, оно… шокирует. Тебя, наверное, когда ты его первый раз прочитал, тоже?
- Да, Герхард, я прочитал его пару десятков раз, и согласен с ним, хоть и не во всём. Надо что-то делать! Времени осталось совсем немного, если Россия проиграет в этой войне, последствия для неё будут катастрофическими!
- Согласен. Его текст я отправлю в Адмиралтейство и многим своим флотским друзьям, служащим на флоте. Остзейцы своих не бросают. А что тут говорится про трусость? О ком это?
- Я не знаю, Герхард. Думаю, что кто-то побоится брать на себя ответственность за проведение операций, желая отсидеться на базе, либо не примет боя, или ещё что-нибудь. Ты не хуже меня знаешь, какие разные люди сейчас служат на флоте.
- Не все водили в бой эскадры, кто-то водил в бой только винные бутылки в кают-компаниях, на царских яхтах, либо в штабах на берегу. Это всем известно! Иногда, чтобы не проиграть, проще ничего не делать, и ты не будешь ни хорошим, ни плохим. Это ведь так удобно многим начальникам. Ты же знаешь таких, Герхард?!
- Эхх! Ну, да ладно. В этом письме есть дельные предложения. Я приложу все свои усилия, Феликс, что-нибудь, да получится… Поезжай домой, я напишу тебе.
Император Николай II читал текст на сером листке бумаги, который сейчас лежал разглаженный на его колене, обтянутом дорогим сукном парадной формы.
- Это что, очередное пророчество Иоанна Тёмного? — спросил он у императрицы. Откуда оно у тебя, Аликс?
- От одного из флотских офицеров. Мне передали его, вместе с букетом шикарных роз и несколькими красивейшими статуэтками, прямо из Африки. А посмотри, какую шляпу, с роскошным пером, мне доставили из модного шляпного магазина месье Сюваля. Он получает страусовые перья прямо из Центральной Африки, у него договор с каким-то остзейским немцем, а тот знает Иоанна Тёмного лично, вот он и просил сделать для меня подарок. А месье Сюваль передал мне эту замечательную шляпку, — и императрица, надев на голову действительную красивую шляпку, начала крутиться перед огромным зеркалом из венецианского стекла.
- Правда, красивая, Ники?
- Гм, правда, ты в ней отлично выглядишь, Аликс.
- Скажи мне, Аликс, ты, правда, веришь той чуши, что написана в этом пророчестве?
- Конечно же, нет, любимый, наш флот — самый сильный флот на свете!
- Ну вот, а отчего же ты тогда так настаиваешь на том, чтобы я прочитал его и принял меры.
- Я?! Я не настаиваю, Ники, я просто беспокоюсь. Все эти ужасные пророчества. Они неприятны, я хочу, чтобы они не сбылись, никоим образом. Да, Ники, ты же сделаешь так, чтобы они не сбылись. Да, любимый?! Меня не надо расстраивать! О, я так устала, — и императрица картинно заломила белые холёные руки, повторив жест одной из популярных артисток.
Императрица только недавно разрешилась от бремени четвёртой дочкой, и император старался лишний раз не спорить с ней.
- Хорошо, Аликс, я учту это… предостережение.
- Вот и хорошо, любимый, а то я начинаю расстраиваться и беспокоиться.
- Не расстраивайся, родная, мы не можем проиграть. Корабли строятся, а Япония не настолько сильна, как ты думаешь. Мы победим! — успокоил её Николай II, и они удалились на обед.
В процессе разговора император сложил пресловутое письмо и положил его в нагрудный карман мундира, а потом, подхватив супругу под локоток, увёл её обедать.
Глава 13 Ангола.
Февраль 1902 года в Конго выдался дождливым. Штаб африканских войск, сформированный в городе Банги, заливало дождём, который хлестал, как из ведра. Барон Иван Францевич Литке подставил руки под дождевую струю, стекавшую с крыши навеса, и побрызгал в лицо набранной в горсть водой.
- Хух! Дождевая вода радовала прохладой и частотой. Находившаяся неподалёку река Убанги вздулась от влившихся в неё потоков и заметно вышла из берегов, набрав в себя как воду, так и приплывший вместе с ней мусор.
Штаб только сформировался, в него вошли полтора десятка офицеров, отдавших многие годы своей жизни военной карьере, но, по разным причинам, не всегда зависящим от них, так и не смогли её продолжить. Никто из этих офицеров, к сожалению, в Российском Генеральном штабе не служил.
Выбор у Иоанна Тёмного был небогат, и поэтому начальником штаба африканских войск был назначен полковник в отставке Красовский Сергей Петрович, бывший начальником штаба корпуса во время русско-турецкой войны 1877-78 годов.
Все остальные офицеры также воевали, кто в русско-турецкой войне, кто участвовал в Ахал-Текинской операции, а кто, под командованием генерала Комарова, в сражении при Кушке. Были офицеры, поучаствовавшие в подавлении боксёрского восстания в Китае, и даже в Памирской экспедиции генерала Ионова.
Люди подобрались абсолютно разные, но все много повидавшие. Всего было нанято пятьдесят девять офицеров, часть из которых ушли начальниками штабов в орду (корпус) и тьму (армия), а из остальных был сформирован Африканский полевой штаб. И сейчас этот штаб взял в свои руки бразды правления всеми войсками Иоанна Тёмного. Связь между батальонами осуществилась гонцами с почтовых станций.
Это были специально отобранные юноши и девушки, быстроногие, с отличной фотографической памятью. Их задача была доставить письмо, или запомнить слова, которые они повторяли, как попугаи. Но, что особенно поразило русских, это фельдъегеря на страусах.
Эти, вооружённые пистолетами, воины неслись на крупных птицах по саваннам с огромной скоростью, восседая на конструкции, чем-то отдалённо напоминающей седло. Вместе с седоком страус развивал скорость до тридцати-тридцати пяти километров в час. Единственным препятствием для страуса были джунгли. Это была не его среда, и все почтовые станции так и были разделены. Саванна — страусы, джунгли — люди-фельдъегеря, реки — лодочные станции с почтовыми лодками, и саванна — снова страусы и люди.
Всё формировалось с нуля и требовало обкатки и притирки, но времени на это уже не было. Все обученные воины отмобилизовались и собирались на сборные пункты в крупных городах и селениях, где располагались оружейные и продуктовые склады. Там им выдавалось оружие, боеприпасы, походное имущество, продовольствие и другие необходимые вещи.
Батальонам придавались станковые пулемёты Максима и миномётные батареи. Пулемётные и миномётные расчёты готовились отдельно и, по сути, были в роли огневого прикрытия, а не орудиями наступления. Такими же были полевые батареи, состоящие из горных орудий, но их было слишком мало.
Ручные пулемёты «БигМак» присутствовали в каждой полусотне по одной штуке, а пулемётчик был десятником. Каждый из воинов нёс кожаный мешок, в котором находился кусковой сахар, завёрнутый в тряпицу, а кроме этого, запас сушёных фиников, сухари, сушёное мясо, вяленые бананы, орехи и запас чистой воды, плещущейся в высушенных на солнце тыквах.