тяготы и вара жизненного дне успокоение в благословенной старости. Но в это именно время послышался зов туда… Такова участь многих избранников Божиих, подвижников и споспешников добра.
Непостижимы судьбы Вышнего, но перст Божий ясно виден. По окончании первого семилетия (издревле священное число), на радость и в поучение нам, добрый Венценосец Наш со всем благословенным Семейством и ближайшими соучастниками в труде правления чудесно спасен от страшного крушения. Приходит к концу второе семилетие мирного царствования, и в эти самые дни вновь раздается слово Господне, воззвавшее от нас Нашего доброго Царя, несмотря на все усилия любви нашей удержать Его здесь. Знаменательный урок для нас, значение которого раскроется в последующих судьбах России.
Да будет для нас утешением, что судьбы эти в руках Провидения. С верою и упованием помолимся, да воздаст Господь почившему Императору Нашему за самоотверженный труд жизни, за все доброе, Им сделанное для нас, там, в землях живых, Своею великою и богатою милостью, и чувства любви, преданности, покорности, воспитанные Им в нашем сердце, перенесем к Наследнику Его труда и славы Благочестивейшему Государю Императору Николаю II.
Думы(статья из журнала «Гражданин»)
В своем гробе слышишь ли Ты, – что плач стоит над необъятным простором Твоей России, потому что солнце ее закатилось; по Тебе Русская земля стонет. Ей говорят, что Тебя уж нет более с нами…
Но Ты только прилег и уснул.
Спи тихо, наш Царь!
Ты устал от работы, с тех пор, как Ты лил чистые слезы перед Богом, надевая Царский венец, Ты вытерпел много – Ты ковал нашу славу и счастье; теперь руки ослабели и пали.
Спи, отдыхай, Богатырь земли Русской!
Там, куда Тебя позвали, Тебя спросят о Твоем деле и о той православной державе, которою Ты владел и за которую отдал свою жизнь; и тогда предстанет за Тебя страна Твоя пред Престолом, где будет состязаться с Тобой Царь царей, и тоска России оправдает Тебя.
Веровала в Тебя Русь, дышала Тобой и рвалась на молитву, чтобы сохранить Тебя. Но Ты был нужен на небе ожидавшему Богу. Там собраны те, которые, как Ты, не сказали в жизни льстивого слова и не щадили себя за врученных им людей. На Твою правду молились тьмы русского племени, и небо удивилось ей и захотело Тебя.
Император Всероссийский Александр III.
Литография. 1881
Говорят, что Тебя с нами нет. Но глубокую тайну хранит в себе Русь, уповая, что Ты ее не покинешь и в новой силе поднимешься ее вечным заступником, болея за нее, как и прежде. Не погаснет никогда на Тебе венец Твоего Царского страдания. Твоей заботе не суждено конца, у Тебя с Россией не будет разлуки.
На русской земле Твой сын, на небесах Твоя молитва!
Спи безмятежно, Кроткий Работник! Твоя правдивая жизнь запала нам в душу, и Царский завет Твой будет нерушим, завет веровать в нашу Русь и служить ей, как Ты послужил ей всей Твоей мыслью и силой до смерти.
Бодро мы станем, вдохновясь Твоим именем, и будем мы думать: Ты с нами и, когда мы увидим Тебя, Ты спросишь ответ с нас. А пока надежен покой Твой: вокруг Тебя мир, который хранил Ты, и верная Россия, а на родном небе горит Твоим светом древнее слово: «Бог не в силе, а в правде».
Ясная святыня великого племени, Вождь, навеки избранный русскими сердцами, спи в отраде под знаменем Христова креста!
На русском стяге запечатлено Твое имя. Никогда оно не умолкнет в русском народе. Спи среди возвеличенной Тобою родины, покрываемый русской любовью.
Для Тебя у России нет смерти. Спи тихо, наш праведный Царь!
Воскресенье, 23 октября
Так теперь уже не умирают, – сорвалось с губ одного русского человека, после того как он прочитал с благоговением появившееся в газетах краткое описание последних минут почившего Государя…
И действительно, так не умирают в наше время, ибо трудно себе представить того человека, который мог бы, проживши известное число лет жизнью нашего времени и нашего века, быть в последнюю минуту настолько спокойным, чтобы сказать: «Я спокоен», – и ждать смерти так, как ее ждет в своей душной избенке наш русский крестьянин, этот стихийный философ и стихийный христианин.
Но дело в том, что так мог умереть наш Многовозлюбленный Царь, потому что Он так жил…
Так не живут уже теперь, можно было всегда сказать, глядя на жизнь почившего Государя с благоговейным удивлением, столь же искренно, как сказал русский человек про Его кончину, что так нынче уже не умирают…
Еще старший покойный Брат его, Цесаревич Николай Александрович, любуясь Его духовною кротостью, сказал 30 лет назад про Него: душа Его чиста, как самый чистый кристалл…
Тогда, когда эти слова были сказаны, Великому Князю Александру Александровичу было 17 лет. Три дня назад в Ливадийском дворце, 32 года спустя, душа человека, бывшего 16 лет Наследником Престола, 13 лет Государем, 28 лет супругом, на 50-м году жизни является перед целым миром, с нею прощающимся, и перед Богом, ее встречающим, такою же чистою, как самый чистый кристалл…
С. К. Зарянко. Цесаревич Александр Александрович в мундире лейб-гвардии Атаманского полка, шефом которого он был. 1867
Великий князь Александр Александрович, командир 1-го батальона Л.-Гв. Преображенского полка в 1864 году
Чтобы сие было возможно, ясно, что надо было, чтобы жизнь этого Русского Государя была такая, какою теперь не живут… И этой-то жизни, и только ей, мы обязаны всем тем, что с Россиею случилось благого в эти 13 лет. Вероятно, многие, за это время, умы в разных своих маленьких сферах жизни увлекались своим «я» до гордой мысли, что они что-то значат, что-то делают в истории своего отечества… А еще более за это время перебывало таких людей, которых удача, удовольствие, роскошь, нажива значительно испортили духовно или, наоборот, которых неудачи озлобили и вооружили против жизни!.. Но был один человек на Руси за это время, Который ни разу о Себе не подумал, ни разу про Себя не вспомнил, – а рядом с этим, на Которого ни одно внешнее условие жизни, в сфере беспредельно широкой жизни, в сфере всемирной, следовательно, полной обольщений без конца, и при постоянной возможности сильного влияния личных впечатлений на жизнь, ни одно, говорю я, внешнее условие жизни не подействовало, то есть не могло подействовать, ибо в этой хрустальной душе все было для восприятия Божественного долга, но ничего не было, чем бы восприять дурное впечатление, чем испортиться, чем вооружиться против людей, некогда было этой душе, всецело отданной долгу, останавливаться на суетных деталях жизни: досуг между делом отдавался Жене, Детям, добру и прекрасному, и в этой душе не было никакой возможности зародить или заронить те семена, которые постепенно привязывают к жизни разными искусственными и мелочными, но всегда портящими душу связями… Оттого, когда почивший Государь вступил на престол и в первый день после 1 марта перед Ним явились старые государственные люди – все они почувствовали какое-то сильное и необыкновенное впечатление от этой чистоты души, от этого царения в Молодом Царе правды… И это-то и была чудовищная сила государя, в 13 лет успокоившего до основ Свое царство и умиротворившего всю землю, в пределах образованных народов, считавших тогда Россию последнею по образованию страною… И вот замечательное для русской души сопоставление… Возлюбленный Царь ее, Которому, в расцвете лет, не было ни одной причины желать смерти, но были все причины желать жизни, – умирает, говоря растерзанной горем Спутнице, Другу 28-летней жизни: «Я спокоен, будь и Ты спокойна», – и затем Он закрывает глаза и засыпает вечным сном, и вся необъятная Россия, измученная горем, спокойна; ни одного шелеста, ни одного трепета беспокойства за будущее, ибо слова умиравшего Царя: «Я спокоен», – означали убеждение чистейшей души умирающего Царя, что Он дело Свое совершил, и Россия спокойна…
А 13 лет назад, в ужасный вечер 1 марта, не то было: Россия не была спокойна… Она не знала, куда идти…
13 лет прошло, и Россия спокойна, ибо познала: куда идти…
Следовательно, благо начало царствования Молодого Государя Николая II. Россия успокоена чистою душою Его Отца; Россия восприняла в душу свою веру в порядок от чистой души Ее возлюбленного, почившего Умиротворителя.
Слышу с разных сторон в эти тяжелые дни слово популярность… Его прилагают к той оценке, которую люди теперь пытаются делать прерванной жизни нашего возлюбленного почившего Государя… Иные так искренне произносят это слово «популярность», как нечто выше, чем похвала…
О, Боже мой, – хочется сказать этим людям, – как то, что совершается теперь во всех концах мира с минуты, когда Царь Александр III отошел от нас к Богу, – профанируется этим словом «популярность», и как это воздаяние оплакиваемому Царю должного ничего общего не имеет с популярностью.
Популярность есть воздаяние уличною толпою дешевых, ничего не стоящих похвал тому, кто именно искал этого прославления толпы и приобрел его тем единственным способом, каким оно добывается: ухаживаниями за людскими слабостями и сделками со своей совестью…
И сколько людей чествовали и хвалили этим словом XIX века.
Сердце больно сжимается при одной мысли, что в оценке отнятой у нас жизни Царя Александра III может быть допущено слово «популярность»; чтобы его допустить, надо для этого слова умалить себя, свои чувства, свои мысли, а в особенности умалить Того, Кого оплакивает людское сердце совсем особенным образом…
Есть нечто неизмеримо высокое и таинственно глубокое в том, что происходит теперь при людской оценке угасшей Царевой жизни… В конце XIX века в этом мире человечества, где, казалось, все новые страсти заглушили все старые чувства, и культ материи во всех ее миллионах проявлений убивает все старые духовные предания, – пробуждается какое-то высокое, чисто духовное настроение, соединяющее всех людей у смертного одра Русского Государя, чтобы оплакивать в нем преданного Человека-Монарха и Носителя всех прекрасных идеалов правды, честности и долга, чтившихся когда-то, не забытых теперь.