Как прекрасна власть, когда она понимает и исполняет свое назначение. Сколько величия в этом Царе, которому повиновался и вместе с тем обожал многомиллионный народ, в этом Царе, бросившем грозный взгляд на Европу. Возмущенный безнравственным и недостойным союзом трех против одного, Он громовым Своим голосом сказал: “Довольно!” – и, бросив Свой меч на наиболее легкую чашку весов, установил равновесие и обеспечил мир мира.
Излагая подобные мысли, я отнюдь не забываю той опасности, какою может угрожать абсолютная власть интересам наций при неправильном пользовании, но, с другой стороны, я не могу игнорировать то жестокое заблуждение, в коем мы уже давно пребываем, благодаря правительству, созданному самим же народом. Я с грустью наблюдаю бесплодную болтовню, напрасную суету наших собраний, в которых участвуют самые посредственные, недостойные люди, попавшие в число депутатов по глупому капризу избирательного большинства; с не меньшим сокрушением смотрю я и на представителей нашей власти, представителей почти безответственных, в большинстве случаев не умеющих желать и не знающих, чего, собственно, следует им добиваться.
Сколько смут, раздоров, беспорядков. Какой во всем недосмотр! Какое бессилие власти! Но никогда не следует падать духом. Быть может, переживаемая нами эпоха является агонией той великой социальной агитации, которая вот уже столетие как совершается во Франции. Так точно океан еще долго шумит и подымает высоко свои могучие волны после того, как затихает ветер и проясняется небо. Будем надеяться, что спокойствие и порядок восторжествуют и дадут жизнь разумной свободе, согретой братскою любовью. Среди наших опасений и неуверенности как не удивляться великой, непреклонной и притом безусловно свободной воле, воле определенной, твердой, не встречающей никаких противоречий, не знающей никаких преград, воле, какую являл собою Император Александр III, создавший франко-русское соглашение, поставившее народы тройственного союза как бы в крепкие, железные тиски. Совершив это великое деяние, Он приобрел всеобщую благодарность. Мощною рукой поддерживал Он мир, правда, мир вооруженный, но в наше еще слишком варварское время другой и невозможен; вместе с тем Он не потерпел вопиющей несправедливости и позволил Франции вновь занять подобающее место среди великих народов.
Об этом поклянемся никогда не забывать.
Посмотрите на чудесные результаты великой воли. Они продолжаются, они пережили Того, Кто сказал: “Я так хочу”! Первые слова, сказанные молодым Монархом, свидетельствуют о Его твердом намерении приять как священное наследие политику Своего Родителя. Как человек, Император Александр III завещал Своему Сыну самые высокие и самые трогательные добродетели; как Император, Он оставил по Себе память как о монархе, вся жизнь которого была посвящена добру и правде. Как только жизнь покинула незабвенного Императора Александра III, Его Сын, Император Николай II, сейчас же заявил, что и Он желает быть другом Франции, и все французские сердца, преисполненные чувством сыновнего горя, откликнулись на этот высоко-великодушный призыв.
Одна из парижских газет предложила возложить, по подписке, венок на гробницу почившего Императора. Это прекрасно, но Франция уже давно послала Ему другой, несравненно более ценный венок, скованный из прочного металла – из золота нашей дружбы; он украшен самыми чистыми бриллиантами – нашими слезами, вызванными чувством глубокого горя».
Бывший французский министр иностранных дел Флуранс, потрясенный известием о кончине Императора Александра III, написал для «Золотой Книги» нижеследующие строки.
«Вся Россия в настоящую минуту погружена в глубокую печаль; пусть же она знает, что и Франция разделяет ее скорбь. Взаимное сочувствие обеих наций выразилось в Кронштадте и Тулоне, но сегодня, более чем когда-либо, сердца обеих наций бьются в унисон.
Изображение Александра III на червонце 1894 года
Император Александр III был истинно русским Царем, какого до Него Россия не видала. Конечно, все Романовы были преданы интересам и величию своего народа. Но, побуждаемые желанием дать своему народу западноевропейскую культуру, они искали идеалов вне России, вне мира, чисто московского; они искали эти идеалы то во Франции, то в Берлине, а также отчасти в Швеции и Англии. Император Александр III пожелал, чтобы Россия была Россией, чтобы она прежде всего была русскою, сам Он подавал тому лучший пример. Он явил Собою идеальный тип истинно русского человека. В этом смысле память о Нем навеки сохранится среди русского народа, видевшего в своем Царе чуть не легендарного великого героя.
Будучи наиболее русским, Император Александр III в то же время искренно и вполне бескорыстно любил Францию. Среди Его предшественников все, или почти все, удостаивали Францию чувством симпатии и расположения, и это чувство сказывалось с особенною силою в тяжелые для Франции времена. Но как ни было искренно это чувство расположения, оно часто колебалось среди других, не менее искренних тенденций; в силу политических осложнений и комбинаций, оно нередко отходило на второй план.
Прежде чем взойти на Прародительский Престол, даже раньше, чем стать, вследствие преждевременной кончины Цесаревича Николая, Наследником Престола, Александр III уже понимал и любил Францию. Он еще более привязался к ней после перенесенных ею невзгод. Он с напряженным вниманием следил за прогрессивным возрождением ее сил; с искреннею радостью приветствовал Он каждый фазис ее пробуждения к новой жизни.
Если Он согласился принять участие в союзе трех империй, то, как это докажут дипломатические документы, когда они станут достоянием истории, Он это сделал с единственною целью отвлечь от нас вражеские силы. Позднее, когда Он увидел, что Франция достаточно окрепла, Он поспешил порвать старые связи, чтобы завязать новые, более искренние и прочные и согласные с Его мудрыми предначертаниями.
Я никогда не забуду тот день, когда Император Александр III в первый раз удостоил меня высокой чести принять у Себя в Гатчине. Он пригласил меня к семейному завтраку, причем указал мне место рядом с Императрицей. Я никогда еще не слыхал ни от кого, кто бы так тепло, сочувственно и лестно отзывался о дорогой мне родине. Однако в то время Император имел основания быть недовольным Францией за неожиданное отозвание из Петербурга французского посла Лабулэ. Лабулэ был отозван в тот самый момент, когда между ним и Императором была окончательно обусловлена программа приема французских моряков в Кронштадте, после которого предполагалось, при содействии французского посла, пользовавшегося особенным доверием Императора, выработать еще более широкий проект.
Александр III, пользовавшийся в то время всеми радостями молодой Семьи Своей, с особенным удовольствием готовился к встрече французских моряков, к которым, в качестве старого генерал-адмирала, Он питал чувство особого расположения. Он радовался вновь увидеть в Петербурге французские национальные цвета, которых там не было видно со времени печальных и в то же время славных дней бомбардирования Кронштадта. Три раза повторил мне Александр III Свое Императорское приказание передать президенту республики Карно, что русский народ встретит французских моряков, как родных братьев, а Он примет их, как детей своих.
В следующем году, когда Император Александр III удостоил меня чести вторичного приема в том же Гатчинском дворце, тень отеческой скорби уже омрачила Его чело, так уверенно и смело управлявшее величайшею в мире империей. Императрица в то время отсутствовала. Ее Величество находилась при больном Сыне, Великом Князе Георгии Александровиче, здоровье которого сильно печалило сердца родителей. Император, показав мне несколько предметов, приобретенных Его Величеством на французской выставке в Москве, как то: люстру, бюро, стоявшее тут же в кабинете, бронзовые статуэтки и другие вещи, – в самых теплых, сердечных выражениях заговорил со мною о больном Сыне, а также об отсутствии Императрицы, до сих пор еще ни разу не оставлявшей Его одного.
И. Е. Репин.
Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года, в день столетнего юбилея со дня его учреждения. 1903
Затем Его Величество сообщил мне, что наследник Престола принимает личное участие в занятиях Государственного Совета. Император с гордостью говорил о способностях и любви к делу Своего старшего Сына, в Котором, по словам Его Величества, уже и тогда была заметна твердая воля и решительный характер. Его Величество, прощаясь со мною, посоветовал мне представиться Наследнику Цесаревичу, что я, конечно, не замедлил исполнить. При представлении Наследнику Русского Престола я прочитал в Его глубоком взоре безграничную любовь к Своему народу. Я тут же понял, в какие достойные руки перейдет внешняя политика Императора Александра III и что Франция с полною надеждою может взирать на будущего Русского Императора. В то время я был очень далек от мысли о том печальном событии, которое повергло нас всех в глубокий траур.
Французский народ обладает удивительным инстинктом угадывать тех, кто умеет его понимать и любить, и, в свою очередь, платить глубоким уважением и искреннею привязанностью; посмотрите, с какою сердечностью сочувствуют французы горю, постигшему русский народ, а также великой скорби Августейшей Семьи, Которая всегда будет служить примером семейных доблестей…
Несмотря на то, что уже давно утрачена была всякая надежда на возможность выздоровления, все же роковая весть как громом поразила нас. С трудом верится, что не стало Того, Кто еще так недавно находился в цветущем состоянии, подавал столько надежд в будущем, суля мир и благоденствие всем народам, Того, Кто так много сделал для Франции и всего цивилизованного мира. Никогда еще кончина Монарха не вызывала столь глубокого сожаления со стороны всех народов.
Я не буду говорить о безысходном горе русского народа. В силу исконных заветов, всосавшихся в кровь и плоть русского человека, русский народ смотрит на Императора как на горячо любимого отца, почитает Его чуть ли не наравне с Богом. Тем более обожал русский народ почившего Императора Але