ниях к сближению с Германией, с целью нарушения Европейского мира.
Наши деревни, равно как и города, глубоко убеждены в том, что нет такого пункта на земном шаре, где бы интересы Франции могли бы встретиться с интересами России, а потому Франция не имеет причин отказывать в посильном содействии в развитии и преуспевании России, являющейся защитницею всеобщего мира. Это доверие нашего народа по отношению к русским встретило полное сочувствие среди русского народа. Славяне туго воспринимают впечатления; они не так-то скоро пришли к убеждению, что французы относятся к ним с полной искренностью, и теперь, раз вся нация прониклась подобным сознанием, было бы в высшей степени неблагоразумно отрывать ее от Франции для того, чтобы бросить в объятия Германии и Англии.
Находясь на смертном одре, изнемогая в борьбе со страшным недугом, обыкновенно поражающим тружеников, Александр III может утешать себя сознанием, что плоды совершенных Им деяний не умрут вместе с Ним.
Франция никогда не забудет благодеяний, оказанных ей Императором Александром III. Кончина Царя-Миротворца повергнет всю Францию в глубокий национальный траур».
Франсуа Делонкль,
Депутат
«Франко-русская дружба уже не требовала никаких доказательств.
Зачем же понадобилось, чтобы дружба эта явила еще новые доказательства силы и прочности перед смертным одром Александра III. Дружба эта, вызывающая удивление и уважение всего мира, с трогательною торжественностью сказалась в глубоком горе обоих великих народов. Невозможно сказать, для кого, для Запада или Востока Европы, эта преждевременная смерть будет иметь более тяжкие последствия.
Не только друзья, но и враги Его политики, словом, весь образованный мир, стремящийся к мирному процветанию, понесет с Его кончиною громадную потерю.
Никто не сделал так много для дела мира, никто так сильно и искренно не стремился к утверждению всеобщего спокойствия, дабы дать народам счастье мирного процветания.
Перед Его твердою, непреклонною волею, неизменно направленною ко благу человечества, покорно преклонялись даже и самые строптивые и воинственные политики. Всякий, сознавая всю идеальную чистоту Его стремлений, вместе с тем понимал также, что эта воля не умела отступать, и что раз было задумано, то так и должно было случиться. В нашем народе, преклоняющемся перед всем великодушным и честным, Он пробудил горячую к себе любовь. Царь заговорил первый, скромно, но твердо и таким тоном, что все немедленно прониклись к нему чувством полного доверия. Это доверие по отношению к иностранному, почти незнакомому Монарху пробудило в нас веру в самих себя, воскресило национальную уверенность.
Со времен Кронштадта, когда Император впервые пренебрег традициями и официальною осторожностью, и мощный голос Его был услышан далеко за морями благоговейно внимавшими народами, русско-французский союз получил свое основание. Это была минута, громадные последствия которой невозможно предугадать.
В самой бедной лачуге, в самых глубоких уголках Франции, самые неразвитые, наивные люди и те были проникнуты радостным сознанием, что Франция вышла из своего изолированного положения; все сознавали, что значение тройственного союза побледнело, что у нас есть могущественный союзник. Франция и Россия, связанные чувством взаимной симпатии и общности интересов, прониклись сознанием необходимости общей дружеской деятельности по пути прогресса и мирного процветания.
Это отрадное сознание поможет нам с твердостью перенести посылаемое нам тяжелое испытание. Но помимо горечи, вызванной безвременною и неожиданною утратой великого благодетеля всего человечества, достойно заслужившего беспредельную благодарность всех народов, в сознании этих народов проснулось чувство беспокойства перед неизвестным будущим.
Все основания, вызвавшие и закончившие наше сближение, и поныне остаются в прежней их силе; ничто не пошатнулось в здании, сооруженном Его великой мудростью и основанном на взаимных симпатиях обоих народов. Известно нам также и то, что новый Император всегда горячо разделял взгляды Своего почившего Родителя. Но, – кто знает, что может случиться?
Почивший Монарх был истинным Миротворцем; с этим эпитетом Его имя перейдет и в историю.
Я не стану распространяться о том, что с неожиданною кончиною Императора мира, император-войны остается один, без надлежащего надзора.
Было бы безрассудно отдаваться слишком уже пессимистическим предчувствиям. Будем верить в спасение Европы и народную мудрость. Пожелаем только, чтобы умиротворяющее начало, коим была проникнута политика покойного Императора Александра III и какое завещал Он миру, оставалось в прежней своей силе и после Его кончины.
Мы не сомневаемся в том, что Его Августейший Сын останется верен политике мира; с этой стороны мы вполне спокойны.
Уповаем мы также и на то, что никто не осмелится сбросить маску и всяк устоит, хотя бы из чувства нравственной и материальной боязни, перед соблазном нарушить общее спокойствие, – но мы были бы еще спокойнее, если бы политические стремления покойного Императора находили большее сочувствие в тройственном союзе, не умеющем скрыть свои слишком уже жадные аппетиты».
Тристан (Эрнест Жюдэ)
(Petit Journal)
«Сердца всех французов погружены в глубокую печаль! После тяжелой агонии Император Александр III скончался, унося с Собой в могилу благоговейное уважение всего мира, безграничную скорбь Своего народа и беспредельную благодарность Франции.
С свойственной этому великому уму дальновидностью почивший Император сознал, что интересы России требуют сближения с Францией, что необходимо установить европейское равновесие путем заключения союза между народами, населяющими Восток и Запад европейского континента.
Чтобы достигнуть этого соглашения, Император нашел средства, действительно способные поразить воображение масс. Не поступаясь Собственным достоинством, равно и не задевая нашей национальной гордости, Он поведал миру о том, что Россия протянула руку Франции, и этого было вполне достаточно, чтобы обеспечить мир.
Был ли бы он в состоянии всегда поддерживать созданный Им мир? Эту тайну будущего Он унес с Собою в преждевременную могилу. Во всяком случае, если в Его царствование и была бы война, то, наверное, она была бы вызвана серьезными и высокоблагородными побуждениями.
Эта вера в Него всех народов будет вечно окружать чудным, лучезарным ореолом память о Нем. Многие исторические имена прославлены громкими, блестящими подвигами, но никто не заслуживал такой благодарности, ничья кончина не вызывала столько слез, сколько проливается теперь над гробницею почившего Монарха.
Да почиет мирно в вечном сне великий друг французского народа.
Россия устроит своему Императору великолепные, грандиозные похороны. Франция вся, без различия партий, единодушно присоединится к скорби, удручающей русский народ. Во Франции не найдется ни одного дворца, ни одной самой бедной хижины, где бы не оплакивали безвременную кончину великого Монарха; короче, – Франция погружена в национальный траур».
(Le Petit Parisien)
«Кажется, за эти дни было сказано все, что можно было сказать о Великом Государе, в течение двенадцатилетнего царствования служившем примером не только для Своего народа, но и для всех остальных Монархов. По отношению к Своим народам он являл Собою пример великих добродетелей: неутомимой деятельности, глубокого сознания долга и поразительной последовательности и силы воли, словом, всех качеств, наиболее свойственных русской натуре. Монархам он показал, чего может достигнуть прямой и сильный ум, не останавливающийся ни перед какими затруднениями для достижения раз намеченной и строго обдуманной цели; Он не подчинялся посторонним влияниям, во всем была видна Его личная инициатива. Благодаря всем этим высоким качествам, он быстро справился с тем ужасным положением, в каком находилась Россия в момент кончины Императора Александра II. В течение немногих лет Он водворил порядок и спокойствие там, где царили смута и крамола. Преследуя политику мира, почивший Император и явил пример великой воли. Чтобы упрочить мирное настроение Европы, Он не задумался радикально изменить направление политики России, практиковавшейся его предшественниками. Создав новые политические комбинации, он даровал Европе мир, прочный и благодетельный, за то вся Европа, в порыве благодарности, оплакивает ныне безвременную кончину Великого Монарха-Миротворца.
Старший представитель французской миссии, отправляющейся в Петербург, чтобы присутствовать на погребении останков в Бозе почившего Императора, генерал Буадефр, и наш посол в Петербурге, граф Монтебелло, сумеют обратить внимание Его Величества Императора Николая II на искреннее сочувствие всей Франции, оплакивающей кончину незабвенного Монарха. Телеграммы, венки и иные доказательства нашего сочувствия помогут представителям Франции выполнить их задачу. Впрочем, новый Император и не нуждался ни в каких с нашей стороны проявлениях симпатий и сочувствия, будучи в них заранее уверен. По восшествии на Престол, Император Николай II в самых милостивых выражениях благодарил президента республики и нашу армию за выказанное ими сочувствие по случаю горя, постигшего Россию. Это милостивое внимание Его Величества свидетельствует о том, что политика Его покойного Родителя останется без всякого изменения и при новом царствовании. Высочайший манифест, изданный по случаю Восшествия на Престол, утвердил в народе уверенность в дальнейшем сохранении мира – мира, главною опорою которого служит франко-русское соглашение».
(Journal des Debats)
«При всей разумной осторожности, Император Александр III значительно увеличил территориальные владения России, расширив и упрочив влияние России в Азии. Он изменил некоторые условия Берлинского трактата, касающиеся русского черноморского флота. В Европе он занимал самое завидное, самое прочное положение.
Он хорошо понимал, что германский император не может пошевельнуться, не будучи уверен в нейтралитете России. Европейский мир исключительно зависел от покойного Императора Александра III. Никто не смел начать войну без предварительного на то согласия Русского Императора, а так как по характеру своему Александр III был сторонником мира, то никто и не получал его согласия на ведение войны.