Все сердца были переполнены чувством радости, отражавшимся на всех лицах. Стены, окна, сами улицы были увешаны русскими и французскими национальными флагами. Со всех сторон слышались крики: “Да здравствует Россия! Да здравствует Царь!”
Зрелище, которому не было подобного; величественное, сильное, незабвенное!
Париж, своим спокойствием и в то же время патриотическим энтузиазмом, явил всему миру доказательство своей осторожности и могущества.
Ни одна нота не нарушила гармонии всеобщего восторженного настроения; не было произнесено ни одного слова, которое могло бы смутить величие торжества; праздник прошел без всяких, даже самых незначительных, беспорядков. Поистине, это была грандиозная демонстрация.
Сегодня Париж молчалив и угрюм.
Обшитые крепом флаги развеваются над домами.
С каждым днем, со страхом ожидали роковой вести о кончине Императора. Надежды на выздоровление не было.
Недели две тому назад мы еще писали: “Все французы возносят к Богу горячие молитвы о спасении Царя!”
Но уже и тогда мы мало верили в возможность благоприятного исхода болезни, сведшей в преждевременную могилу Того, Кто будет известен в истории под именем Александра Справедливого.
Воля судьбы свершилась. Не нужно падать духом; нужно смело встретить тяжелое испытание и безбоязненно взглянуть в лицо будущего.
Сплотимся теснее, запасемся оружием, наполним наши арсеналы, а главное – употребим все наши усилия к тому, чтобы поддержать союз, созданный почившим Императором и который Он завещал Своему Сыну, Императору Николаю II.
Мы не должны забывать исторической манифестации 13 октября 1893 года и воспользуемся случаем, чтобы засвидетельствовать перед целым миром, что наши симпатии по отношению к России отнюдь не изменились, да и не могут никогда измениться».
Даврилльэ де-Ессард
Советник Парижского муниципалитета
«Царь умирает. Оставив в стороне все официальные выражения, употребляемые в подобных случаях, можно с уверенностью сказать, что вся Франция, без различия партий и классов, будет глубоко потрясена кончиною великодушного Монарха, протянувшего ей Свою Державную руку в самый критический для нее момент. С 1870 года мы не имели в Европе друзей… Большое преступление быть побежденным…
Африка и Азия представляются полями сражений, Италия смотрит на нас очень косо. Австрия не желает нам зла, но все же запасается про нас сильными батальонами. Венгрия, любящая нас, первая подала мысль о создании тройственного союза. С Англией мы ссоримся на всех пунктах земного шара. И хищная Германия, от всей души ненавидящая нас, предлагает нам руку, дабы получить возможность в мире переварить добычу, отнятую у нас ценой войны. Как при таких условиях не обрадоваться дружбе с Россией, аплодировавшей результатам франко-германской войны, давшей ей возможность разорвать парижский трактат. Но в то же время Россия была сильно заинтересована сохранением могущества Франции, вот почему она и не допустила окончательного нашего разорения.
Мы никогда не рассчитывали на помощь в том случае, если бы мы от своего имени объявили войну. Но завтра, как и сегодня, вызывающий тройственный союз будет иметь дело уже не только с одною Францией. Конечно, мы желаем мира; Бисмарк пропустил в 1875 году удобный случай окончательно раздавить нас, а теперь и сам германский император, волей-неволей, должен говорить о мире. Но когда все народы, желая мира, готовятся к войне, когда европейский континент, где сталкиваются постоянно столь различные интересы, представляет собою обширный военный лагерь, самое незначительное перемещение европейских сил может повлечь за собою весьма серьезные последствия.
В этом смысле кончина Императора Александра III значительно ослабила гарантию сохранения мира. Личный авторитет почившего Монарха заставлял германского императора сдерживать свои воинственные стремления. Он подчинялся спокойной, но твердой воле Великого Миротворца».
«Одаренный прямым и глубоким умом, Император Александр III подвергал тщательному и всестороннему обсуждению всякий интересовавший Его вопрос, и раз, что Он приходил к убеждению, что идея правильна и полезна, Он умел провести ее в жизнь, невзирая ни на какие затруднения. Покойный Император питал физиологическое отвращение к войне. Он обладал еще и другим высоким достоинством, совершенно незнакомым германскому императору, – терпением. Располагая громадными военными силами, Он не пожелал воспользоваться ими.
Когда Император Александр III убедился в искренности миролюбивых стремлений французской республики, Он сделался другом Франции, о чем поведал всему миру в дни Кронштадтских манифестаций, когда Русский Император встал, чтобы выслушать марсельезу. Что ни говорили потом, несомненно одно, что после Кронштадта мир Европы был вполне обеспечен; Европа перестала быть в зависимости от капризной воли Вильгельма II. Ему было сделано весьма внушительное предостережение; он понял его и, со свойственною ему гибкостью, подчинился новому положению вещей. Он стал сам проповедовать мир и так вошел в роль апостола мира, что, вероятно, и сам бы удивился, если бы ему напомнили о его недавних воинственных стремлениях.
В лице Императора Александра III Европа теряет главную гарантию мира. Всегда спокойный, уверенный в Своих действиях, почивший Монарх умел устранять причины, которые могли бы повлечь за собою вооруженное столкновение. Равновесие континентальных государств теряет сильную нравственную поддержку».
Ж. Клемансо
(Бывший депутат, редактор газеты Justice)
«Смерть Императора Александра III будет большим несчастьем не только для России, но и для Франции, и также и для всей Европы.
Германия, Австрия и Италия заключили союз, направленный против Франции. Государства эти старались уверить всех, что созданная ими политическая комбинация исключительно преследует миролюбивые стремления. Казалось, как будто без тройственного союза Франция в один прекрасный день нагрянула бы сначала на Германию, затем на Австрию и, наконец, на Италию, ту самую Италию, которой Франция же помогла освободиться от австрийцев.
Итак, тройственный союз не имел другой цели, кроме поддержания мира. К сожалению, чем больше убеждал названный союз в миролюбии своих стремлений, тем меньше ему верили. Когда трое сговариваются против одного, то всегда представляется громадный соблазн воспользоваться подобным преимуществом, тем более тогда, когда каждый день вооруженного мира приближается к полному разорению. Таким образом, Европа находилась под вечным страхом войны, которая, при современном состоянии оружия, была бы ужасною.
Тогда-то по знаку Императора Александра III Россия встала рядом с Францией и сказала троим: “Нас двое!”
А так как эти двое стоили троих, то Европа получила возможность вздохнуть свободною грудью.
Горе России будет также горем не только Франции, но и всех тех, кто не желает ужасной войны, кто не мечтает обратить Европу в груду костей.
Но особенно будет потрясена Франция кончиною Императора Александра III, великодушно объявившего Себя другом Франции. Никогда Франция не забудет, что Русский Император, стоя и с непокрытою головою, выслушал марсельезу, а затем посетил два французских судна, а также не забудет Франция и всех остальных знаков благоволения, заставивших призадуматься наших врагов.
Поклонимся же, в порыве беспредельного уважения и благодарности, великому другу, оставляющему этот мир. Но и в горе будем спокойны. Будем жалеть о прошлом, не смущаясь перед будущим.
Прием, оказанный французским морякам в Кронштадте и Петербурге, а затем пребывание русских моряков в Тулоне и Париже доказали миру силу взаимных симпатий, связывающих обе нации.
В 1875 году Бисмарк, раздраженный тою быстротою, с какою мы уплатили всю сумму военной контрибуции, а также и нашей энергией в деле восстановления армии, пытался объявить нам войну, чтобы не дать нам возможности окончательно встать на ноги. Тогда французское правительство получило от одного “из главных лиц Европы” два письма, из которых одно гласило: “Вам будет весною сделан вызов”, другое же заключало в себе следующее предостережение: “Планы переменились – война отложена до сентября”.
Наш посол при Русском Императорском Дворе, генерал Ле-Фло сообщил об этих письмах Императору Александру II. Его Величество сказал генералу: “Будьте уверены во мне. Общие интересы связывают обе наши страны”.
Будем терпеливы. Взаимные отношения, в основе которых лежат чувства симпатии и общность интересов, не могут быть не прочны».
«В 1875 году Германия, убедившись, что мы еще не совсем добиты и что она только ранила нас, стала мечтать о том, чтобы окончательно убить нас.
“Весною вы будете атакованы”, – писало нашему правительству лицо, хорошо осведомленное в делах международной политики. Наш посол в Петербурге сообщил об этом предупреждении князю Горчакову, а затем Императору Александру II, причем Его Величество сказал:
“Вы знаете, как расположен я к вам лично; я вполне доверяю вам, доверьтесь же и вы мне. Наши страны связывают общие интересы, и, если вам будет угрожать серьезная опасность, вы узнаете об этом от Меня”.
По поводу этих милостивых слов Императора Александра II бывший в то время министром иностранных дел герцог Деказ писал генералу Ле-Фло:
“Его Величество милостиво удостоил сказать вам, что Франция будет предупреждена на случай опасности, и что предупреждение это будет сделано со стороны Императора. Мы безусловно вверяемся попечению Его Величества. Даже в том случае, если Император и Сам не будет осведомлен об опасности, нам угрожающей, то и тогда нам нечего будет беспокоиться; Император сумеет достойно наказать обманувших Его доверие”.
Эта телеграмма сопровождалась документами, касающимися военных планов Германии.
Поручение, которое герцог Деказ дал генералу Ле-Фло, было из самых щекотливых. Каким образом дать понять Императору, что Он может быть обманут и что в таком случае Франция рассчитывает на вооруженную помощь России.