«В понедельник останки Императора Александра III, среди рыданий многомиллионного народа, были преданы земле; это был последний акт Ливадийской трагедии, унесшей с собою Монарха, который в Свое тринадцатилетнее царствование сделал в смысле поддержания мира неизмеримо больше, нежели тройственный союз в деле воинственных своих стремлений. Вся французская нация присоединяется к горю русского народа. Никто из нас не забыл великолепной кронштадтской манифестации, за которою вскоре последовали блестящие празднества Тулона и Парижа. У всех в памяти эти великие события, создателем которых был Император Александр III.
В бесконечном кортеже, следовавшем вдоль Невского проспекта, непосредственно за траурною колесницею следовали Государь Император Николай II и члены Императорского Дома, а равно и иностранные коронованные особы и принцы; далее несли венки президента Французской республики и французской прессы. Нация, в лице ее старшего представителя, и общественное мнение, через посредство органов печати, отдали последние почести Царю-Благодетелю, Которого оплакивает весь благодарный мир.
Император Николай II уже заявил, что будет следовать по пути, завещанному Его Родителем. Эти слова Нового Императора уничтожают последние сомнения, охватившие было народы в тот момент, когда распространилась весть о кончине Императора Александра III.
В тот самый день, когда было совершено в Петербурге предание земле останков почившего Императора, в Париже, в русской церкви, в присутствии всего официального мира, была отслужена заупокойная литургия.
Это не была исключительно официальная церемония. Весь Париж, можно сказать, вся Франция, принимала в ней самое живое участие.
Те самые флаги, которые в прошлом году радостно развевались над нашими домами по случаю приезда русских моряков, на этот раз вновь появились, но уже перевитые траурным крепом. Франция шлет свое последнее “прости”, отдает последние почести Тому, Кто, через головы ее врагов, великодушно протянул ей руки и был ее сильным и верным другом и защитником.
Русские газеты скажут нам через несколько дней, какое впечатление произвели в Петербурге наши венки, особенно президента республики и печати. Они скажут нам так же, как принята была в России трогательная мысль нашего comité – du souvenir, пославшего в Россию около десяти тысяч букетиков с французскими национальными флагами, на которых ученики наших гимназий написали свои имена. Эти букетики предназначены для раздачи ученикам русских гимназий.
Трудно было найти более подходящий символ дружбы, завязавшейся в Кронштадте и закрепленной в Париже. Дружбе этой аплодирует нынешнее поколение, а будущее поколение будет стараться поддержать и скрепить ее новыми узами.
Император Александр III создал соглашение; от Императора Николая II будет зависеть дальнейшее его существование. Наша молодежь уже выразила Его Величеству искреннюю надежду на то, что франко-русское соглашение и на будущее время пребудет в прежней его силе».
La Verité
«Вот уже пятнадцать дней, как взоры всего мира обращены по направлению к Ливадии. В других пунктах мира совершаются события, имеющие весьма важное значение, но интерес их бледнеет перед вестями о состоянии здоровья Императора Александра III. Первое известие о нездоровье Царя произвело ошеломляющее впечатление – так мало были все подготовлены к мысли, чтобы Император, еще вчера сильный и здоровый, мог серьезно заболеть. Первый ужас сменился чувством надежды. Все думали, что сильный организм Императора победит поразивший его недуг. Не только в России и у нас во Франции, но и во всем мире возносились молитвы о даровании исцеления Августейшему больному. Легко верить в то, чего искренно желаешь, – так и мы до последней минуты лелеяли надежду на возможность выздоровления.
После России сильнее всех народов были потрясены французы, узнав о болезни Царя. Вся Франция, без различия политических убеждений, социального положения, как жители городов, так и деревень, все соединились в одном общем чувстве соболезнования – чувстве, вызванном болезнью Русского Императора. Наши политики и дипломаты с тревогою спрашивали себя, не угрожает ли возможная катастрофа прочности франко-русских отношений, но по кратком размышлении успокоились на этот счет, вспомнив ту общность интересов, какая связывает оба народа. Создав франко-русское сближение, Император Александр III хорошо сознавал всю политическую важность подобного акта. Император прежде всего стремился к поддержанию мира. Бросив взгляд на Европу, Он, с одной стороны, увидал тройственный союз, вполне благоустроенный, как в смысле политическом, так и в военном. Союз этот представлял собою громадную силу, которая не имела в Европе противовеса. С другой стороны, увидал Он, на двух окраинах Европы, Россию и Францию, пребывавших в совершенно изолированном положении. Эти обе страны не были разделены никакими спорными интересами; их разъединяли предубеждения, которые нужно было победить. Между обеими странами, между обоими правительствами, конечно, нет никакого сходства, никакой аналогии; но каждое в своей сфере не имело никаких оснований бояться друг друга. Император понял это положение и, со свойственною Ему твердостью победив всякие предубеждения, создал франко-русское соглашение, немало изумившее многих государственных деятелей Европы. Император не останавливался ни перед какими препятствиями для достижения намеченной Им цели – поддержания мира. Он пожелал, чтобы мир не зависел исключительно от каприза тройственного союза, и для этого приблизил к Себе Францию. Франко-русское сближение восстановило европейское равновесие, обеспечило мир. Европа этим благодеянием обязана исключительно Императору Александру III. Создание этого соглашения составит блестящую страницу Его царствования. Он оказал Франции громадную услугу, но прежде всего Он был русский и преследовал русские интересы. Вот почему Его так обожали миллионы подданных, а Европа слепо доверяла Ему. Его деяния переживут Его; гораздо труднее было начать и исполнить, нежели поддерживать.
Таковы рассуждения политиков. Громадное большинство французов рассуждало иначе, узнав о болезни, постигшей Русского Императора; оно было до глубины души потрясено вследствие совершенно иных, более простых и сердечных причин. Император Александр III пользовался у нас громадною популярностью; Его любили за то добро, которое Он нам сделал. Около четверти века тому назад никто из наших прежних друзей не желал приблизиться к нам. Мало того, со стороны почти всех европейских государств мы встречали враждебное к нам чувство; нам постоянно старались напомнить пережитую нами годину бедствий; с тех пор мы пребывали в полном одиночестве. Была ли это политика? Так думали, по крайней мере. Но было ли это великодушно? Об этом никто не заботился. Составилось убеждение, что Франция, в течение многих веков занимавшая самые блестящие страницы мировой истории, игравшая столь выдающуюся роль в истории цивилизации, обратилась в какое-то гнездо смут, раздоров, вредной агитации, от которого всякое благоразумное государство должно было возможно далее сторониться. В Европе составилась коалиция, направлявшая все свои усилия к тому, чтобы окончательно унизить нас. Все средства казались удобными для того, чтобы держать нас в черном теле, довести нас до полного отчаяния, вынуждающего соглашаться на все. Тройственный союз при иных условиях не считал возможным поддерживать мир. Нужно ли говорить, что Франция никогда не подчинялась требованиям названного союза? Без фанфаронства, скромно, она понемногу, собственными средствами, оправилась от пережитого ею погрома. Но Франция оставалась одинокой. Но вот радостный гул кронштадтских пушек возвестил всему миру, что Франция вышла из своего изолированного положения. Нужно признаться, что событие это как громом поразило Европу, так мало была она подготовлена к подобной политической комбинации. То, что происходило затем в Тулоне и Париже, было уже продолжением того, что было начато в Кронштадте. Эта великая мысль всецело принадлежит Императору Александру III. Он первый взглянул на нас без злобы, без презрения; оценив нас с нравственной стороны, Он не колеблясь протянул нам Свою державную руку. С той минуты Франция, проникнутая чувством глубокой благодарности, смотрела на Императора Александра III как на истинного благодетеля. Народ ни на минуту не останавливался на мысли, что Кронштадт, Тулон и Париж были строго рассчитанные моменты великой политической программы; народ видел в Императоре друга и таковым полюбил Его от всего сердца.
Если Император Александр III путем этого смелого шага желал усилить шансы сохранения европейского мира, то Он не обманулся в Своих расчетах; чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть газеты всего света. Все прославляют Его, называют гением мира. На этих днях в речи, о которой мы поговорим ниже, лорд Розберри заявил, что кончина Императора Александра III отнимет у Европы самую сильную гарантию мира.
Александр III. Неизвестный фотограф. 1893
На это нам позволено будет заметить, что Император Александр III в Своих политических планах встретил полное сочувствие со стороны Франции. Если бы мы были народом беспокойным, неспособным жить в мире и мешающим пользоваться спокойствием другим народам, если бы мы представляли собою центр всевозможных смут и раздоров, Русский Император никогда бы не приблизил нас к России. Нет, перечисленные свойства чужды французам; переменились ли мы с тех пор, как вышли из нашего изолированного положения? Опасность, которою, как многие утверждали, мы угрожали Европе, увеличилась ли она? Вот вопросы, которые мы вправе задать Европе. Императору не пришлось пожалеть о том, что Он сблизил Россию с Францией. Если Богу угодно было призвать к себе Императора Александра III, то после Него Россия унаследовала великий политический урок, поучающий тому, что во всеобщих интересах лучше относиться с уважением и великодушием к гордой и могущественной нации, нежели сторониться от вероломного соседа».