Когда Бисмарк, в разговоре с Императором Александром III, 11 октября 1889 года, убеждал Императора в том, насколько его политика была благоприятна для России, Государь неожиданно перебил его вопросом: «Но Вы уверены в том, что останетесь у власти?» – «Я уверен, – ответил Бисмарк, – что останусь канцлером до конца своих дней». Император был еще недалеко от Берлина, когда Бисмарк уже стал вникать и понимать глубокое значение заданного ему Царем вопроса.
На другой день после парадного вечера, император и Царь отправились вместе на ружейную охоту, которую оба любили. Целый день они провели вместе, причем Император Александр III не был так холоден в обращении с Вильгельмом II, как накануне. В следующий день, в воскресенье, гвардейский полк Императора Александра III дал завтрак в честь своего Августейшего шефа. За завтраком заметно было совершенно иное настроение, сравнительно с тем, какое царствовало на парадном балу в императорском замке. Со свойственным ему огнем и энтузиазмом, Вильгельм II вспомнил те времена, когда прусская и русская армии сражались вместе против Франции, затем в самых симпатичных выражениях отозвался о доблести русских солдат, сражавшихся под Севастополем и Плевной, – и эта речь проникла в сердце Царя. На этот раз уже на немецком языке Он провозгласил тост в честь своего славного шефного полка. Но и до этого тоста в прессу проникли слухи о том, что между Императорами установились более теплые отношения. Газета National Zeitung, часто действовавшая по указанию имперского канцлера, опубликовала статью, в которой говорилось о прояснении политического горизонта. Французский народ во время выборов, а Император Александр III посещением Берлина доказали свое желание сохранить мир.
Император Александр III, конечно, помимо воли, подготовил падение Бисмарка. Вопрос Императора Бисмарку, уверен ли он в том, что сохранит за собой власть, заставляет думать, что в известных сферах Берлина уже знали о непрочности положения Бисмарка, как имперского канцлера, тогда как сам Бисмарк еще ровно ничего не подозревал. Однако он имел случай призадуматься над вопросом Царя еще до возвращения своего императора во дворец после проводов Императора Александра III. Вильгельм II пригласил Бисмарка в свой экипаж и вместе с ним прибыл в канцлерский дворец. О содержании разговора, происходившего между канцлером и императором, стало известно только через несколько лет. Во время ожесточенного конфликта, возбужденного неверным вассалом в Фридрихсруэ против Австрии и нового курса по случаю переговоров о заключении трудовых договоров, газета Pest. Lloyd 15 июля 1891 года сообщила, со слов своего берлинского корреспондента, что последнее пребывание в Берлине Императора Александра III повлечет за собой весьма серьезные последствия; прежде всего Вильгельм II собирается вновь посетить Петербург, чтобы присутствовать на больших маневрах русской армии, что план этот несимпатичен Бисмарку, и что положение последнего сильно поколебалось со времени посещения Берлина Императором Александром III. Несколько дней спустя Munch. Allg. Zeit. подтвердила справедливость известий, сообщенных в Pest. Lloyd, а Hamb. Allg. Zeit, в свою очередь, подтвердила сообщение мюнхенской газеты.
В то время как Бисмарк вел переговоры о заключении союза с Австрией, а затем, три года спустя, создал тройственный союз, все видели в этих дипломатических маневрах проявление громадного политического таланта железного канцлера. Но чем больше проходило времени, прежде чем тройственный союз мог быть испытан на поле брани, тем меньше и меньше становилось значение бисмарковской политики. В поисках за союзами Бисмарк тем самым признавался в том, что не считает Германию достаточно сильной для самостоятельного управления судьбами Европы. Бисмарк, очевидно, рассчитывал, что тройственный союз вызовет войну, в которой Германия, под его руководством, разыграет роль примирительницы. Но расчетам этим не суждено было оправдаться, а вскоре была доказана и полная несостоятельность политики тройственного союза. Название союза мира могло ввести в заблуждение многих. Тройственный союз, помимо собственной воли, стал союзом мира, но вместе с тем он утратил и свою силу. Союз должен проявить себя возможно скорее, иначе между его отдельными государствами закрадывается недоверие, как это и замечается между Австрией и Германией и Австрией и Италией. Государства эти не могут отделаться от воспоминаний о былых жестоких столкновениях.
Нужно еще удивляться, что процесс разложения начался так поздно и что тройственный союз существует еще и до сих пор. Первые признаки разногласий между участниками тройственного союза стали заметны еще в 1881 году, сейчас же после данцигского свидания Императоров Александра III с Вильгельмом I. Затем, позднее, в 1889 году, после посещения Императором Александром III Берлина, повлекшего за собой некоторое сближение между Императорами России и Германии, а также вскоре после того последовавшее разоблачение двойственной и бисмарковской политики, возбудили в Австрии недоверие по отношению к Германии. Австрия сделала попытку сблизиться с Россией. В начале февраля 1890 года эрцгерцог Франц-Иосиф посетил Петербург. Визиты эти повторялись и позднее. Эта перемена в направлении европейской политики находится в связи с тайными планами Императора Вильгельма II, желавшего восстановить дружественные отношения между всеми державами, что было, конечно, невозможно при тогдашнем натянутом политическом настроении Европы.
Бисмарк часто намекал на то, что молодой император, в своем стремлении приобрести расположение Англии, в то же время отдалялся от России. Но император, казалось, держался иных взглядов, доказательством чего служит то, что в промежуток времени между посещением Императором Александром III Берлина в 1889 году и своей поездкой в Петербург в 1890 году Император Вильгельм II заключил соглашение относительно обмена острова Гельголанда на часть германских владений в Африке. Таким образом, Бисмарк оказался прав. Прямо с острова Гельголанда Вильгельм II прибыл на маневры в Нарву. Прямым следствием подобных политических комбинаций Вильгельма II было то, что он нашел Императора Александра III далеко не таким любезным, каким Он был 12 октября 1889 года. Различные обстоятельства еще усилили разногласие, возникшее между Императорами. Вильгельм II остался особенно недоволен тем, что не получил приглашения присутствовать на больших маневрах, предстоявших на границе Галиции, маневрах, представлявших особый интерес.
Из Петербурга Вильгельм II проследовал в Роншток, чтобы снова с возможною торжественностью засвидетельствовать перед Европой о дружбе оружия, существующей между Германией и Австро-Венгрией. В то же время были возбуждены переговоры о возобновлении тройственного союза. Уже в 1893 году бисмарковские органы поведали миру о том недоверии, какое питает Италия по отношению к тройственному союзу, и что маркиз де Рудини делал попытки к сближению с Россией на тот случай, если бы тройственный союз распался. Результаты подобных попыток для Италии были самые неблагоприятные. 28 июня 1891 года Италия вынуждена была возобновить свое участие в тройственном союзе, причем для себя не успела выговорить никаких существенных выгод.
Предложения Италии, в сущности, очень не понравились открытому и лояльному характеру Александра III. Эти предложения, а равно и посещение эрцгерцога австрийского, убедили Его в том, что Его совместная с Францией политика начинает приносить плоды. Настала минута, когда Он мог игнорировать тройственный союз, на который Он смотрел как на оскорбление по отношению к России, и когда 28 июня 1891 года Император Вильгельм II с особенной торжественностью объявил о возобновлении тройственного союза, Александр III, не колеблясь, официально заявил миру о состоявшемся сближении между самодержавной Россией и республиканской Францией.
Альбер Жерве. Рисунок из Энциклопедии Д. Сытина
Этот план, как это ни кажется странным, на первых порах встретил в Париже некоторые затруднения. Большинство французских либералов и радикалов не имело ясного представления о том, какую разницу делает Царь между политикой внутренней и внешней. Но затруднения эти были вскоре побеждены. С одной стороны, французский посол в Петербурге Лабулэ пользовался поддержкою министра иностранных дел Фрейсине, с другой – сам президент Карно пошел навстречу всяким препятствиям. Император Александр III принял французскую эскадру, пришедшую в Кронштадт под командой адмирала Жерве. Царь, стоя, выслушал «Марсельезу» и провозгласил на французском языке следующий тост: «За здоровье президента французской республики Карно, за процветание и благоденствие французского флота и, особенно, эскадры адмирала Жерве!»
Невзирая на попытки органов тройственного союза умалить значение этой демонстрации, вся Европа почувствовала наступление новой эры в общеевропейской политике. Император Александр III, с своей стороны, не замедлил подчеркнуть мировое значение Кронштадтской демонстрации. Русское министерство иностранных дел опубликовало на страницах Politiche Correspondenz и Le Nord статьи, в которых выяснялся истинный смысл франко-русского сближения. Взаимная зависимость, – говорилось в Politiche Correspondenz, – как для России, так и для Франции, представляет относительную важность. Франко-русский союз не зиждется ни на каких формальных обязательствах, которые могли бы вызвать международные осложнения; он основан на полном взаимном доверии. Газета Nord, в свою очередь, заметила, что с тех пор, как Франция вышла из своего изолированного положения, она с большим старанием будет служить делу поддержания европейского мира, так как этот мир для нее уже будет не обязательным, а добровольным.
Таким образом, в окончательной форме установилось направление внешней политики Императора Александра III. Совместная франко-русская политика служила как бы дополнением политики свободных рук 1887 года. Эта политика была впоследствии закреплена демонстрациями Тулона и Парижа. Царь не только внимательно следил за всеми демонстрациями, но и Сам пожелал принять в них личное участие. Государь посетил в это время французскую эскадру, стоявшую на копенгагенском рейде. Уезжая 18 октября 1893 года из Копенгагена, Император увез с Собою целую коллекцию сувениров: носовые платки с портретом Его Величества, Эйфелеву башню с русскими и французскими матросами, украшенную русскими и французскими национальными флагами. Император Сам пожелал приобрести все эти вещи.