С тех пор, как историк Полибий в середине II в. до н. э. объявил римское владычество над миром благом и для иных народов, Республику населявших, интеллектуальная элита эллинского мира прониклась этими же мыслями и идеями. К примеру, поэт Антипатр Фессалоникский так обратился к Августу:
«Шествуй войной на Евфрат, сын Зевса! Уже на Востоке
Сами парфяне теперь передаются тебе.
Шествуй, державный, – и луки, увидишь, расслабятся страхом.
Кесарь, с Востока свой путь, с края отцов, начинай
И отовсюду водой окруженному Риму впервые
Новый предел положи там, где восходит Заря»[1504].
Строки эти Август мог воспринять вполне благосклонно, но их рекомендательная сторона его не вдохновила. Пределы Римской империи остались окружёнными водой, что засвидетельствовал Тацит, говоря об итогах правления основателя Принципата: «Ныне империя ограждена морем Океаном и дальними реками; легионы, провинции, флот – всё между собою связано»[1505].
О том, что Август обеспечил безопасность Империи, дав ей естественные границы, которые ещё и достойно укрепил, писал и римский историк III века Геродиан: «С тех пор как единовластие перешло к Августу, он освободил италийцев от трудов, лишил их оружия и окружил державу укреплениями и военными лагерями, поставив нанятых за определённое жалованье воинов в качестве ограды Римской державы; он обезопасил державу, отгородив её великими реками, оплотом из рвов и гор, необитаемой и непроходимой землёй»[1506].
Два римских историка, которых разделяет век с небольшим, ставят Августу в заслугу, прежде всего, обретение таких новых рубежей Империи, которые обеспечили её безопасность. О стремлении к мировому господству они ничего не говорят. Да и могло ли таковое действительно присутствовать в реальной военной и государственной деятельности наследника Цезаря? Август полностью пренебрёг величайшим замыслом божественного Юлия – походом на Парфию. Высшая форма военной активности на Востоке при нём – демонстрация силы. Мысли о том, чтобы первым начать войну с парфянами у него, похоже, и не возникало. При этом дипломатическое вмешательство в парфянские дела к римской выгоде он осуществлял многократно и порой весьма успешно. Но легионы за Евфрат не двигались. Достигнутые при Августе действительно обширные присоединения земель на западе Империи либо завершали предыдущие завоевания (Кантабрия), либо обеспечивали Риму новые, много более удобные для обороны речные границы. И, само собой разумеется, хорошие доходы с вновь обретённых земель! Здесь римляне порой крепко «пересаливали» – пример Иллирика с Паннонией. Воспринимать походы Друза, а затем Тиберия в Германию как начало великого мирозавоевательного похода в Центральную Европу не приходится. И тот, и другой рассматривали Эльбу как естественный рубеж римских владений в германских землях. Кроме доблестных братьев её берегов достиг ещё один военачальник. Пропретор Иллирика Луций Домиций Агенобарб совершил поход от северной римской границы по Дунаю вглубь Богемии около 7 г. до н. э. Он вышел к Эльбе где-то на территории современной Чехии и даже рискнул через неё переправиться. Но попытки создать там новый римский рубеж не предпринял. Ограничился только возведением на берегу алтаря Августа и был в итоге вознаграждён триумфальными отличиями. Тацит указывает, что никто, кроме Агенобарба, так далеко вглубь Германии не заходил[1507]. За Рейн римляне всё же двинулись вновь. В 10–11 гг. Тиберий дважды прошёлся со своей армией по недавним владениям, но закрепиться там уже не пытался. И Август, и его лучший полководец понимали невозможность возвращения рубежей Империи на Эльбу. Целью походов Тиберия было «наказание германцев» и предотвращение их вторжения в Галлию. Насколько это удалось, сказать сложно. Арминий умело уклонялся от решительных столкновений, понимая, с кем имеет дело. Главное же, как свидетельствовал Веллей Патеркул, Тиберий «устранил огромную опасность, возникшую в Галлиях»[1508].
Август был лишён авантюризма. Потому там, где продолжение войны не сулило очевидного успеха, или случались неудачи, он вовремя останавливался. Так он поступил в Аравии и Нубии, так пришлось поступить и в Германии. Да, он целенаправленно вёл завоевательные войны, расширяя Империю и укрепляя её границы, но никогда не ставил перед собой нереальных мирозавоевательных целей. Особо Август ставил себе в заслугу, что ни с одним народом он «не вёл войны беззаконно»[1509].
Основатель Принципата прекрасно понимал, что ни одними войнами и обретениями новых провинций должно войти в историю его правление. Обустраивая Империю, он огромное внимание уделял строительству, как в столице, так и в иных областях державы. В «Деяниях» Август скрупулёзно, подробнейшим образом и с очевидной гордостью перечисляет то, что по его воле было восстановлено или возведено в Риме: «Курию и примыкающий к ней Халкидик, и храм Аполлона на Палатине с портиками, храм божественного Юлия, Луперкал, портик при Фламиниевом цирке, который я позволил называть Октавиевым по имени того, кто прежний портик на этой земле построил, храм подле Великого Цирка, Храм на Капитолии Юпитера Феретрия и Юпитера Громовержца, храм Квирина, храм Минервы и Юноны Царицы и Юпитера Освободителя на Авентине, храм Ларов на Святейшей Дороге, храм богов Пенатов в Велии, храм Юности, храм Великой Матери на Палатине я построил. Капитолий и Помпеев театр, – то и другое предприятия, потребовавшие огромных затрат, – я перестроил без какой-либо надписи с моим именем. Водопроводы, во многих местах от старости пришедшие в негодность, я перестроил, и водопровод, который называется Марциевым, я удвоил, присоединив к его водоводу новый источник. Форум Юлиев и басилику, которая была между храмом Кастора и храмом Сатурна, работу, начатую и почти доведённую до конца моим отцом, я завершил, и ту же басилику, пожранную пожаром, расширив её территорию, надписав имя своих сыновей, я начал и, если бы при жизни я не завершил, приказал завершить моим наследникам. Восемьдесят два храма богов в Городе, будучи в шестой раз консулом, по постановлению сената я восстановил, ничего не упустив из того, что в то время должно было восстановить. Будучи в седьмой раз консулом, Фламиниеву дорогу от города Аримина я восстановил и все мосты, кроме Мульвиева и Муциниева. На частной земле храм Марса Мстителя и Августов Форум на средства из добычи я построил. Театр у храма Аполлона на земле, большей частью купленной у частных лиц, я построил, чтобы под именем Марка Марцелла, моего зятя, он был»[1510].
Подробную картину строительной активности Августа в Городе даёт и Светоний, поясняя при этом смысл и назначение ряда построек, а также называя и тех, кто сыграл выдающуюся роль в украшении Рима новыми великолепными зданиями: «Вид столицы ещё не соответствовал величию державы, Рим ещё страдал от наводнений и пожаров. Он так отстроил город, что по праву гордился тем, что принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным; и он сделал всё, что может предвидеть человеческий разум, для безопасности города на будущие времена. Общественных зданий он выстроил очень много; из них важнейшие – форум с храмом Марса Мстителя, святилище Аполлона на Палатине, храм Юпитера Громовержца на Капитолии. Форум он начал строить, видя, что для толп народа и множества судебных дел уже недостаточно двух площадей и нужна третья; поэтому же он поспешил открыть этот форум, не дожидаясь окончания Марсова храма, и отвёл его для уголовных судов и для жеребьёвки судей. О храме Марса он дал обет во время филиппийской войны, в которой он мстил за отца; и он постановил, чтобы здесь принимал сенат решения о войнах и триумфах, отсюда отправлялись в провинции военачальники, сюда приносили украшения триумфов полководцы, возвращаясь с победой. Святилище Аполлона он воздвиг в той части палатинского дворца, которую, по словам гадателей, избрал себе бог ударом молнии, и к храму присоединил портики с латинской и греческой библиотекой; здесь на склоне лет он часто созывал сенат и просматривал списки судей. Юпитеру Громовержцу он посвятил храм в память избавления от опасности, когда во время кантабрийской войны при ночном переходе молния ударила прямо перед его носилками и убила раба, который шел с факелом. Некоторые здания он построил от чужого имени, от лица своих внуков, жены и сестры – например портик и базилику Гая и Луция, портики Ливии и Октавии, театр Марцелла. Да и другим видным гражданам он настойчиво советовал украшать город по мере возможностей каждого, воздвигая новые памятники или восстанавливая и улучшая старые. И много построек было тогда воздвигнуто многими гражданами: Марцием Филиппом – храм Геркулеса Мусагета, Луцием Корнифицием – храм Дианы, Азинием Поллионом – атрий Свободы, Мунацием Планком – храм Сатурна, Корнелием Бальбом – театр, Статилием Тавром – амфитеатр, а Марком Агриппой – многие другие превосходные постройки»[1511].
Выдающаяся роль Агриппы как архитектора вовсе не случайна. Еще в юности, находясь вместе с Октавием и Меценатом в Аполлонии при македонских легионах, готовящихся к задуманному Цезарем великому походу на Парфию, он усердно изучал не только военное дело, но также и архитектуру. Как говорится, талантливый человек талантлив во всём. Марк отлично овладел этими обеими, совершенно непохожими профессиями. Потому блестяще проявил себя и в сражениях на суше и на море, и в качестве архитектора. Чтобы оценить размах его строительной деятельности, достаточно только напомнить, что в столице под руководством Агриппы было построено 700 водохранилищ, 500 фонтанов и 130 распределительных резервуаров. Всё это украсили тремя сотнями статуй, как бронзовых, так и мраморных, и четырьмя сотнями мраморных колонн