[372]. Этими словами Веллей Патеркул называл и былой союз Цезаря, Помпея и Красса, заключённый то ли летом, то ли осенью 60 г. до н. э., то ли в самом начале 59 г. до н. э.[373]. Тогда, впрочем, это «трёхглавое чудище», как его в своей сатире поименовал Варрон, могло только мечтать о власти в весьма отдалённом будущем, при этом каждый из триумвиров мечтал по-своему. Ныне же их исторические наследники по тройственному союзу реально делили власть в Римской державе.
Непростые по понятным причинам переговоры шли два дня с утра до позднего вечера. Их итоги оказались следующими: Антоний, Лепид и Октавиан отныне на пять лет становились «triumviri rei publicae constituendae» – «триумвирами для наведения порядка в государстве». Титул диктатора был обойдён, поскольку Антоний для успокоения сената в своё время провёл решение должность эту, многих в Риме пугающую, упразднить навеки. Октавиан в связи с принятием должности триумвира складывал с себя уже ненужные ему в сложившейся ситуации консульские полномочия. Таковые на оставшуюся часть года должен был на себя взять Публий Вентидий Басс[374]. Тот самый военачальник, который не так давно вёл три легиона на помощь Антонию мимо расположения войск Октавиана, тогда ещё формально подчинённого сенату. Именно через Вентидия молодой Цезарь передал Антонию многозначительный упрёк в том, что тот не понимает их общей пользы[375].
Триумвиры теперь собирались действовать следующим образом: «Тотчас они должны были назначить ежегодно меняющихся городских магистратов на ближайшие пять лет. Управление провинциями должно было быть поделено так, что Антоний получал всю Галлию, исключая область, прилегающую к Пиренейским горам и называемую Старой Галлией, Лепид – эту последнюю и в придачу Испанию, Цезарь – Африку, Сардинию, Сицилию с остальными прилегающими островами»[376]. Вопрос об управлении восточными провинциями – Македонией, Ахайей, Азией, Вифинией, Киликией, Сирией – триумвирам пришлось вынужденно отложить. На этих землях к их превеликому огорчению успешно утверждались легионы главных убийц Гая Юлия Цезаря – Гая Кассия Лонгина и Марка Юния Брута. Напомним, что в Сирии жертвой Брута уже стал цезарианец Публий Корнелий Долабелла. В руках же Брута оказался родной брат Марка Антония Гай Антоний. До поры до времени Брут относился к пленнику доброжелательно.
Решение «восточного вопроса» в военном плане справедливо представлялось триумвирам делом первоочередным. Потому решено было, что Лепид, который должен был стать консулом на следующий год, останется в Италии с тремя легионами для охраны столицы, а Антоний и Октавиан брали на себя военную кампанию на Востоке, для чего выделялись двадцать пять легионов. Понятно, что столь многочисленное войско нуждалось в немалой материальной поддержке для обеспечения верности солдат триумвирам. Легионерам были обещаны щедрые награды за грядущую победу, в каковой сомнений ни у Антония, ни у Октавиана, да и у Лепида не было. Дабы легионы также не сомневались в будущих наградах и подарках, было решено «предоставить им 18 италийских городов для поселения; эти города, отличающиеся богатством, плодородием почвы и красотой зданий, они намерены были вместе с землёю и домами разделить между войском, как если бы эти города были завоеваны ими в неприятельской стране. Среди этих городов самые известные были Капуя, Регий, Венузия, Беневент, Нуцерия, Аримин, Гиппоний. Так лучшая часть Италии предназначалась для войска»[377]. О том, насколько благодарны им будут италийцы, чьи интересы сим щедрым даром жестоко ущемлялись, триумвиры почему-то не задумались. А ведь ими попирались и интересы многих известных людей – сенаторов, видных всадников[378].
Главным же плодом этого двухдневного совещания, потрясшего Рим, являлось следующее: «Решено было также расправиться со своими личными врагами, чтобы они не мешали им в осуществлении их планов и во время ведения ими дальнего похода»[379]. В Рим возвращалось страшное понятие «проскрипции», за сорок лет до этого уже оставившее по себе ужасную память.
«Проскрипции» («proscription») – буквально «объявление», слово, происходящее от глагола «proscribere»-«оглашать». Впервые в Риме они были объявлены Луцием Корнелием Суллой в 82 г. до н. э., когда он после гражданской войны овладел наконец-то Римом. Суть их – обнародование списков, где указывались имена приговорённых Суллой к смерти. Решение Сулла принял, ни с кем не посоветовавшись, и сам составил первые списки[380]. При этом он издевательски заявил, что записал только тех, чьи имена вспомнил, а те, кого он запамятовал, внесены будут позднее[381]. Все, внесённые в списки, подлежали смерти, их сыновья и внуки лишались гражданской чести, а их имущество (и это было главное!) подлежало конфискации[382]. За убийство осуждённых полагалась награда – два таланта. При этом даже рабам дозволялось убивать проскрибированных. Они за это получали свободу.
До Суллы бессудные убийства в Риме учинил Гай Марий, сумевший овладеть столицей, когда его противник вёл войну с Митридатом. Семикратный консул, правда, не удосужился составить какие-либо списки, а просто учинил в городе резню, опираясь на преданную ему стражу из рабов-иллирийцев племени вардеи, которых он называл «бардиеями»[383]. По счастью для римлян, здоровье семидесятилетнего победителя кимвров и тевтонов не выдержало многодневного запоя. Со смертью Мария убийства прекратились.
У Суллы же репрессии носили организованный и целенаправленный характер. И дело было не только в политической зачистке Рима. Важнейшим должно признать захват имущества и состояний проскрибированных, что крепко обогатило и Суллу, в первую очередь, и тех из его соратников, кому диктатор также великодушно позволил разжиться за счёт убиенных.
Число жертв резни, учинённой престарелым Марием, определить невозможно. Во время сулланских проскрипций погибло около девяноста сенаторов и двух тысяч всадников[384]. Общее число проскрибированных достигало примерно 4700 человек[385].
Решение учинить проскрипционный террор триумвиры принимали коллегиально и, похоже, не сразу пришли к согласию. По Светонию, Октавиан сначала противился своим коллегам и даже пытался проскрипции предотвратить[386]. Веллей Патеркул также сообщает, что репрессии начались, «несмотря на тщетное противодействие Цезаря – одного против двоих, – возобновилось зло, пример которому дал Сулла – проскрипции»[387]. А вот по Плутарху, единственной причиной разногласий между триумвирами при объявлении проскрипций была личность Марка Туллия Цицерона: «Рассказывают, что первые два дня Цезарь отстаивал Цицерона, а на третий день сдался и выдал его врагам. Взаимные уступки были таковы: Цезарь жертвовал Цицероном, Лепид – своим братом Павлом, Антоний – Луцием Цезарем, дядею со стороны матери. Так, обуянные гневом и лютой злобой, они забыли обо всём человеческом или, говоря вернее, доказали, что нет зверя, свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть»[388].
Наиболее обстоятельно и сущностно подготовку проскрипций триумвирами описал Аппиан: «Тем временем триумвиры наедине составили списки имен лиц, предназначенных смерти, подозревая при этом всех влиятельных людей и занося в список личных врагов. Как тогда, так и позднее своими родственниками и друзьями они жертвовали друг другу. Один за другим вносились в список кто по вражде, кто из-за простой обиды, кто из-за дружбы с врагами или вражды к друзьям, а кто по причине выдающегося богатства. Дело в том, что триумвиры нуждались в значительных денежных средствах для ведения войны, так как налоги с Азии предоставлены были Бруту и Кассию и поступали ещё и теперь к ним, да и цари и сатрапы делали им взносы. Сами же триумвиры в разоренной войнами и налогами Европе, особенно в Италии, терпели нужду в деньгах. Вот почему они налагали тягчайшие поборы и на простой народ и даже на женщин и изобретали пошлины на куплю-продажу и договоры по найму. Некоторые подверглись проскрипции из-за своих красивых загородных вилл и домов. И было всех приговоренных к смерти и конфискации имуществ из сената около 300 человек, а из так называемых всадников 2000. Среди них были их братья и дяди, даже некоторые из служивших у них, оскорбившие чем-либо верховных правителей или других начальствующих лиц»[389].
Итак, совершенно очевидно, что главным в проскрипциях, помимо сведения личных счётов, было стремление раздобыть максимальное количество денег, ибо без них вести войну с Брутом и Кассием, утвердившихся в богатых восточных провинциях, не было бы никакой возможности. Верность легионов могла быть обеспечена только предельно щедрым вознаграждением солдатам, добытым в ходе проскрипций[390]. Конечно, у каждого из триумвиров могли быть и свои цели. Луций Анней Флор выделял здесь жадность Лепида, мстительность Антония, стремление Октавиана покарать убийц Цезаря[391].
Нас, разумеется, более всего интересует роль именно молодого Цезаря в организации проскрипций. Нельзя, конечно, воспринимать всерьёз слова Веллея Патеркула о том, что он «был вынужден кое-кого проскрибировать и кем-то был проскрибирован Цицерон»