Тем временем в Риме триумвир Марк Эмилий Лепид праздновал свой триумф, каковой он заслужил как раз тогда, когда сумел уговорить Секста Помпея покинуть Испанию и удалиться в Массилию, где и возглавить флот. Поскольку Лепиду удалось в послании к сенату представить свои действия как выдающуюся и главное бескровную победу, то его удостоили и благодарственных молебствий, и даже конной статуи. А солдаты уже во второй раз провозгласили его императором, почему и обрёл он право на триумф. А так как до этого гражданская война на земле Испании, казалось, победой божественного Юлия при Мунде завершившаяся, благодаря энергии Секста Помпея вновь не на шутку разгоралась, то в Риме вправе были полагать действия Лепида немалым благом для Республики.
В честь собственного триумфа Лепид издал «эдикт следующего содержания: «В добрый час! Приказываю всем мужчинам и женщинам приносить жертву и праздновать настоящий день. Кто будет уличён в невыполнении настоящего приказания, будет считаться в числе проскрибированных». Лепид праздновал триумф в храмах, причём все принимали участие в праздничной одежде, но с ненавистью в душе»[415].
Лепид отмечал свой испанский триумф 31 декабря 43 г. до н. э. А на следующий день, 1 января 42 г. до н. э., все триумвиры, сенат римского народа и все действующие магистраты приняли присягу in acta Caesaris. Она с этого дня стала ежегодно возобновляемой[416]. Состоялось торжественное обожествление Гая Юлия Цезаря. Согласно закону Руфрена, его статуи теперь должны были воздвигаться по всей Италии. Наибольшая выгода от произошедшего досталась Октавиану. Он теперь на абсолютно законном основании становился «сыном бога» («divi filius»)[417]. Так окончательное воплощение нашли слова Марка Туллия Цицерона о «божественном мальчике»! Только вот получил оратор от него в награду не благодарность, но погибель лютую…
Как divi filius Октавиан теперь явно выделялся среди коллег-триумвиров, ибо те не на что подобное никак не могли претендовать. В то же время полагать, что молодой Цезарь уже тогда возглавил триумвират, отводя Антонию и Лепиду роли простых исполнителей своей воли, преждевременно[418]. Ведь впереди была война с легионами Брута и Кассия, под чьей властью был весь восток римских владений со всеми его огромными ресурсами. И войск убийцы Цезаря собрали под своими орлами предостаточно. Потому сейчас на первый план неизбежно выдвигался Марк Антоний, бывший и многоопытным военачальником, и самым авторитетным в армии триумвиров полководцем.
Восточному походу Антония и Октавиана предшествовало малоприятное для триумвиров открытие: проскрипции не дали им достаточного количества денег на покрытие военных издержек, на что они так рассчитывали. «Домашнее имущество проскрибированных было расхищено»[419]. Рядовые «творцы» проскрипций, похоже, себя не обижали, не слишком соотнося своим корыстные интересы с целями триумвиров. В итоге «не доставало ещё двухсот миллионов драхм»[420].
В поисках необходимых для продолжения гражданской войны средств триумвиры порешили обложить вновь введённым налогом богатых женщин, каковых в Риме было немало. «Объявив об том в народном собрании, триумвиры составили список 1400 женщин, владевших наибольшим состоянием. Им надлежало, представив оценку имущества, внести на военные нужды сумму, какую каждой назначат триумвиры. Скрывшим что-либо из имущества или неправильно оценившим его назначены были наказания, а осведомлявшим об этом как свободным, так и рабам – награды»[421].
Римские матроны решительно возмутились и сочли для начала наиболее благоразумным обратиться за защитой к женщинам же – родственницам триумвиров. Их сочувственно выслушала мать Антония, но жена его Фульвия, теперь ещё и тёща Октавиана, ни малейшей женской солидарности проявить не пожелала. Она депутацию недовольных новоявленным налогообложением матрон самым вульгарным образом прогнала от своих дверей. Женщины не растерялись и немедленно направились прямо на форум, где в это время заседали триумвиры[422].
Собственно, заседали триумвиры на форуме, где проходило народное собрание – трибутные комиции, и впервые за их многовековую историю на таковые явились женщины, да ещё и с решительными требованиями. Можно сказать, что на форуме в центре Рима возникла ситуация прямо из знаменитой комедии Аристофана «Женщины в народном собрании». Там, правда, афинянки переоделись мужчинами и привязали себе бороды, дабы на собрание проникнуть. В Риме же натурально женщины, не таясь, во всей своей красе явились на комиции, защищая свои, как они полагали, неотъемлемые права. Роль аристофановской героини Праксагоры – предводительницы афинских женщин взяла на себя почтенная матрона, представительница знаменитого плебейского рода Гортензиев. Она была дочерью прославленного оратора Квинта Гортензия Гортала, соперничавшего в этом искусстве с самим Марком Туллием Цицероном. Происходя из богатой и высокоинтеллектуальной семьи, она сама получила прекрасное образование, что было нормой в среде римских женщин знатного происхождения. Как дочь своего отца Гортензия особенно увлекалась риторикой. Ей были прекрасно знакомы выступления как знаменитых греческих, так и римских мастеров слова. Будучи высокообразованной римлянкой, она, понятное дело, свободно владела «божественной эллинской речью». И уж конечно изучила речи своего отца и его славного соперника, так часто звучавшие на этом самом форуме, куда она во главе римских матрон прибыла.
Народ на форуме расступился, пропуская столь внушительную женскую демонстрацию, стража также уважаемым матронам препятствовать не стала. Оказавшись в центре внимания, Гортензия произнесла свою речь: «Как и подобало таким женщинам как мы, нуждавшимся в вашей помощи, мы обратились к вашим женам. Но испытав, что совсем не подобало нам, от Фульвии, мы её поступком вынуждены совместно явиться на форум. Вы отняли уже у нас родителей, детей, мужей и братьев под тем предлогом, что вы были оскорблены ими. Если же вы еще отнимите у нас и средства к существованию, то поставите нас в тяжёлое положение, недостойное нашего происхождения, образа жизни и природы женщины. Если вы считаете себя обиженными нами так же, как мужчинами, то подвергните нас, подобно им, проскрипции. Если же мы, женщины, никого из вас не объявляли врагом отечества, не разрушали домов, не подкупали войск, не приводили армий против вас, не препятствовали вам достигнуть власти и почёта, то почему мы должны подвергнуться карам, не будучи соучастницами во всём этом?
К чему нам платить налоги, раз мы не участвовали ни в отправлении государственных должностей, ни в почестях, ни в предводительстве войсками, ни вообще в государственном управлении, из-за которого вы теперь спорите, доведя нас уже до столь больших бедствий? Вы скажете: потому, что теперь война. Но когда войны не было? И когда женщины платили налоги, женщины, которых сама природа освобождает от этого у всех народов? Наши матери, правда, всего один раз, вопреки нашему полу, собрали налог: это когда грозила опасность всему вашему господству и даже самому городу, когда нам угрожали карфагеняне. Но и тогда женщины вносили налог добровольно и притом не с земель, имений или домов, без чего не может существовать свободная гражданка, но только из своих собственных украшений, к тому же не подвергавшихся оценке, не под угрозой указчиков или доносчиков, не по принуждению или насилию, а вносили столько, сколько сами пожелали. И какой у вас сейчас страх за государственную власть или отечество? Когда наступит война с галлами или парфянами, и мы окажемся не хуже наших матерей в стремлении спасти отечество. Но для гражданской войны мы никогда не станем вносить вам денег или помогать вам в борьбе друг с другом. Мы не вносили налогов ни при Цезаре, ни при Помпее, ни Марий, ни Цинна не принуждали нас к этому, ни даже Сулла, тиран отечества. А вы еще говорите, что упорядочиваете государственный строй!»[423]
Блистательная речь Гортензии триумвиров, однако, только разозлила. Дерзость женщин, вторгшихся в народное собрание, где Антоний, Лепид и Октавиан чувствовали себя полновластными хозяевами положения, их жёсткие и, главное, обоснованные требования решено было незамедлительно пресечь. Но не тут-то было! Народ высоко оценил красноречие Гортензии и справедливость её доводов. Когда триумвиры необдуманно приказали служителям стащить женщин с ораторской трибуны, то собрание неожиданно для «трехглавого чудища» дружно запротестовало, а стражники не решились исполнить приказ… Пришлось Антонию, Лепиду и Октавиану для успокоения матрон и народного собрания заявить о переносе рассмотрения вопроса на следующий день. А наутро они приказали только четырёмстам наиболее богатым гражданкам объявить стоимость своего состояния (изначально предполагалось обложить новым налогом 1400 римлянок) – такой вот компромисс, дабы не выглядеть в глазах народа откровенно проигравшей стороной в этом противостоянии. Тем не менее, думается, Гортензия вправе была считать себя победительницей, а права женщин в целом защищёнными. Само произошедшее на форуме по значимости удивительно: триумвиры в первый и в последний раз не сумели совладать с народным собранием, и впервые римские женщины добились на комициях политической победы! Гортензия оказалась достойной дочерью своего отца!
Недостающие для успешного ведения гражданской войны деньги триумвиры добыли, возложив дополнительные финансовые тяготы на мужскую половину населения Рима и Италии: «Из мужчин же всякий владевший более чем 100 000 сестерций, как гражданин, так и иностранец, вольноотпущенник, жрец и все иностранцы без каких-либо исключений подлежат этому распоряжению под страхом таких же наказаний и таких же наград за доносы. Все должны были 1/50 часть своего имущества немедленно отдать триумвирам взаймы и внести годовой доход на военные нужды»