Флор верно не числит Секста Помпея в сторонниках римской свободы, поскольку в Сицилии он установил единовластие. Все магистраты на острове остались римскими, но они теперь назначались правителем. На «римской подкладке» в Сицилии стало возрождаться нечто вроде былой эллинской державы Дионисия (405–367 гг. до н. э.) или же Агафокла (317–289 гг. до н. э.). Что до наследника Цезаря – здесь всё понятно. Именно его единовластие и утвердилось в Риме. И не просто утвердилось, но создало политическую систему на века. Res Publica превратилась в Imperium Romanum. Но почему особую ненависть Флор испытывает к Антонию? Ведь он-то как раз неудачник в борьбе за единовластие. Очевидно, Луций Анней Флор имел в виду не исход личного соперничества триумвиров, но сыгранную Антонием решающую роль в разгроме тех, кто бился за восстановление сенатской республики. И здесь возразить нечего.
Против войск Брута и Кассия Антоний и Октавиан двинули армию в составе двадцати пяти легионов. Шесть из них пришлось оставить в Греции, остальные выступили против войск убийц Цезаря. Численность противостоящих друг другу армий была примерно близка. Так у «республиканцев» могло быть до 80 тысяч пехоты и 20 тысяч конницы, а у триумвиров – до 100 тысяч пехоты и 13 тысяч всадников[438]. По другим подсчётам – 90 тысяч у Брута и Кассия и около 110 тысяч у триумвиров[439]. В любом случае силы с обеих сторон были огромные, и нельзя не согласиться с Плутархом, написавшим, что «никогда ещё столь громадные войска римлян не сражались друг против друга»[440]. Армии сошлись у города Филиппы, находившемся на рубеже Македонии и Фракии. Местом сражения стали так называемые Филиппийские поля.
Брут и Кассий могли не спешить начинать решающее сражение. А вот Антоний и Октавиан должны были поторапливаться, поскольку дела на морских коммуникациях складывались не в их пользу. Флот Секста Помпея нарушал снабжение хлебом Рима и Италии. А в Ионическом море, отделявшем Грецию и Македонию от берегов италийских, господствовал флот «республиканцев» под командованием Гнея Домиция Агенобарба и Стация Мурка. Затяжная компания в таких условиях могла завершиться печальным исходом для сторонников «дела Цезаря».
Если сравнивать полководцев, то в обеих армиях было по одному опытному и по одному малоопытному военачальнику. Антоний, соратник божественного Юлия, имел наибольший военный опыт. Осечка при Мутине осталась лишь досадным эпизодом, поскольку в дальнейшем он сумел склонить успех и военный, и политический на свою сторону, создав единую армию с Лепидом и добившись союза трёх в Бононии. У «республиканцев» немалый боевой опыт имел Гай Кассий Лонгин, носивший, правда, трагический характер: за одиннадцать лет до описываемых событий он в качестве квестора был участником злосчастного похода Марка Лициния Красса против парфян в 53 г. до н. э. Кассию повезло здесь больше, нежели сокрушителю славного Спартака. Он уцелел и с остатками римской армии вернулся на родину. Брут сколь-либо значительного военного опыта не имел, но в начавшейся гражданской войне уже добился некоторых успехов. Как-никак он сумел утвердиться в Македонии и Эпире, пленив брата триумвира Гая Антония. Об опыте боевых действий Октавиана сказать, собственно, нечего. Его участие в Мутинской войне пусть и принесло ему даже титул «императора», но это была не его заслуга, а погибших консулов-победителей Гирция и Пансы. В первом своём бою, напомним, Октавиан бесславно бежал, утратив плащ, что почиталось позором. Во втором сражении он не командовал. Правда, он якобы героически пробился к телу погибающего Гирция, но ведь это его собственный рассказ. Впрочем, участие в бою молодой Цезарь и в самом деле принимал.
Наверное, всё-таки уровень командования был выше у триумвиров за счёт большего опыта Антония. Что же касается позиций сторон, то войска Брута и Кассия находились в заметно лучшем положении. Их армия заняла гряду высот, легионы Антония и Октавиана располагались в низине. У войск триумвиров были проблемы с продовольствием. Не было у них и проточной воды. Потому приходилось использовать воду колодезную. Её и не хватало, и была она не лучшего качества.
Гай Кассий Лонгин, прекрасно видя своим опытным взглядом преимущества войск республиканцев и зная, что у противника, чем далее, тем более будут нарастать проблемы с продовольствием, какового в их с Брутом станах было предостаточно, и подвоз был отменный, начинать бой не спешил. Досадной помехой для него был, однако, Брут. Тот «стремился как можно скорее завершить дело битвой»[441]. До поры до времени Кассий умело сдерживал нетерпеливца-соратника, но здесь в дело вступил выдающийся военный талант Марка Антония. По его приказу легионеры незаметно для противника проложили насыпь через болото, расположенное к югу от позиций обеих армий. Помогли этому густые кустарники и болотные тростники, скрывавшие земляные работы. Когда насыпь была готова, войска Антония, пройдя по ней, также заняли позиции на холмах, где немедленно построили свой укреплённый лагерь. Римский легионер, как известно, умел дружить с лопатой не хуже, чем с боевым оружием. Но на сей раз это замечательное умение было применено против римлян же.
Таким успешным манёвром Антоний создал для армии Кассия не только угрозу обхода, но и утраты сообщения с лагерем Брута. А это уже грозило катастрофой «республиканцам». Кассий был вынужден вступить в решительную схватку с противником. Понятное дело, что это касалось и войск Брута, и легионов Октавиана. Был ещё один важный момент, вынудивший Кассия поспешить с битвой. В составе «республиканских» армий немалое число легионеров, сражавшихся некогда под началом Гая Юлия Цезаря, проявляли колебания, и не исключалось, что мог начаться их переход на сторону цезарианцев.
Сражение началось 3 октября 42 г. до н. э. Кассий и Брут удачно выбрали время для наступления. Войска Антония и Октавиана к вражеской атаке не были готовы. Солдаты их армий занимались фортификационными работами. Потому изначально успех сопутствовал «республиканцам». Брут, решительно атаковав позиции легионов Октавиана, стремительно добился победного исхода: три легиона триумвиров были разгромлены, позиция обойдена и потерян лагерь. Как пишет Плутарх, «те воины Брута, которые не участвовали в обходе неприятельского фланга, легко потеснили приведённого в замешательство врага и, изрубив в рукопашной схватке три легиона, упоённые своим успехом ворвались в лагерь на плечах неприятеля. С ними был и сам Брут»[442]. Победа казалась полной. Солдаты Брута даже решили, что вражеский командующий мёртв, поскольку обнаружили пустые носилки Октавиана, насквозь пробитые дротиками и копьями[443]. Где же на самом деле был тогда молодой Цезарь и как он проявил себя в сражении?
Надо признать, проявил он себя прескверно. Под его руководством легионы натурально прозевали вражеское наступление. По словам Плутарха, они «спокойно выжидали, никак не предполагая, что неприятель завязывает сражение, но в полной уверенности, что это всего-навсего вылазка с целью помешать работам и распугать солдат-землекопов дротиками и грозным шумом. Не обращая внимания на тех, кто выстроился против их собственных позиций, они с изумлением прислушивались к громким, но невнятным крикам, доносившимся со стороны рвов»[444].
Потрясающая беспечность в виду боевого построения изготовившегося к атаке врага! Солдат винить не в чём – если полководец не изволит замечать опасности, может, её и в самом деле нет? Похоже, участие в Мутинской войне мало просветило Октавиана в ведении боевых действий. Вот почему «в первом сражении он был выбит из лагеря и едва спасся бегством на другое крыло к Антонию»[445]. Есть даже мнение, что трое суток он вообще скрывался на болоте[446]. Потому нельзя оспорить вывод Плутарха, что при Филиппах Октавиан ничем себя не проявил, а «в первой битве Брут нанёс Цезарю решительное поражение, взял его лагерь и во время погони едва не захватил в плен самого полководца»[447].
Исход общего сражения спасли действия Антония. Он заметил, что увлёкшиеся атакой войска «республиканцев» потеряли всякую связь с главными силами. Это были легионы Брута, громившие лагерь Октавиана. Тогда Антоний всеми своими силами обрушился на центр и левый фланг противника, где начальствовал уже Кассий. Центр «республиканцев», отбиваясь с величайшим ожесточением, выстоял, но левый фланг был обращён в бегство. Легионеры Антония, преследуя противника, сумели ворваться в лагерь Кассия и разорить его. Тот понёс полное поражение[448]. Вот как описаны эти события у Плутарха:
«Пора, однако, рассказать, что приключилось тем временем с Кассием. Его нисколько не обрадовал первый бросок людей Брута, которые пошли в наступление без пароля и без команды, и с большим неудовольствием следил он за дальнейшим ходом событий – за тем, как правое крыло одержало верх и тут же кинулось грабить лагерь, даже и не думая завершить окружение и сжать неприятеля в кольце. Но сам он вместо того, чтобы действовать с расчётом и решительностью, только медлил без всякого толка, и правое крыло врага зашло ему в тыл, и немедля конница Кассия дружно побежала к морю, а затем дрогнула и пехота. Пытаясь остановить воинов, вернуть им мужество, Кассий вырвал знамя у одного из бегущих знаменосцев и вонзил древко перед собою в землю, хотя даже его личная охрана не изъявляла более ни малейшего желания оставаться рядом со своим командующим. Так, волей-неволей, он с немногими сопровождающими отступил и поднялся на холм, с которого открывался широкий вид на равнину. Впрочем, сам он был слаб глазами и даже не мог разглядеть свой лагерь, который разоряли враги, но его спутники заметили приближающийся к ним большой отряд конницы. Это были всадники, посланные Брутом; Кассий, однако, принял их за вражескую погоню»