.
Оставила Италию и мать братьев Антониев Юлия. Она отправилась на Сицилию, где была приветливо встречена правителем острова Секстом Помпеем Магном. В дальнейшем по примеру Фульвии она также последовала в Грецию.
Так завершилась очередная гражданская война в Римской державе. Она была не слишком продолжительна, не слишком кровава и разорительна, но шла-то она на территории Италии! Предыдущие гражданские войны с 49 г. до н. э. велись и в Эпире, и в Греции, и в Македонии, и в Африке, и в Испании… Ныне же как бы вернулись времена войн сулланцев и марианцев, кои и самого Рима не пощадили.
Как оценить саму Перузинскую войну? Я. Ю. Межерицкий отмечает возрождение в Италии и в самом Риме республиканских настроений[556]. Сэр Рональд Сайм обвинял Октавиана, что в этой войне он утопил в крови свободу и Италии, и Рима[557]. По мнению Л. Туркиной, поддержанному В. Парфёновым, Перузинская война была «борьбой экспроприируемых собственников против экспроприирующих низов»[558]. В той или иной степени все эти явления действительно имели место в описанных событиях. Но главным представляется здесь то, что после Перузинской войны Октавиан по военной мощи сравнялся с Марком Антонием[559]. И это обстоятельство должно признать самым значимым итогом.
Уже говорилось о переходе тщаниями Агриппы двух легионов Планка на сторону Октавиана. Но самым значимым приобретением стали для победоносного триумвира одиннадцать легионов Антония, стоявших в Италии под командованием Калена. Тот скоропостижно умер. Сын же его – слишком юный Фуфий, узнав, что к Альпам, близ которых стояли эти легионы, движется Октавиан со своим войском, сдал армию без боя. Теперь молодой Цезарь получил на свою сторону десятки и десятки тысяч воинов, а заодно взял под контроль две большие области – Испанию и Галлию, ранее, согласно соглашению между триумвирами, подчинявшиеся Марку Антонию[560]. Во всех обретённых легионах Октавиан предусмотрительно заменил прежних воинских начальников на тех, в ком он был совершенно уверен как в своих приверженцах[561].
Теперь соотношение сил между двумя наиболее могущественными триумвирами действительно разительно отличалось от того, что было до Перузинской войны. Наследник Цезаря более не был фигурой только италийского масштаба. Теперь он стал, по сути, правителем всего Запада Римского государства, в чьём подчинении были земли от Атлантики до Ионического моря. Лепид, правивший Африкой, в недавней войне выступил в малопочтенной роли младшего союзника Октавиана. Учитывая известные всем превеликие амбиции ещё недавно скромного Гая Октавия, Антонию было над чем поломать голову. Его союзник-соперник, выиграв как бы не самую большую войну, каковую, на первый взгляд, можно было бы вообще назвать лишь подавлением мятежа местного значения, оказался в глобальном выигрыше. Теперь, по меньшей мере, он был вправе разговаривать с Антонием на равных. При этом новоявленный правитель Запада, похоже, чувствовал, что ветер удачи дует в его паруса.
Не слишком взволновала Октавиана и попытка возобновить гражданскую войну в Италии, предпринятая представителем одного из древнейших аристократических родов Рима Тиберием Клавдием Нероном. Сей достойный муж некогда был соратником Гая Юлия Цезаря во время так называемой Александрийской войны 48–47 гг. до н. э. Именно по её итогам Цезарь утвердил на троне египетских Птолемеев любезную его сердцу царицу Клеопатру VII. Нерон командовал флотом и командовал успешно. Потому славный Юлий, знаменитый своей щедростью, достойно его вознаградил. Для начала Тиберий Клавдий Нерон стал понтификом, сменив неугодного Цезарю Публия Сципиона, затем был направлен в южную Галлию, где занялся обустройством колоний, особое внимание уделяя Нарбону и Арелату[562]. Дальнейшая карьера представителя великого рода Клавдиев казалась безоблачной. Но… случились иды марта. Растерянность в римских верхах в те дни, мы помним, была всеобщей. И иные сочли дело погибшего диктатора столь же мёртвым, как и его тело. Тиберий Клавдий Нерон, именно так и рассуждая, немедленно показал, что, с его точки зрения, быть верным мёртвому нелепо. Вообразив, что так надёжно, казалось, погребённая Цезарем республика чудесным образом воскресла всерьёз и надолго, он счёл за благо немедленно стать восторженным приверженцем тираноубийц. Именно Нерон предложил сенату даже наградить убийц своего недавнего благодетеля. Fides – Верность, одна из главнейших римских добродетелей, похоже, этому потомку великих римлян вовсе не была свойственна. Когда же вскоре обнаружилось, что дела «истребителей тирана» совсем не так хороши, как ему показалось, и республиканское правление, не успев толком возродиться, быстро и безнадёжно угасло, а вся власть оказалась в руках триумвирата цезарианцев, доблестный Тиберий Клавдий Нерон притих. Он смирно исполнял преторские обязанности, совершенно как бы не замечая грандиозных событий Филиппийской войны. В это непростое время его утешили семейные дела. Он обрёл юную красавицу жену Ливию, также представительницу одного из знатнейших римских родов. Вскоре шестнадцатилетняя супруга родила ему сына, получившего то же имя, что и его отец – Тиберий Клавдий Нерон. Недавний флотоводец, администратор, а ныне претор и представить не мог, что его юной замечательной красавице и столь же замечательной умнице жене и их новорожденному сыну предстоит подлинно великое будущее в истории Рима. Причём, в истории того Рима, который превратится в Imperium Romanum – Римскую империю. Но случится это тогда, когда Ливия и их сын окажутся вне семьи Тиберия Клавдия Нерона старшего… Столь фантастического поворота судьбы Ливии и Тиберия младшего никто тогда предвидеть не мог.
А пока что вместо прискучивших ему преторских обязанностей славный Клавдий решил наконец-то сыграть и свою роль во внезапно возобновившейся гражданской войне в Италии. Вместе с женой и полуторагодовалым сыном он оказался в Перузии в числе сторонников Луция Антония и Фульвии. После поражения мятежников Нерон ухитрился не угодить в число примерно наказанных перузианцев и вырвался из сдавшегося города со всей семьёй. События войны и ужасы, творимые Октавианом после её завершения, очевидно, так потрясли его, что он внезапно решился развязать новую гражданскую войну против наследника Цезаря уже под собственным водительством.
Сначала Тиберий Клавдий Нерон обосновался в Пренесте близ Рима, но, не обретя там похоже сколь-либо значительного числа сторонников нового мятежа, перебрался в Неаполь. Здесь он и попробовал начать новую войну под лозунгами предыдущей. Нерон обратился ко всем, кто лишился своих земель из-за злодейских конфискаций, проведённых Октавианом, с призывом браться за оружие[563]. Уроки Перузинской войны, однако, оказались для италиков крепко убедительными, потому призывы Клавдия стали «гласом вопиющего в пустыне». В отчаянии он призвал рабов вступать в своё войско, обещая им свободу. Жест в условиях гражданской войны в Риме вовсе не оригинальный! Но в эти годы, как мы помним, наибольших успехов в привлечении рабов на свою сторону добился Секст Помпей, утвердившийся в Сицилии. Жаждавшие свободы бежали к нему толпами, вступая в его войска. Нерон же войск практически не имел. Потому к нему присоединяться даже самые свободолюбивые рабы смысла не видели. Уж если к кому примыкать, то бежать на Сицилию. А что может дать бывший претор, ни войска, ни земель под своим управлением не имеющий?
Вскоре стало известно о возвращении легионов Октавиана в Центральную Италию. Мятежные вопли Тиберия Клавдия Нерона из Неаполя триумвиру должны были быть известны. Что для того, кто издавал их, должно было иметь самые печальные последствия. Опыт Перузии сомнений в этом не оставлял. Потому семья несостоявшегося мятежного вождя была вынуждена обратиться в бегство. Люди Октавиана уже почти настигли беглецов, но, по счастью, тем всё же удалось тайно пробраться на корабль[564]. Обстоятельства бегства и удивительные последующие судьбы его участников так ярко описаны Веллеем Патеркулом, что стоит его рассказ полностью процитировать: «Кого может удивить переменчивость судьбы и превратность дел человеческих? Кто может надеяться на обладание противоположным тому, что он имеет? Кто не боится обратного тому, что он ожидает? Ливия, дочь знатного и мужественного человека Друза Клавдиана, по происхождению, честности и красоте первая из римлянок (ее мы впоследствии увидели супругою Августа, а после причисления Августа к богам – его жрицей и дочерью, бежала тогда от оружия Цезаря, своего будущего супруга, с будущим сыном Цезаря Тиберием Цезарем на руках, двух лет от роду, будущей опорой империи, и, спасаясь от солдатских мечей, с единственным спутником, чтобы надёжнее скрыть бегство, по бездорожью достигла моря и была переправлена в Сицилию»[565].
Во владениях Секста Помпея Клавдиев встретили по-разному. Самому юному гостю – ещё не достигшему двух лет Тиберию сестра Секста Помпея подарила плащ, пряжку и золотые медальоны-буллы[566]. Надо полагать, что и мать ребёнка встретили приветливо. Но вот глава семьи приёмом оказался недоволен. Сам правитель острова встречи его не удостоил. Права на положенные претору фасции за ним не признали[567]. Надо сказать, справедливо не признали, ибо срок преторских полномочий Тиберия Клавдия Нерона уже истёк. Отказ же Секста Помпея принять беглого мятежника, думается, объясняется предельно просто: а кого, собственно, он представлял, кроме самого себя? Да никого! Зачем же победоносному флотоводцу, не так давно в Мессанском проливе пустившему на дно флот триумвира Октавиана, каковым командовал один из его ближайших соратников Сальвидиен, воссоздателю мо