Готовясь к войне, Октавиан шёл на самые решительные меры. Понимая, что из населения разорённой Италии никак не выжмешь дополнительных средств – такая попытка была чревата восстанием крепко обозленного против триумвира народа – он не жалел как собственных денег, так и принуждал сенаторов, всадников и иных богатых людей выделять деньги на военные расходы. Пошёл он и на меру, для себя просто беспрецедентную: 20 тысяч освобождённых, либо выкупленных у хозяев рабов были посажены за вёсла вновь построенных кораблей[719]. Здесь надо отметить, что этим поступком Октавиан вовсе не уподобился своему противнику. Секст Помпей принимал к себе на службу и признавал свободными беглых рабов – преступников по римскому закону. Практика же зачисления на военную службу законным образом освобождённых рабов была официальной нормой в Риме со времён войны с Ганнибалом. Применялась она и в гражданских войнах, примеры чего уже не раз приводились. Здесь, правда, законность не всегда соблюдалась.
Значительно была усовершенствована гавань в Байях. Две лагуны, именуемые Лукринским и Авернским озёрами, узкой косой отделённые от Неаполитанского залива и связанные между собою, были соединены с морем. Новая обширнейшая гавань получила имя Юлиевой, а в её акватории моряки обучались всю зиму 37–36 гг. до н. э.[720]
В ходе подготовки нового флота произошла и смена его командования. Для начала сбежал Менодор, которого испугала угроза Антония привлечь его к ответу «как возбуждающего распрю раба»[721]. К тому же, былые сподвижники настойчиво звали его обратно. Получив ручательство Помпея, что тот простит ему измену, славный пират вернулся на Сицилию. При этом он ухитрился увезти с собой семь боевых кораблей. Октавиан счёл этот побег Менодора упущением командующего флотом Кальвиия, отстранил его от должности и новым флотоводцем назначил Марка Випсания Агриппу. Тот ранее не имел опыта участия в морских сражениях, но его успехи на суше, очевидная одарённость в военном деле, исключительная преданность не оставляли сомнений, что и в этом качестве он будет замечательно успешен. Что и произошло.
Агриппа решительно взял дело подготовки к войне на море в свои руки. Собственно, создание Юлиевой гавани уже было проведено под его руководством и по его замыслу. Теперь главным являлось строительство новых кораблей и обучение их экипажей. Поскольку флот Секста Помпея состоял в основном из небольших судов – бирем и трирем с двумя и тремя рядами вёсел, то Агриппа решил противопоставить им большие квинквиремы – с пятью рядами вёсел. За легкими кораблями, правда, сохранялись преимущества в подвижности и маневренности. Потому на квинквиремах устанавливали так называемые гарпаксы. Это были обитые железом брёвна, к одному концу которых прикреплялся крюк, к другому канаты. Катапультой гарпакс забрасывался на вражеский корабль. Крюк цеплялся за борт или за палубу, а с помощью канатов судно притягивалось к квинквиреме[722]. Ну а в абордажном бою у бирем и трирем Помпея шансов против больших кораблей Агриппы не было.
Наконец, к лету 36 г. до н. э. многомесячную подготовку флота завершили. Корабли были построены и прошли испытания, команды и гребцы набраны и должным образом обучены.
Слово Аппиану: «Когда флот был готов, Цезарь произвёл очищение его следующим образом: около моря стояли алтари, экипаж стал вокруг них в глубоком молчании, жрецы приносили жертвы, стоя у моря, и трижды на ладьях обвозили вокруг флота очистительные жертвы в сопровождении военачальников, молившихся о том, чтобы все дурные предзнаменования обратились от флота на очистительные жертвы. Затем, разделив жертвы, часть бросали в море, часть сжигали, возложив на алтари, причём высказывали различные благие пожелания.
Так римляне всегда производят очищение флота»[723].
Наступало время начала боевых действий. Октавиан назначил дату выступления: 1 июля 36 г. до н. э. Ранее этот месяц носил название Квинтилий, пятый, если считать новый год с 1 марта. Но Гай Юлий Цезарь, создавший в Риме новый календарь, дал ему своё имя. Потому Октавиан полагал, что война, начатая в месяц, именуемый в честь божественного Юлия, будет непременно успешной для него как наследника Цезаря и защитника его дела.
План войны с сицилийцем был тщательно продуман. Авторство такового, думается, можно уверенно числить за Агриппой. Наступление на мятежный остров предполагалось вести с трёх сторон. Причём в нём должны были участвовать силы всех триумвиров. Лепид, ранее отвергший предложение Помпея, теперь двинулся на помощь коллегам с большими силами: на море у него было семьдесят боевых и тысяча транспортных судов, на которых разместили 12 легионов пехоты (не менее 60 тысяч солдат), 5 тысяч нумидийских всадников и, надо полагать, их лошадей. Флотоводец Тавр, предводительствовавший кораблями Антония, переданными Октавиану, двинулся к берегам Сицилии из Тарента. Правда, из 130 его кораблей выйти в открытое море могли только 102, поскольку на остальных за время зимы перемёрли гребцы[724]. Как же доблестный Тавр содержал вверенный ему флот, если без войны умудрился потерять свыше 20 процентов гребцов? Их что, так дурно кормили, или какая-то эпидемия, для одних гребцов заразная, их погубила? А, может, они просто разбежались?
В любом случае, сила у Тавра была немалая. К слову сказать, сам Октавиан обещание послать на Восток 20 тысяч солдат не выполнил[725]. В этом легко угадывается нежелание молодого Цезаря укреплять сухопутные силы того, с кем рано или поздно было не избежать решительного противостояния.
Корабли Октавиана двинулись к Сицилии также от италийских берегов, но по водам не Ионического, а Тирренского моря. На флагмане он продолжал совершать жертвоприношения – возлияния богу морей Нептуну. Полагал, наверное, что этими действиями можно предупредить ненастье на море, столь роковую роль для его флота сыгравшее в предыдущем походе. Но Нептун, однако, явно не числил наследника Цезаря среди тех, кому намеревался покровительствовать. Ему, очевидно, был ближе Секст Помпей. Тот не только приносил морскому божеству постоянные жертвы, но даже обыкновенный для военачальников пурпурный плащ сменил на лазоревый, подчёркивая, что является «приёмным сыном Нептуна»[726].
Последующие на море события позволили Сексту считать, что он и в самом деле под покровительством морского владыки. Очередная свирепая буря причинила жестокий вред кораблям Октавиана и Лепида, а Тавра принудила приостановить плаванье к сицилийским берегам. Лепид потерял ряд транспортных судов, но сумел высадиться на Сицилии, где осадил город-крепость Лилибей на западной оконечности острова. Легат Помпея Плиний со своими войсками оказался в осаде, а ряд близлежащих городов смиренно признал власть африканского триумвира. Флот самого Октавиана лишился 6 тяжёлых кораблей (очевидно, квинквирем), 26 более лёгких судов и множества галер. Немалые потери понесли команды судов. На восстановление ущерба от стихии после прекращения бури пришлось потратить 30 дней[727].
Море очередной раз внесло жестокие поправки в эту войну. Лето шло, а никаких успехов достигнуто не было. Утверждение легионов Лепида на крайнем западе острова и осада Лилибея – крепости мощной, едва ли не неприступной, в свой актив Агриппа с Октавианом никак не могли внести. Да ещё и флот Тавра, и без того обессиленный загадочным мором гребцов, вернулся в гавань Тарента, избежав, правда, при этом штормовых потерь. Но затягивать войну было делом опасным. Италия продолжала страдать от голода, и недовольство правлением Октавиана неизбежно возрастало. Более того, в Риме оставалось немало людей, чтивших память Помпея Великого и потому сочувствовавших его младшему сыну, столь успешно до сих пор сражавшемуся против наследника Цезаря. Дабы сохранить контроль над настроениями в столице, Октавиану пришлось направить в Рим Мецената[728]. Вся сложившаяся обстановка настоятельно требовала от Октавиана скорейшего достижения решительных успехов в войне.
А пока – очередные неудачи. На сей раз они случились на западе Сицилии, где действовал Лепид. Транспортные суда везли ему под Лилибей серьёзное подкрепление – четыре легиона. В море они повстречали эскадру флотоводца Помпея Паппия и, к своему несчастью, приняли эти корабли за флот Лепида. Случился полный разгром – в море погибли два легиона. Помощь от триумвира подоспела с большим опозданием[729]. Победоносный Паппий вернулся к Помпею.
Октавиан тем временем, обнаружив большие силы противника близ северного побережья Сицилии и полагая, что их возглавляет сам Секст Помпей, направил туда флот под командованием Агриппы. Сам же он надеялся при содействии сил Тавра, не понёсших до сих пор боевых потерь, захватить Тавромений, один из важнейших городов на восточном побережье Сицилии.
В это время вновь неожиданно проявил себя уже знаменитый своими перебежками Менодор. От Секста Помпея он получил прощение, но на прежнюю должность главного флотоводца его не вернули. Семь кораблей он привёл на Сицилию, во главе их и был оставлен. Более того, судам этим во главе с таким-то славным многоопытным командующим была определена скромная задача – наблюдения за неприятельским флотом. А будь такая возможность, можно и попытаться нанести какой-нибудь ущерб. Менодор счёл себя униженным, был раздражён, но, тем не менее, решил и с такими скромными силами показать, на что он способен. Его эскадра лихо напала на строящиеся суда Октавиана, захватила то ли два, то ли три охранявших верфи сторожевых корабля, а затем сожгла ряд транспортных судов, гружённых хлебом, как на якорях стоявших, так и проплывавших мимо. А вот это было уже серьёзным ударом по продовольственному снабжению и морских, и сухопутных сил тр