. Птолемеевский Египет достиг размеров, невиданных с конца третьего века до н. э.[814].
По словам Плутарха: «Эти дары оскорбили римлян как ничто иное. Антоний и прежде многим частным лицам жаловал тетрархии и целые царства и у многих отбирал престолы, как, например, у иудейского царя Антигона (которого, по его приказу, позже обезглавили на глазах у толпы, хотя до того никто из царей такому наказанию не подвергался). Но в наградах, которыми он осыпал Клеопатру, совершенно непереносимой была позорная причина его щедрости»[815].
Великий биограф имел в виду, конечно же, безумную страсть Антония к египетской царице… Но это слишком простое объяснение. Перед труднейшей кампанией такой испытанный военачальник едва ли был склонен просто безумствовать. Здесь лучше задуматься, в чём виделась самому Марку необходимость столь серьёзных переустройств на римском Востоке. Конечно, Клеопатру должно было вознаградить за оказанную щедрую материальную и финансовую помощь армии, отправлявшейся в Парфянский поход. Но только ли это? Прежде всего, перекладывая управление рядом областей на плечи подвластных царей, он освобождал легионы для войны, а дань с этих земель продолжала поступать в римскую казну. Что до увеличения владений Египта, то дары сии отнюдь не мешали превращению некогда могущественной державы потомков великого Птолемея Лага в римского вассала. Зависимость Египта от Рима давно уже была очевидной, и, с этой точки зрения, какие-либо территориальные уступки стране-сателлиту на деле не наносили ущерба Римской державе. Возможно, уже тогда Антонию Египет виделся как основа его и римского владычества на Востоке. Можно сказать, столь щедрые дары лишний раз подчёркивали, кто там истинный хозяин! Царство Клеопатры покорно шло в русле римской политики, содействуя походу Антония на Парфию. Своего интереса у египтян быть не могло, ибо появление парфянских конников на берегах Нила исключалось, а захват Римом новых владений царству Лагидов ничего не давал.
А пока что встреча с конницей царя Фраата предстояла легионам Антония, уже расположившимся в пределах Армении. Ход боевых действий мог развиваться по двум сценариям. Первый – зимовка без спешки в пределах союзного царства и весной 36 г. до н. э., пока парфяне ещё не успеют сняться с зимних квартир, быстрое наступление и захват Мидии Атропатены, царь которой на самом деле жаждал избавиться от парфянского владычества. Второй вариант – немедленно продолжить поход и как можно скорее достигнуть столицы царства Мидии Фрааспы. Именно его, не колеблясь, и выбрал Антоний. Скорее всего, он полагался на очевидное превосходство своих сил. У царя Парфии было в строю не более 40 тысяч воинов[816], и в открытом сражении против римлян шансов на победу он не имел. Осада Фрааспы не представлялась делом затруднительным. Да, это была, безусловно, сильная крепость, но римское войско с союзниками имело огромную численность. К тому же, применение великого множества осадных и штурмовых средств не оставило бы осаждённым каких-либо надежд на успех обороны. Но вот тут-то, явно поспешив с началом похода, Антоний совершил роковую ошибку, оказавшую решающее влияние на исход всей кампании.
Обоз, понятное дело, не мог двигаться столь же быстро, как армия, тем более учитывая гористый характер местности. Антоний, стремясь поскорее осадить Фрааспу, оставил обоз, как ему казалось, под надёжной охраной двух легионов во главе с легатом Статианом.
Худшее, что случается на войне – это недооценка сил и способностей противника. Антоний таковую и совершил. Царь Парфии, как выяснилось, оказался толковым полководцем. Он разработал эффективный план противодействия римскому вторжению и, что самое печальное для триумвира, последовательно его осуществил. Парфянские войска, не ввязываясь в открытые бои с противником, отступали вглубь страны, постоянно чиня неприятелю препоны и успешно нападая на отдельные его отряды[817]. Разведка в царском войске действовала отменно, да и сама война-то велась на местности, прекрасно парфянам знакомой. Когда Фраат узнал, что римский обоз отстал от основных сил армии, он немедленно двинул туда большие силы своей конницы. Она «зажала Статиана в кольцо и перебила десять тысяч римских солдат. Сам Статиан тоже погиб, машины варвары изломали и разбили. Кроме машин, в их руках оказались множество пленных, и среди них – царь Полемон. Эта неожиданная неудача в самом начале, разумеется, привела в глубочайшее уныние Антония и его людей»[818]. Важнейший союзник римлян – армянский царь Артавазд немедленно сделал вполне обоснованный вывод, что война эта ничего, кроме поражения и римлянам, и тем, кто за ними пошёл, не сулит. Потому всё его войско снялось с места и покинуло стан Антония. К армянам присоединилась и часть других союзников. Общая численность ушедших составила 16 тысяч человек[819].
Во Фрааспе стало известно о бедах римлян. Осаждённые немедленно осмелели, их вылазки участились. Во время одной из них горожане атаковали римских солдат, находившихся на насыпи, возводимой по приказу Антония, дабы с её помощью забраться на стены города. Не ожидавшие столь дерзкого нападения легионеры обратились в бегство. Разъярённый Антоний безжалостно покарал беглецов децимацией – казнью каждого десятого из числа бежавших. Наказаны были и остальные войска: им в качестве пайка вместо пшеницы был выдан ячмень[820].
Такой отчаянной мерой триумвир сумел укрепить на время дисциплину, но перспективы войны от этого радужными не стали. Римская армия теперь находилась меж двух огней: с одной стороны она продолжала осаду Фрааспы, без особых надежд на успех, с другой – подошедшая армия Фраата IV сама осадила римлян. Очень острой для легионов стала усилившаяся нехватка продовольствия. Добывать его в округе становилось всё труднее и труднее, при этом потери убитыми и ранеными неуклонно росли. Свои трудности были и у парфян. Приближались холода, а они не привыкли на войне зимовать под открытым небом. Потому царь опасался, что, если римляне, чья стойкость была ему ведома, проявят твёрдость и не покинут зимой своего лагеря, то его войско может просто-напросто разбежаться[821]. Тогда Антонию достанется победа, им вовсе незаслуженная и потому для Парфии и её правителя вдвойне обидная.
Хитроумный Фраат нашёл выход из положения, совершенно его устраивающий и, на первый взгляд, не самый обидный для римлян. Царь предложил Антонию заключить перемирие во спасение жизней отважных воинов обеих армий. Марк после колебаний выдвинул свои условия: возврат орлов Красса и пленных из его легионов, а также свободный уход своей армии за пределы Мидии Атропатены. Фраат возвращать орлов и немногих ещё живых пленных отказался, но мир и безопасность войску Антония, если тот немедленно снимется с лагеря, обещал. Римский военачальник решил принять условия парфянина. Через несколько дней легионы оставили свой лагерь под Фрааспой. Понимая, что в глазах воинов он выглядит явно не героем, триумвир – мастер зажигательных речей, не раз увлекавший за собой десятки тысяч солдат, на сей раз попросил объяснить войску суть происходящего Гнея Домиция Агенобарба[822].
Но мирным и безопасным возвращение римского войска не стало. Собственно, парфянский царь исполнять своё обещание и не собирался. Фраат не мог отказаться от искушения уготовить Антонию судьбу Красса, да и месть за Пакора подвигала парфян на продолжение боевых действий. Благо не все местные жители были враждебны Риму. Некий мард – иранское племя, обитавшее на стыке Мидии и Южной Армении – был преданным сторонником римлян и доблестно сражался на их стороне в злосчастной битве, когда парфяне захватили весь обоз осадных машин армии Антония. Потому к его словам следовало отнестись с доверием. Он сообщил римскому полководцу, что парфяне и думать не думают о соблюдении мирных договорённостей, но ждут, не дождутся, когда при отступлении легионы окажутся на открытой равнине. А вот там их конница и постарается повторить Карры. Мард (имя его до нас не дошло) посоветовал Антонию держаться поближе к горам. Этот маршрут был предпочтительней ещё и потому, что проходил по населённой местности, где можно было добывать продовольствие[823]. Антоний, поколебавшись, совету верного сторонника римлян последовал. Марда, правда, на всякий случай заковали в оковы. Впрочем, он сам и предложил такую гарантию своей верности.
Парфяне, раздосадованные переменой ожидаемого маршрута легионов, всё равно организовали преследование войска Антония и вскоре сумели создать для римлян трудности. Им удалось разрушить запруду на одной из рек этой местности, и хлынувшая вода затопила дорогу, по которой отступали войска. Прекрасно понимая искусственную природу внезапного наводнения, Марк приказал войскам строиться в боевой порядок. Ожидая скорой атаки парфян, триумвир повелел оставить в построении специальные проходы, через которые могли пройти легковооружённые воины. Они должны были выбежать навстречу парфянской коннице и засыпать всадников метательными копьями, а также градом пущенных из пращей камней и свинцовых снарядов.
Всё произошло так, как и предполагал Антоний. Конные парфяне обрушились на не закончившую ещё боевое построение римскую пехоту, но тут их самих атаковали легковооружённые солдаты. Конные лучники смогли нанести им немалый ущерб, но и парфянские потери оказались значительными. Отступив и перестроившись, парфянская лёгкая кавалерия ринулась в новую атаку. Но тут им навстречу ударила выстроенная плотным клином тяжёлая кельтская конница римского войска. На ограниченном пространстве тяжеловооружённые всадники в плотном построении всегда брали верх над лёгкой кавалерией. Парфяне были рассеяны.