[1024]. Должно быть, надеялась, что наследник Цезаря, приняв её дары, сохранит Египет в виде подвластного Риму царства, оставив за Лагидами подобие царской власти.
Октавиан не счёл нужным давать Антонию какой-либо ответ. Это молчание, тем не менее, было очень красноречиво. Бывший коллега-триумвир мог вспомнить слова наследника Цезаря, который тот не раз обращал ко многим побеждённым ещё в первые годы их триумвирата: «Ты должен умереть!» А вот предательством Клеопатры Октавиан не прочь был и воспользоваться. Он послал ей два письма. Если первое грозно гласило, что она должна сложить оружие, отречься от царской власти, и лишь тогда он подумает, что стоит для неё сделать, то во втором было обещано сохранить для неё не только жизнь, но и неприкосновенность власти. Одно условие: Антоний должен умереть[1025].
Последовали новые послания, на которые Октавиан вообще не дал ответа. Не снизошёл. Наконец, чтобы поощрить Клеопатру, через вольноотпущенника Фирса наследник Цезаря сообщил царице, что тайно влюблён в неё, и потому она, бросив Антония, может сохранить и своё богатство, и власть[1026]. Женская самоуверенность подвела Клеопатру. Она вообразила, что её чары после Цезаря и Антония могут подействовать и на Октавиана. Роковая ошибка!
Антоний всё же попытался организовать сопротивление Октавиану, когда его легионы вступили на египетскую землю. Тщетно. Только в первой стычке Марк добился некоторого успеха, но далее военное счастье его навсегда покинуло. Последние войска, ему служившие, перешли на сторону Октавиана. Клеопатра же постаралась выполнить его условие. Зная, что Антоний не перенесёт известия о её гибели, она велела сообщить ему, что якобы она уже мертва. Марк, обманутый этим известием, нанёс себе смертельную рану. Умирающего Антония доставили к Клеопатре, которая укрывалась в предназначенной ей же усыпальнице. Она, как бы позабыв, что сама подтолкнула возлюбленного к самоубийству, «растерзала на себе одежду, била себя в грудь и раздирала её ногтями, лицом вытирала кровь с его раны и звала его своим господином, супругом и императором»[1027]. Была ли это искренняя скорбь, или царица хотела так утешить Марка в последние минуты его жизни, дабы он умер, не сомневаясь в её великой любви? Кто знает… Могло быть одновременно и то, и другое. Её любовь к Антонию очевидна, но столь же очевидно и желание спасти свою жизнь и царское величие через его погибель.
О смерти своего врага Октавиан узнал быстро. Сведения о его поведении при этом противоречивы. Согласно Плутарху, получив известие о кончине Антония и увидев окровавленное оружие, прекратившее его жизнь, наследник Цезаря заплакал, уйдя в глубину своей палатки, и искренне горевал «о человеке, который был его свойственником, соправителем и товарищем во многих делах и битвах»[1028]. А вот по Светонию, Октавиан смотрел на его труп[1029]. Согласно римскому обычаю, любование мёртвым телом врага считалось варварской жестокостью. Не исключено, что правду сообщили оба историка… Октавиан мог легко изобразить на публику свою скорбь, специально отойдя вглубь палатки, чтобы присутствующие не разглядели явно «крокодильи слёзы». Затем, не в силах отказать себе в недостойном удовольствии, трупом поверженного врага он всё же полюбовался.
Надежды Клеопатры сохранить за собой царство, пусть теперь и во всём от Рима зависимое, быстро развеялись. Она убедилась, что её женские чары на хладнокровного и замечательно владеющего своими эмоциями Октавиана совершенно не действуют. А единственная жизненная очевидная перспектива для неё – прохождение по Риму в триумфе молодого Цезаря. Как некогда сестра её Арсиноя прошла в триумфе божественного Юлия. Но ту римляне даже жалели, а Цезарь великодушно отослал её в Эфес. Клеопатре же не приходилось сомневаться в лютой ненависти к ней со стороны римского народа. Потому шествие в триумфе вполне могло закончиться для неё в нижнем помещении Мамертинской тюрьмы Капитолия, где ждал бы её палач с удавкой.
О том, как именно царица свела счёты с жизнью, до сих пор спорят. Традиционно самым вероятным способом её самоубийства считается укус змеи – аспида (кобры), принесённой ей в корзине то ли с цветами, то ли с винными ягодами. Возможно, что она просто прибегла к имевшейся у неё заколке, пропитанной ядом. Так, кстати, покончили с собой её служанки. Гибель от укуса змеи могла иметь и символическое значение. Изображение аспида – Урей – принадлежность царского головного убора фараонов Египта. Сделанное из золота, оно крепилось к короне вертикально – боевая стойка кобры. Возможно, Клеопатра возжелала себе истинно царской смерти от царственного Урея.
Октавиан, хотя и был раздосадован гибелью царицы – ведь он уже представлял, как она идёт в цепях за его триумфальной колесницей, – не отказал покойной в достойном погребении рядом с Антонием в родовой усыпальнице Птолемеев Лагидов. Почётных похорон удостоились и её служанки. Позволив достойно похоронить Антония, победитель жёстко обошёлся с памятью о нём. День рождения Марка был объявлен проклятым, само это имя в роду Антониев было на будущее запрещено, его статуи и изображения подлежали уничтожению. Убит был по приказу Октавиана и Антилл – старший сын покойного, даром, что он был помолвлен в детстве с дочерью наследника Цезаря Юлией. Несчастный юноша искал спасения в построенном по указанию Клеопатры храме Цезаря, припав к подножию статуи божественного Юлия. Напрасно. Младший брат Антилла Юл и его единокровные сёстры – Антония Старшая и Антония Младшая продолжили жить в доме Октавии. К детям Антония и Клеопатры было проявлено великодушие. Их, правда, предназначили для триумфа Октавиана, но зла им не причинили. Клеопатра Селена в дальнейшем даже удостоилась брака с царём Нумидии и Мавритании Юбой II. Александр Гелиос и Птолемей Филадельф вскоре оказались также в доме сестры Октавиана. Поскольку сведений об обоих юношах в источниках более нет, то, похоже, они рано ушли из жизни.
Беспощаден был Октавиан к Птолемею Цезарю, более известному по непочтительному прозванию Цезарион – Цезарёнок или Цезарёныш. Клеопатра, понимая сколь незавидна его участь, отправила сына в Эфиопию, откуда тот должен был морским путём отбыть в Индию. Но вот его дядька-воспитатель Родон, надеясь, очевидно, на награду, уговорил молодого человека вернуться в Египет, лживо уверяя, что там его ждёт царство, якобы Октавианом обещанное. Когда же сын Цезаря прибыл в Александрию, то наследник Цезаря оказался к нему безжалостен. Сопровождавший победителя в походе его старый учитель Арей, дабы его славный воспитанник не проявил вдруг несвоевременной жалости, веско процитировал слова Одиссея из «Илиады», осуждающие многовластие[1030]. Внеся, однако, небольшую, но принципиальную поправку: «Нет в многоцезарстве блага». Октавиан не заставил себя уговаривать. Сын Цезаря и Клеопатры был убит.
Тем не менее, надо заметить, что после этой самой главной в своей жизни победы Октавиан излишней жестокости не проявил, что, если судить по событиям предшествующим, ему не очень-то было свойственно. Помимо расправ с Антиллом и Птолемеем Цезарем известно только шесть имён сторонников Антония, казнённых по приказу победителя. Среди таковых оказался Кассий Пармский – последний из остававшихся в живых убийц Гая Юлия Цезаря. Эту казнь следует признать единственно справедливой. Пятеро остальных – это Публий Канидий Красс, единственный легат Антония, до последнего сохранявший ему верность; Скрибоний Курион, пасынок Антония, сын Фульвии; Квинт Овиний, унизивший достоинство римского сенатора, управляя ткацкими мастерскими Клеопатры[1031]; некто Аквилий Флор. Можно, пожалуй, и согласиться с Веллеем Патеркулом, в умильном тоне сообщающем о замечательном милосердии к побеждённым, проявленном победителем: «Достойными Цезаря оказались его счастие и великодушие: никто из тех, кто выступал против него с оружием, не был убит ни им самим, ни по его приказу»[1032]. Действительно, ни Антилл, ни Цезарион с оружием в руках против Октавиана не выступали. Но великодушия почему-то не удостоились. Тем не менее, утверждение Диона Кассия, что наследник Цезаря многих казнил и лишь немногих пощадил, не соответствует истине[1033].
Покорение Египта – последнего из царств, основанных диадохами, свершилось практически без потерь с римской стороны.
Эпоха эллинизма закончилась. В написанных победителем «Деяниях божественного Августа» сказано предельно просто: «Египет власти римского народа я подчинил»[1034]. Право на превращение обретённой римским оружием страны в провинцию Октавиан имел на основании своих консульских полномочий. Став консулом на 31 г. до н. э., он принял эту магистратуру и на 30-й год. Египет в качестве новой римской провинции затем был утверждён комициями. Первым его наместником стал всадник Корнелий Галл – и опытный командующий легионами, и высокообразованный человек, друг Азиния Поллиона и Вергилия. Пребывание в Александрии вдохновило его на поэтическое творчество. Префект стал писать элегии александрийским стихом.
На новую провинцию были наложены подати, поступавшие в государственную казну – эррарий. Надо сказать, что, с точки зрения доходов, обретение Октавианом Египта финансовое положение Римской державы и, само собой, её правителя резко улучшило. Теперь и речи не было о недостатке средств. Более того, Октавиан мог великодушно простить все недоимки в казну, возникшие из-за Актийской войны