Любопытна находчивость Октавиана. Никакой льняной нагрудник не мог тогда сохраниться в целости в течение четырёх веков. Ложь очевидная, но цель её уж больно значима. Все должны были помнить, что вооружённые силы Рима на суше и на море имеют только одного главнокомандующего. Армия – представительница римского народа, а главное, она одновременно и источник власти. Источник неправовой[1078]. Но какой значимый! Тем не менее, Октавиан прекрасно понимал, что его долговременная власть нуждается в более широкой правовой основе. Прежде всего, эта основа не должна никому в Риме напоминать даже тень царской власти. Сам же он обязан избежать роковых ошибок божественного Юлия, ставших причиной трагических мартовских ид. Разумеется, ни о каком действительном возвращении к республиканской форме правления Октавиан и думать не мог. Все его действия, как мы видим, были направлены на упрочение достигнутого единовластия. Но нельзя забывать, что в своё время триумвиры обещали после восстановления порядка в государстве передать власть сенату и римскому народу. Отречься от этого было невозможно. Тем более что не так давно антониевская пропаганда как раз наследника Цезаря и обвиняла в нежелании отказаться вместе с коллегой от триумвирских полномочий и восстановить исторические формы управления Республикой. Юридически триумвират почил в конце 33 г. до н. э., когда полномочия и Октавиана, и Антония не были продлены. Но это не значит, что обещание реставрации было забыто. Перед Октавианом стояла очень сложная задача. Надо было сохранить и упрочить свою единоличную власть, но сделать это так искусно, чтобы никто не смог упрекнуть его в нежелании восстановить республику. Ту самую, от которой сначала Цезарь, а затем и они – триумвиры ничего дееспособного не оставили.
К 29 г. до н. э. относится описанное Дионом Кассием совещание Октавиана со своими ближайшими соратниками Агриппой и Меценатом о будущем образе правления в Римской державе. Согласно ему, правитель государства устроил своего рода сократический диалог своих друзей, каждый из которых защищал тот или иной политический строй. Агриппа говорил о преимуществах демократического правления, Меценат же отстаивал сохранение единовластия. Речи эти большинством историков воспринимаются как составленные самим Дионом Кассием и выражающие его собственные взгляды[1079]. То есть, даже не как реконструкция, но как очевидная фальсификация. Оспорить это сложно. Нигде более, ни у одного историка, описывающего эпоху Августа, об этом ничего не говорится. В пользу реальности события свидетельствует лишь то обстоятельство, что в эпоху Северов (193–235 гг.) спорить о преимуществах демократии или же монархии в Империи было уж больно неактуально. Потому возможно предположение, что такое совещание с ближайшими соратниками и друзьями наследник Цезаря провёл. Но вот, что говорили они при этом Октавиану, какова была их аргументация – это, в лучшем случае, полная реконструкция римского историка III века. Разумеется, сам правитель имел совершенно определённое мнение о будущем государственном строе державы. Именно поэтому он и нуждался в веских доводах в пользу своих планов. Меценату он мог отвести роль сторонника сохранения уже существующего единовластия, чья аргументация оказалась более убедительной, почему Октавиан и принял его сторону.
То, что в обществе могло стать известно об этом совещании, неизбежно вызывало определённое волнение. Ведь уход победителя в гражданской войне от власти реально грозил государству новой смутой. Такой взгляд, возможно, отразился в известной четырнадцатой Оде из первой Книги Од Квинта Горация Флакка[1080]:
«О корабль, отнесут в море опять тебя
Волны. Что ты? Постой! Якорь брось в гавани!
Неужель ты не видишь,
Что твой борт потерял уже
Вёсла, – бурей твоя мачта надломлена, —
Снасти жутко трещат, – скрепы все сорваны,
И едва уже днище
Может выдержать властную
Силу волн? У тебя нет уж ни паруса
Ни богов на корме, в бедах прибежища.
Хоть сосною понтийской —
Леса знатного дочерью —
Ты, как матерью, горд, – род ни причём уж твой:
На твой борт расписной можно ль надеяться
Моряку? Ведь ты будешь
Только ветра игралищем.
О недавний предмет помысла горького,
Пробудивший теперь чувства сыновние,
Не пускайся ты в море,
Что шумит меж Цикладами!»[1081]
Образ корабля, оставшегося без кормчего, «без руля и без ветрил», несущегося по волнам, вложил в уста Мецената и Дион Кассий: «… город наш, как большое наполненное сбродом грузовое судно, лишённое кормчего, уже в течение многих поколений носится по бушующему морю, качается и бросается из стороны в сторону, как будто не имеет балласта. Не позволяй и дальше терзать его, ибо ты видишь, что оно переполнено водой, и не допусти, чтобы оно разбилось о скалы, ведь судно повреждено и больше не может держаться на плаву. Но поскольку боги, смилостивившись над нами, назначили тебя распоряжаться и руководить им, не измени отечеству, чтобы оно, ныне благодаря тебе немного воспрявшее духом, и остальной свой век провело в безопасности»[1082].
Что на самом деле говорил Меценат Октавиану и сравнивал ли Рим с носимым ветром кораблём – нам неизвестно. А вот с одой Горация, выражавшей тревогу по поводу возможно обсуждаемого ухода наследника Цезаря от власти, как подлинный друг и убеждённый соратник он мог правителя и познакомить.
Конечно, уговаривать Октавиана сохранить единовластие было излишне. Еще раз обращаясь к его поведению перед Акциумом и после него, нельзя не согласиться с мнением, что деятельность его в эти годы не имела в себе ничего «республиканского»[1083]. Потому все дальнейшие действия наследника Цезаря происходили без каких-либо колебаний и отступлений от поставленной цели. В то же время, что крайне важно, описанное Дионом Кассием «совещание тройки, пусть и искажённое до неузнаваемости, показало отсутствие у Октавиана доктринёрства»[1084]. Его подход к государственному строительству следует признать творческим, учитывающим все реалии тогдашней политической жизни. Касательно же утверждения: «Как замысел, так и политика Октавиана-Августа в действительности вбирала в себя три элемента: принципы «республики», учреждения старой Римской республики (до 50 г. до н. э.) и инструменты монархического правления»[1085], то здесь можно согласиться только с последним пунктом. Принципы «республики» навсегда ушли в прошлое, что прекрасно понимал ещё Цицерон, скорбевший об этом. «Res Publica Amissa» – «Утраченная республика» восстановлению не подлежала. Что до республиканских учреждений, то их значимость для создания новой политической системы нельзя недооценивать[1086]. Но здесь надо исходить из того, что у Октавиана в принципе не было никакой возможности без них обойтись. Его власть, чтобы быть понятой и принятой римлянами, должна была опираться на привычные существующие государственные структуры. Избавляться от них и пытаться на их месте создавать новые было бы совершенным безумием. Потому Октавиан о таком способе государственного строительства и не задумывался. Кроме того, он замечательно помнил, чем для божественного Юлия обернулось плохо скрываемое, а порой и откровенное презрение к низвергнутой им республиканской форме правления и её институтам. Октавиан за годы борьбы за власть набрался замечательного политического опыта, прекрасно понимал общественные настроения в Риме, знал людей, составлявших элиту государства, и потому отлично ориентировался в складывающейся обстановке и в реальных проблемах государства. Свойственные ему хладнокровие и рассудительность в сочетании с исповедуемым им девизом «Festina lente» – «Поспешай медленно» позволили ему добиться абсолютного успеха там, где его гениальный предшественник потерпел крах и расстался с жизнью.
Первейшая задача Октавиана была как раз в превращении унаследованных им республиканских институтов власти в инструменты недекларируемого монархического правления. Именно её после возвращения в Рим и славного тройного триумфа наследник Цезаря и начал неспешно и глубоко продуманно осуществлять. Как назвать его власть в эту пору? Думается, здесь вполне можно использовать предложенный Я. Ю. Межерицким термин «монократия», что по-гречески и означает «единовластие»[1087]. Строительство своей политической системы Октавиан продуманно начал с сената римского народа. Именно этот орган власти в Риме исторически воспринимался как её важнейший символ. Какой же сенат достался Гаю Юлию Цезарю Октавиану, победителю в гражданской войне? Светоний даёт сенату того времени совершенно безжалостную характеристику: «Сенат давно уже разросся и превратился в безобразную и беспорядочную толпу – в нём было больше тысячи членов, и среди них люди самые недостойные, принятые после смерти Цезаря по знакомству или за взятку, которых в народе называли «замогильными» сенаторами»[1088].
Получается, что побеждённый Антоний покоился рядом с Клеопатрой в усыпальнице Птолемеев Лагидов, а его тяжкое наследие продолжало жить и процветать. В 29 г. до н. э. началось обновление сената римского народа. Дабы всё выглядело безупречно законно, требовалось восстановить цензуру. Её в Республике упразднил Гай Юлий Цезарь. Причина – именно право цензоров со времён так называемого «закона Овиния» от 312 г. до н. э. назначать сенаторов. Каждые пять лет цензоры пересматривали их список, вычёркивая тех, кто казался недостойным этого высокого звания и включая новых, более достойных членов, обычно из числа бывших магистратов. Октавиан, будучи консулом, не мог по закону стать цензором. Но для него оказалось достаточным предоставление ему цензорских полномочий. На следующий 28 г. до н. э. Октавиан стал консулом вместе с Агриппой, и оба они получили цензорские полномочия для произведения полноценного ценза. Дион Кассий даёт идиллическую картину происходивщего. По его словам, Октавиан «сам не вычеркнул ни одного имени. Но, попросив сенаторов быть судьями самим себе и оценить друг друга, исходя из происхождения и образа жизни каждого, убедил сначала около пятидесяти человек покинуть сенат, а потом настоял на том, чтобы ещё сто сорок человек последовали их примеру. При этом он никого из них не подверг бесчестию, но только выставил для всеобщего обозрения имена тех, кто оказался во второй группе, а первых, поскольку они не стали тянуть время, а сразу повиновались ему, освободил от этого порицания, оставив их имена неизвестными»