Нервы всё ещё находились в напряжении, но после такого удивительного предложения Бубенцов повеселел. «Всё-таки реалити-шоу!»
– Есть одно условие, – сказал Бубенцов. – В группу окружения прошу ввести Игоря Бермудеса и Тараса Поросюка.
– Это вчерашние балбесы?
– Уверяю, это достойнейшие люди.
– Не сомневаюсь, – усмехнувшись, кивнул заказчик. – С ними или без них, но ты должен устроить полноценный скандал. Имеешь право хамить, буянить, драться, сквернословить. В критический момент охрана придёт на помощь.
Такая развязка весьма понравилась Ерофею Бубенцову. Возможность наскандалить и насвинячить, зная, что никакого наказания не последует. Наоборот, гору денег отвалят. Кто ж откажется? Бубенцов ещё более утвердился в прежней мысли. Происходящее – часть грандиозного шоу. Выбрали его. Теперь следовало просто подчиниться замыслу неведомых сценаристов, сыграть роль достойно и правдиво.
Хозяин, прищурившись, поглядел на лицо Бубенцова, покачал головой.
– Сейчас глаз обработают бодягой. Бодяга рассосёт, – сказал Джива и крикнул в приоткрытую дверь:
– Застава!
Обладателем экзотической фамилии «Застава» оказался сутулый плюгавый человек с маузером на боку. Бубенцова поразило феноменальное его сходство со вчерашним мерзавцем в кепке. Тщедушным сложением, длинными немытыми волосами, а в особенности злым блеском маленьких мутных глаз Застава напоминал Нестора Махно. Застава повёл его по длинным коридорам и переходам, следуя на шаг позади.
Ерошка по дороге анализировал ситуацию. Конечно, замысел полностью укладывается в рамки развлекательного телевизионного проекта реалити-шоу, своеобразной комедии положений. Деньги, приключения, опасности. Красивые девки. Стремительный и непредсказуемый сюжет. Постоянная перемена декораций. Бездна юмора. Игра должна быть весёлой, раскованной. Возможно, впереди ждут испытания более изощрённые. Но и там он не ударит в грязь лицом. Он согласен сыграть героя. Игра есть игра! Случись погибать – и саму смерть встретит играючи. Хотя и с побледневшим лицом, но с надменной усмешкой, ироничным прищуром глаз. Чего ему бояться? Устроители комедии, без всякого сомнения, подстрахуют в самый драматический миг.
Но глубоко в душе всё-таки ныла заноза сомнения. Конечно, авторы этой комедии подстрахуют в случае чего, но ведь и они не застрахованы. А если иметь в виду человечью безответственность и тот бардак, что творится кругом? В конце концов, синяк под глазом. Не слишком ли сурово для игры? Его втянули в развлекательное шоу. В этом шоу, судя по всему, пресыщенным зрителям требуется подлинность. Там, где подлинное, там бывает страдание! Прав Ваня Смирнов – что болит, то и подлинно.
Охранник Застава замешкался в дверях, приотстал. Бубенцов же в задумчивости шёл дальше по длинному узкому коридору. Левая стена, украшенная гравюрами и офортами, была глухая и, по всей видимости, выходила во внутренний двор. А вот правая, как догадался Ерошка, окнами своими глядела в ночное поле. В ночное зимнее поле, озарённое лунным светом.
Ерошка шёл, скрипя паркетом, задевая рукою бордовые шторы, что ниспадали от потолка до самого пола. В одном месте, где шторы немного раздвинулись, щекою уловил слабую ледяную струйку, исходящую от окна. Бубенцов оглянулся и принялся раздвигать тяжёлые бархатные портьеры. Добрался до белых шёлковых гардин. Летучая, невесомая кисея липла к векам и губам. Тыкался пятернёй, нащупывал сквозь ткань переплёт рамы, фигурную ручку, а когда прорвался наконец к заветному окну и поднял глаза…
Ещё до того как Бубенцов осознал увиденное, понял он причину тишины, что царила внутри дома, – тройное остекление и вакуумные рамы глушили всякий звук. Но всего более потрясло его то, что не было снаружи, за окнами, никакого белого безмолвия. Прямо под окнами, против ожидания, не оказалось никакого загородного сада, никакой полоски леса не темнело на горизонте, никакая луна не освещала заснеженные холмы и просторы. Все эти великолепные картины жили, оказывается, только в его воображении.
А в реальности – увидел знакомую улицу, по которой двигался плотный поток машин к Электрозаводскому мосту. Красные огни отражались в чёрном глянце асфальта. А прямо напротив того места, откуда смотрел Бубенцов, на другой стороне улицы, стоял его дом. Дом возвышался, близился к нему, как громадный корабль, наплывал всеми своими празднично пылающими окнами. Великолепный сталинский дом, с высокими арками, с неоновой вывеской ресторана, с троллейбусной остановкой у выхода из магазина, с милыми мирными людьми, что стояли на остановке.
Сомнений никаких быть не могло – всё это время он был заперт в Елизаветинском Путевом дворце. В том самом царском дворце, на который частенько любовался вон оттуда, со своего балкона… раз, два, три… да-да, вон с того балкона, что на пятом этаже. До сих пор полагал, что во дворце этом размещён какой-нибудь музей, и всё собирался как-нибудь заглянуть сюда, разведать. Вот и заглянул, разведал.
Тяжкая дрожь снова стала сотрясать стены и пол, но теперь-то Бубенцов знал причину этого землетрясения: за глухой левой стеной дворца пролегала железная дорога, и по ней двигался сейчас в сторону трёх вокзалов пассажирский поезд.
Рука охранника Заставы тащила его от подоконника, а он всё цеплялся ногтями за батарею. Обернувшись, в последний раз взглянул на дом свой, на свой балкон, на уютное окно спальни. Окно ярко светилось, горели все восемь плафонов старинной бронзовой люстры. Вера ещё не вернулась с дежурства. Стало быть, эти негодяи, что скрутили ему руки, что возили его, путая следы, по всей округе, по просекам парка в Сокольниках, по неведомым дорожкам… Стало быть, негодяи эти, уходя, не погасили свет.
Свет пылал, тень прошла по занавескам. Странное двойственное чувство овладело Бубенцовым. Он как будто находился… Страшная догадка, невозможное сомнение шевельнулось под сердцем. Кто-то же есть в доме! Не он ли сам? Не его ли неприкаянное тело бродит сейчас по квартире? Может быть, он не здесь, а там, дома? А кто же здесь? Кто же тогда здесь?! Кто?
Глава 18. Секретный агент
Около шести часов вечера в «Кабачке на Таганке» сидели два старых товарища – Игорь Бермудес и Тарас Поросюк. Третий, Ерофей Бубенцов, должен был появиться здесь с минуты на минуту. Бубенцов имел сообщить нечто важное. На все предварительные вопросы загадочно отвечал, что разговор не телефонный и разглашению не подлежит.
Хотя зал был пуст, друзья сидели, близко сдвинув головы. Говорили вполголоса, совещались. Они нарочно выбрали дальний угол, укромное место у самого окна. Романтический полусвет царил вокруг. Уличный фонарь сиял в высоком окне, и луч его падал сквозь щель в шторах, широкой полосою пересекал стол. Таинственные искры мерцали в гранях графина.
– Бубен, конечно, агент. Это ясно, как дважды три. Но я думаю, тут ещё Верка мутит воду, – говорил Поросюк. – Шерше ля фам! Она меня всегда, примерно сказать, недолюбливала. Она-то, скорее всего, всё и устроила. Верка Бубенцова.
По природным свойствам своей натуры Тарас Поросюк был подозрителен до чрезвычайности. Полагал, что жизнь и вообще все взаимоотношения людей строятся на принципе «кто кого обдурит». При этом Тарас был человек здравый, умеющий подать разумный совет. Трудно было найти специалиста, который бы так верно разбирался в стоимости всего. К нему ходили советоваться о покупке квартиры, машины, о котировках акций Газпрома, о дачном участке с домом и без дома, о недвижимости в Болгарии. Тарас давал трезвые, взвешенные, дельные советы.
Игорь Бермудес, услышав утверждение, что «всё устроила Верка Бубенцова», возразил:
– Ты неправ, милочка! Как могла Вера устроить такой сложный спектакль?
– Ты плохо знаешь психологию женщины! Тем более, когда муж у неё, будем говорить, неудачник.
– Какой же он неудачник?
– А кто ж он? Во все скандалы встревает. Нищий, без гроша денег.
– Ну и ты, душа моя, не особо-то богатый, – заметил Бермудес.
Тарас никак не реагировал на обидные слова Бермудеса. Он, как это свойственно многим малороссам, пребывал в состоянии собственной непроницаемости. В том состоянии, которое не могут прошибить никакая логика, никакие факты, никакие доводы.
– Я думаю, она режиссёру заплатила, – продолжал Тарас. – Два фактора сошлись. Во-первых, агент, во-вторых, деньги! Как иначе объяснишь его триумф на сцене? Якобы случайный. Знаем мы эти случайности. А теперь Шлягер ставит Бубна, будем так говорить, на первую роль. В реалити-то шоу. А мы с тобой просто ассистенты.
Бермудес ни за что не согласился бы с шаткой аргументацией Поросюка, когда бы не выпита ими была уже в ожидании Бубенцова четвёртая или пятая рюмка.
– Конструкция логичная, – кивнул Бермудес. – Всё сходится, душа моя. Но есть одно «но». Ты сам напомнил, что он всегда режет правду. Скандалист. Какой же он агент?
– Какой агент? А кто полицейскому фингал поставил! Это же, примерно сказать, реальный срок. А его выпускают. Это как тебе?
Аргумент был убийственный, и Бермудес засомневался:
– Думаешь, агент?
– А ты логику включи. Зеркало бил? – Поросюк, сощурив глаз, умно и тонко поглядел на Бермудеса. – Бил. А где? В Колонном зале. Это тебе, будем говорить, не у тёщи на кухне. И с рук сошло. Просто так?
– Чш-ш…
Бубенцов показался в дверях кабака. Скинул плащ, небрежно перебросил через локоть. Серый пиджак, белая рубаха, красно-синий галстук. Тёмные очки.
Теперь уже и Бермудес, глянув на Бубенцова, убедился: агент.
– Салют! – издалека крикнул Ерошка. – Йохо нет?
Сбросил плащ на пустой стул, уселся, закинул ногу за ногу. Был бодр, щёки пылали от ветра и мороза. От него разило уверенностью моряка, вернувшегося с большой путины с большими деньгами.
Поросюк недоверчиво потрогал меховую подкладку плаща. Провёл ладонью по рукаву. Дорогая материя переливалась, отливала лиловым металлом.