явились странные личности, вычислить которых не получилось. Из города уехал Роман Илларионович Воронцов, как будто самоустранился от руководства масонской ложи. Внешне же все оставалось по-прежнему, и печатные станки выдавали все больше книг.
Попытки внедрить нового агента привели к тому, что в момент ритуала принятия в масоны человек из Тайной канцелярии был странным образом усыплен и очнулся на кровати в дорогом номере ресторации «Элит».
— Иван Фомич, мы не знаем, как это происходит, но наш человек ничего не пил и не ел. Последнее, что он помнит прежде, чем очнуться на кровати в ресторации, был некий человек в маске с пронзительными глазами. Этот человек что-то держал в руках и потребовал внимания, — проводил инструктаж лично Шешковский. — Я спрашивал у профессора Кашина, что это могло быть, и он мне сказал, что такое возможно, назвав явление гипнозом [гипноз, как явление, известен три тысячи лет. Само слово принято в употребление в конце XVIII века].
— Что я должен сделать? — спросил Кольцов.
— Стать масоном, — ответил Шешковский.
*………*………*
Иван Фомич Кольцов стоял с завязанными глазами, с оголенными выше колена ногами. Рядом молчаливо расположился человек, который предложил графу пройти таинство посвящения. Кольцов хотел что-то произнести, но в ответ получил только «тсс…». Не менее, чем полчаса длилось молчаливое стояние, пока Кольцова не пригласили проследовать дальше. Три символических удара в дверь, и, как только послышались другие три стука из-за двери, Кольцов вошел в просторную комнату и ему развязали глаза. В тусклом свете можно было рассмотреть натюрморты в виде воды, черствого заплесневелого хлеба, какие-то инструменты.
— Составьте завещание! — прозвучал кажущийся зловещим голос.
Кольцов склонился над небольшим столиком, где лежал лист бумаги и новомодное самопишущее перо. Ранее ему говорили текст, который должен быть записан. Быстро написав все положенное, Кольцов сделал шаг в сторону от стола. Человек, стоящий во мраке и выдающий свое присутствие лишь мутным силуэтом, надел шляпу.
— Должным ли образом подготовлен кандидат к посвящению? — спрашивал голос.
— Должным! — ответил человек, который находился по правую руку от Кольцова.
— Тогда подведите его! — потребовал голос и после небольшой паузы, человек, чей силуэт был уже более отчетливым, продолжил. — Чего ты хочешь?
— Света, мастер! — сказал Кольцов то, что ему ранее предписали говорить.
Вокруг мужского силуэта резко загорелся свет и «мастер» как бы оказался внутри огня. Это все должно было завораживать, но Кольцов был предельно сконцентрированным.
— Смотри на меня! Забудь все, что вокруг, забудь все! — требовал мужчина в шляпе, пристально смотря в глаза Кольцову.
В это время, в карете, недалеко от загородного дома, где происходили собрания масонов, сидел Шешковский и пил кофе. Именно так! Горячий кофе, который был приготовлен более пяти часов ранее! Степан Иванович был одним из первых, кто тестировал новый товар от императорской фабрики. Термос мог стать хитом продаж на ближайший год.
— Ваше Высокопревосходительство! — обратился к Шешковскому один из оперативников.
— Говори уже, что замер! — нетерпеливо сказал глава Тайной канцелярии.
— Состав преступления есть! Мастер ввел графа в сон и потребовал отдать часть своих денег, — растерянно говорил Василий Серов.
— Чертовщина какая-то! — возмутился Шешковский.
— Какие наши действия, Ваше Высокопревосходительство? — спросил нетерпеливо оперативник Серов.
— Антуан не выходил из дома? И, кто этот мастер? — спросил Шешковский, одновременно размышляя над тем, что следовало бы сделать.
Терпеть и далее непонятные явления, связанные с тайным обществом, Шешковский не хотел. И дело даже не в том, что это направление отвлекало, по меньшей мере, семь человек. А потому, что получилось раскрыть некоторые личности, состоявшие в масонской ложе, при этом находящиеся непосредственно рядом с императором. Тот самый Антуан, ловко уходящий от филеров, сегодня был узнан входящим в дом, где собирались масоны.
— Бери их всех! Мастера упустишь… будет очень для тебя плохо! — сказал Шешковский, подумал и добавил. — Выяви иноземцев и мастера, и можешь с ними не церемониться. С остальными предельно вежливо. Там такие люди, с кем ссориться не следует даже мне.
Группа Серова состояла из лучших казаков-пластунов, а, скорее, даже не казаков, а унтер-офицеров, обученных казацким ухваткам и премудростям. Некогда сам император, будучи еще цесаревичем, инспектировал группу, как он назвал, «захвата». Они были натасканы именно на такого рода операции, потому стоило рассчитывать, что никто из масонов не сбежит.
Василий Михайлович Серов провел захват образцово-показательно, правда, несколько переборщил, опасаясь упустить важных участников спектакля. Поэтому, когда Шешковский зашел в дом и увидел, что абсолютно все русские масоны лежат лицом в пол с расставленными руками и ногами, Степан Иванович укоризненно посмотрел на Серова.
— Ваше Высокопревосходительство, я же ко всем с вежеством, почтением. Говорил им, мол, ложитесь… пожалуйста, мордой… лицом, значится, в пол, обязательно добавлял «пожалуйста… господа», — пытался оправдаться Серов, только вот в его тоне Шешковский не видел ни грамма раскаяния.
— Где иноземцы? — спросил Шешковский, силясь рассмотреть кого-нибудь знакомого из лежащих на полу господ-масонов.
— В комнате рядом. Эти разбойники достали ножи и оказали сопротивление. Так мы это… слегка помяли, — Серов улыбнулся.
Василий Серов мог показаться при общении человеком скромным и, как сказали бы в будущем, закомплексованным. Он слегка горбился, часто стеснительно прятал глаза. Но, насколько же менялся этот человек, когда дело доходило до оперативной работы! Здесь Серов становился своей же противоположностью. Он начинал шутить, вести себя цинично, беспринципно, порой, излишне жестоко.
— Иноземцы хоть живы? — усмехнулся Шешковский; игривое настроение Серова передалось и главе Тайной канцелярии.
— Скорее, да, чем нет, — продолжал лицедействовать Серов.
— Василий Михайлович, ваша работа закончилась, входите уже в обычное состояние, — Шешковский пытался одернуть своего подчиненного, но улыбка все равно не покидала его лица.
— Ваше Высокопревосходительство! Там… это, — замялся Серов.
— Так, господин Серов, найдите в своем настроении что-то среднее, чтобы иметь возможность четко докладывать, при этом не смешить.
— Прошу простить меня, но есть основания считать, что мастер, который усыпляет людей, это наш подопечный Антуан, — сказал Серов, чем ввел в замешательство Шешковского.
Степан Иванович призадумался, и его веселость моментально улетучилась. Получалось, что некий господин, который умеет вводить людей в непонятное состояние, внушать нужное только ему, мастеру, находился рядом с императором. Что, если Антуан смог внушить императору такое, что приведет Россию к краху? Прав был государь, когда заподозрил в сплошь правильном с виду человеке угрозу. Ох, и получит Степан Иванович на орехи! И вот работает же не покладая рук и результат есть, но столько промахов относительно первой персоны, что и заподозрить его можно в чем неладном.
— Где он? — прорычал Шешковский.
— Так, первостатейно его повязали! — чуть горделиво ответил Серов.
Шешковский удовлетворенно посмотрел на своего подчиненного, прекрасно поняв, что значит «первостатейно». Значит, «мастер» связан по рукам и ногам, раздет до пояса, с кляпом во рту, чтобы избежать любых ядов или проглатывания языка. Хотя в последний способ самоубийства Шешковский не верил, но некогда император указывал на такую возможность.
— Веди к нему! — приказал Шешковский.
Через минуту Степан Иванович уже рассматривал лежащего на полу связанного Антуана.
— Останься сам и позови двух людей! Если начнет происходить что-то странное, тот, кто не поддастся колдовству, может, не стесняясь, окропить свой сапог кровью разбойника, — приказал Шешковский, стараясь не показывать вида, что боится поддаться гипнозу мастера.
— Будет исполнено, Ваше Высокопревосходительство! — сказал Серов и позвал двух оперативников.
— Итак, кто Вы такой, Антуан? — задал вопрос Шешковский, силясь не смотреть в глаза поверженного «колдуна».
Серов выдернул кляп изо рта масона, чтобы тот смог разговаривать.
— Антон Лобазов, урожденный Антуан Ловазье, — сухо произнес слуга императора, с сегодняшнего дня с приставкой «бывший».
— Как давно Вы занимаетесь колдовством? — спросил Шешковсвкий
— Позвольте с Вами не согласиться, Ваше Высокопревосходительство, но я не колдун. То, что получается внушать людям, — это наука, пока еще недоступная человечеству. Но, чтоб Вы понимали, мною двигали любовь к России и желание светлого будущего для моего Отечества, — предельно спокойным тоном, как будто Антуан не связанный, а стоит перед равным себе, говорил Лобазов.
— Под «отечеством» Вы понимаете Российскую империю? — уточнил Шешковский.
— Безусловно, — ответил Антуан.
Шешковский посмотрел на Серова, принял решение и стал отдавать приказы.
— Перед господами подданными Его императорского величества извинитесь и отпустите по домам, не забыв при этом узнать имя каждого, кто присутствовал на сим сборище. Лобазова, как и господ иноземцев, поместить в разные камеры Петропавловской крепости. Учинять допрос станет господин Грановский, — приказал Шешковский и чуть тише добавил, скорее, для себя самого. — Придется отъезд господина Бирона в Курляндию немного задержать, мне нужен тут Грановский.
После, когда Шешковский читал материалы дела, после каждого предложения он крестился, так и не поверив в то, что Лобазов может быть не колдуном. Первоначально Антуан Ловазье не выделялся из когорты посвященных масонов, при том, что его отец состоял в масонской ложе еще при Петре Великом. Некий дар или проклятие, Антуан обнаружил в себе еще в юности, и его отец, каким-то пока непонятным способом, помогал развить в сыне способность убеждения любого собеседника в своей правоте. После Антуан нередко прибегал к мистике своего проклятия и продвигался по карьерной лестнице медленно, но уверенно, стараясь оставаться в тени, чаще на вторых ролях.