Гидроплан пошел на снижение, готовясь коснуться воды своими поплавками.
Командир звена напряженно вглядывался в поверхность моря перед собой, пытаясь разглядеть возможные препятствия, коих тут могло быть предостаточно. А даже небольшой плавающий обломок мог стать причиной катастрофы. И была лишь призрачная надежда на то, что удастся заметить и рвануть штурвал, поднимая машину вверх. Но на скорости было трудно что-то разглядеть. К тому же водная поверхность то и дело вспухала фонтанчиками от попадания пуль.
– Карета подана! Влезай, браток!
Горемыкин ухватил пилота за шиворот и ремень и, напрягая силы, помог тому взобраться в гнездо стрелка на носу аэроплана.
Прокофьев-Северский начал разгон, моля Бога, чтобы им удалось оторваться в воздух. Лишний груз впереди смещал центр тяжести и затруднял взлет, а свистящие вокруг пули не всегда пролетали мимо, не задев аэроплан, что не могло прибавить ему мощности и аэродинамики. Точнее уж, сильно наоборот.
Но наконец-то поплавки оторвались, и машина начала медленно подниматься в небо. К их командирскому аэроплану присоединились другие крылатые машины, и вот строй звена выровнялся и взял курс на «Орлицу».
Горемыкин покосился на втиснувшегося рядом спасенного пилота и полюбопытствовал:
– Как звать-то тебя, орел небесный? Меня вот Иваном кличут.
Пилот хмыкнул и отрекомендовался:
– Разрешите представиться – княгиня Шаховская Евгения Михайловна. Благодарю за спасение!
Прапорщик ахнул.
– Итить! Баба!
Та иронично смерила Горемыкина взглядом и пообещала:
– Сейчас кто-то от радости за борт вылетит.
Прокофьев-Северский хохотнул.
– А жизнь-то налаживается!
И повел свое звено к уже видимой аэроматке. Лишь летело над морем слышимое сквозь гул моторов разухабистое хоровое пение:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны.
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной…
Рига. Рижский укрепрайон.
Штаб операции «Квартет».
14 (27) августа 1917 года
– Итак?
– Государь! Отпущенные четверть часа истекли. С борта линкора «Принц-регент Луитпольд» получен сигнал о том, что экипаж затопит корабль, заняв места в шлюпках и открыв кингстоны.
– Проследите, чтобы всех подобрали.
– Да, государь!
– И предупредите их еще раз, если они попытаются повредить корабль взрывом, то мы немедленно открываем огонь на поражение из всего имеющегося арсенала, а вылавливать из воды никого не станем.
– Слушаюсь, ваше величество!
– Что второй линкор?
– Со вторым пока непонятно, государь.
Удивленно смотрю на Канина.
– То есть? Объяснитесь, адмирал!
– Дело все в том, ваше величество, что сначала на линкоре «Гроссер Курфюрст» подняли гюйс «Умираю, но не сдаюсь». Потом там произошла какая-то суета, и гюйс сняли.
Я нахмурился:
– И что это значит, по-вашему?
Канин сделал неопределенный жест.
– Пока трудно сказать что-то определенное, государь. Посты наблюдения показывают, что нездоровая суета на борту продолжается и имеются признаки того, что на борту идет перестрелка.
– Гм… Знаете что, а начинайте-ка обстрел. Но пока больше демонстративно. Прикажите приложить тяжелым снарядом недалеко от линкора, затем еще, но уже ближе, а потом еще парочку, но так, чтобы было понятно, что следующий чемодан прилетит им в голову. Пусть решают быстрее, а мы их простимулируем.
– Слушаюсь, государь!
– Что в районе Двинска?
Генерал Балуев встал и доложил обстановку.
– Ваше императорское величество! Артподготовка на намеченном участке ведется в полном соответствии с планом и графиком. Судя по данным разведки, германцы отошли на вторую линию, оставив лишь укрепленные заслоны. В тылу явно идет перегруппировка сил. Утром можем начинать.
– Ваши слова да Богу в уши, генерал. Авиация готова?
– Так точно, государь!
– Типографии?
– Ждут текст и литографии.
– Что Псков?
– Ваше императорское величество! Пожар на складе боеприпасов Северного фронта продолжается. Потушить пока не представляется возможным. Снаряды и осколки разлетаются по всей округе в радиусе двух-трех верст от места очага. Штаб фронта пришлось временно эвакуировать в Изборск.
– Эвакуация населения?
– Делаем все возможное. Организованно вывозятся люди, выгоняется скот. Задействованы все силы и ресурсы. Однако смею заметить, что угроза большого взрыва сохраняется. Ее величество повелели отодвинуть лагеря спасения еще на три версты дальше, а это также занимает наши силы и ресурсы.
Я хмуро смотрел на генерала.
– Если случится большой взрыв, какой будет радиус поражения?
Балуев замялся.
– Мы не знаем, ваше величество. Быть может, и три версты, а может, и четыре.
– А не исключено, что и пять?
– Этого тоже нельзя исключать, я понимаю…
– Понимаете? Так какого черта вы развернули лагерь в пяти верстах от эпицентра возможного взрыва?
– Так повелели ее величество…
Зло хлопаю ладонью по столу.
– А вы зачем? У кого был штаб фронта в Пскове? У вас или у ее величества? Кто должен лучше знать местные условия? Почему не подсказали и не указали на возможную опасность? Раз уж вы оплошали, так хоть имели бы мужество отвечать за свой промах!
– Виноват, ваше императорское величество! Я…
– Делайте что хотите, но все население города и округи должно быть эвакуировано не менее чем на восемь верст от горящих складов!
– Слушаюсь, ваше величество!
– Как скажется переезд штаба фронта в Изборск на ходе операции «Звезда» в районе Двинска?
– Государь, риск определенных нестыковок имеется, но мы делаем все возможное.
Опять появился Канин, и Балуев, что-то бормоча, поспешил ретироваться.
– Что у вас, Василий Александрович?
– Ваше величество! У меня три новости. Первая – команда линкора «Принц-регент Луитпольд» занимает места в шлюпках.
– Хорошо. Что еще?
– На «Гроссер Курфюрсте» подняли белый флаг и сообщили о готовности принять призовую команду.
Я хмыкнул.
– И в чем подвох?
– Мы не знаем, ваше величество. Можно лишь полагать, сопоставив наблюдаемые факты. Сначала гюйс, сообщающий о желании драться до смерти, затем гюйс сняли, на корабле наблюдалась какая-то кутерьма и вроде даже стрельба. Могу предположить, что команда не согласилась с приказом умереть героями и предпочла покинуть судно, с чем не согласился уже командир корабля. Возможно, дело переросло в мятеж на борту, что в условиях военного времени и боевого похода однозначно влечет за собой смертную казнь. Так что возвращаться в Германию им пока нельзя. Поэтому могут попытаться обменять линкор на какие-то гарантии для себя.
– Ну, пообещайте им бочку варенья и корзину печенья.
Видя недоуменный взгляд адмирала, милостиво поясняю:
– Пусть передают нам линкор в том состоянии, в котором он сейчас есть, а мы им можем пообещать билеты в нейтральную страну, где они могут интернироваться в свое удовольствие или двинуть куда захотят. Желающие могут остаться в России в качестве военнопленных и со временем принять русское подданство. Разумеется, ближе Сибири мы им жить не разрешим, тем более компактно, но им пока этого говорить, я думаю, не стоит.
– Слушаюсь, государь.
– Что еще? Вы говорили о трех новостях.
Канин кивнул и, усмехнувшись, сообщил:
– Из Рима передают, что эскадра флота Австро-Венгрии под командованием вице-адмирала Хорти вышла из Полы и направилась в открытое море навстречу итальянскому флоту.
– К-ха! Они что, сговорились с немцами, что ли? Или это совпадение?
Адмирал пожал плечами.
– Ничего нельзя исключать, ваше величество. Но я так не думаю. Если наша разведка узнала планы операции «Альбион», то почему этого не могли узнать в Австро-Венгрии?
Я, разумеется, не стал комментировать утверждение о нашей разведке, но в целом, почему нет? Такое тоже может быть. Вполне.
– И что там сейчас?
– Пока сведений о начале боя не поступало.
Киваю.
– Что ж, держите меня в курсе. Особенно по линкорам этим. Что Бахирев?
– Эскадра Балтфлота выходит в район проведения операции.
– Хорошо. Как только ситуация начнет развиваться, дайте знать, чтобы я занял свое место в «Аквариуме». А я пока пойду перекушу. Не хватало тут еще свалиться с обострением язвы.
– Слушаюсь, ваше величество! Приятного вам аппетита!
– Благодарю.
Поморщившись от болей в желудке, я кликнул адъютанта и распорядился подать мне свежий кофе и овсянку.
Боже, какой сегодня жуткий и насыщенный день! Сражение, которое мы практически выиграли, Псков этот распроклятый, начало операции в районе Двинска, вероятное начало рубилова в Адриатике, прибытие нашей эскадры и моего царственного брата в Салоники, Маша опять же в роли руководителя штаба Особого протокола. И в целом, говоря объективно, у нее хорошо получается. Вряд ли в ее возрасте я смог бы лучше. В любом из тел и любом из времен.
Полковник Абаканович подал мне еду и кофе, и я принялся за овсянку.
– Ваше величество!
Поднимаю голову. Когда появляется Винекен, это не всегда хорошие известия.
– Что случилось?
– Нет, государь, ничего такого пока не случилось, на что стоит обращать ваше внимание. Вам телеграмма от государыни и сводка событий в мире, но там ничего срочного.
Разрываю бланк. Читаю. Перечитываю.
Первая мысль – запретить. К чертям собачьим, запретить даже думать!
С другой стороны… И вот откуда у нее такой вот размах, да еще и в неожиданных идеях? У меня нахваталась, что ли?
Но очень опасно! Очень! Что я буду делать и как я буду жить, если что-то случится?
С другой стороны, в случае успеха это могло иметь просто небывалые перспективы. И потеря темпа в таких делах часто бывает смерти подобна!