Нью-Йорк. «Associated Press» сообщает: «Члены миссии сенатора Рута, за исключением Ресселя, высказались против посылки американских войск в Россию. Указывается, что, ввиду трудности перевозки войск в Сибирь, а затем на фронт, в Россию может быть послано лишь столь незначительное количество войск, что они как военная сила не смогут сыграть сколь-нибудь заметную роль на фронте. С другой стороны, моральное воздействие американских солдат равным образом не может быть велико ввиду незнания ими русского языка».
В небе над Берлином.
17 (30) августа 1917 года
Прокофьев-Северский весело смотрел на пламя разрывов внизу. Сколько лет он мечтал об этом дне!
– Бомбим Берлин!
Он посмаковал эту фразу и усмехнулся. Да уж, еще совсем недавно это была просто мечта, просто несбыточная фантазия, вроде желания прогуляться по Луне, и вот этот день настал! И пусть их всего дюжина гидропланов, пусть они летели, все время рискуя быть сбитыми или перехваченными немецкими истребителями, пусть топлива у них в обрез и они рискуют не дотянуть до своих авиаматок, но все же, когда командование поставило задачу и вызвало добровольцев, три шага вперед сделали все, и никто не отказался.
План был дерзким и во многом основывался на том, что Берлин в эту войну никто никогда не бомбил и они не будут готовы к отражению воздушной атаки на столицу. Большее опасение вызывали районы вдоль побережья, значительно более настороженные и готовые к бою.
Но Богородица их хранила, и им повезло. Лишь дважды они попали под огонь противоаэропланных орудий, но Бог миловал, и они не понесли потерь. В Берлине же, как и ожидалось, пока их никто не ждал. Впрочем, им еще предстоял обратный путь, путь сквозь растревоженный улей. Ну, тут ничего не попишешь, как-нибудь Господь не выдаст, свинья не съест. Это война.
Но они поставленную задачу выполнили. И пусть это разовый успех, поскольку в следующий раз так легко прорваться не удастся, пусть с военной точки зрения сброс десятка бомб и полусотни зажигалок на Берлин не мог принести особого эффекта, но сам факт бомбардировки германской столицы русскими аэропланами придавал внушительную весомость содержанию тысяч листовок, которые сейчас витали в воздухе над городом. И когда немцы будут читать о разгроме при Моонзунде, о потере Германией контроля над Балтикой, об обстреле русским флотом немецкого побережья, они будут верить написанному в листовках значительно больше, чем официальной пропаганде.
И главное, что прочтут немцы о том, что бомбардировка Берлина – это возмездие за химическую атаку и обстрел мирных кварталов Риги, Двинска и Парижа. И что это только начало.
Бомбардировка Берлина
Стокгольм. Согласно сообщениям из Германии, сегодня Берлин подвергся бомбовому удару русских аэропланов. Сообщается о панике, разрушениях, черном дыме и пожарах в центре города, а также о том, что над германской столицей были разбросаны тысячи листовок с описанием катастрофы под Моонзундом и о потере немцами контроля над Балтикой. Подробности мы ожидаем в ближайшие часы.
Германские интриги
Нью-Йорк. Согласно полученным из Мексики телеграммам, германцы вновь проявляют энергичную деятельность, свидетельствующую о возобновлении германских интриг в стране, и закупают медь, глицерин и гуттаперчу по цене выше рыночной. По полученным в Мехико сведениям, германцы скапливаются в большом числе в Юкатане и в южной части Мексиканского залива. В официальных кругах полагают, что германцы снабжали инсургентов в южной части Табаско боевыми припасами, которые, вероятно, доставлялись из Центральной Америки.
Мирная инициатива Ватикана
Нью-Йорк. «Associated Press» сообщает: «Итальянское посольство в Вашингтоне получило из Рима сообщение, что папа подготовляет новое мирное предложение, которое будет сообщено союзникам в ближайшем будущем. В сообщении не приводятся подробности нового предложения папы, но имеется указание на то, что мирная программа папы будет, может быть, изменена в зависимости от занятого Германией положения».
Гибель героя новостей
Орлеан. Верденский раввин Жуль Руфф, который, несмотря на преклонный возраст, в самом начале войны поступил на военную службу в качестве полкового раввина, убит при обороне Парижа.
Россия. Южнее Двинска.
17 (30) августа 1917 года
Грохот орудий возвестил о начале артиллерийской подготовки на этом участке фронта. Вот только это была не совсем обычная артподготовка. Или, если угодно, совсем не обычная.
– А презабавно, наверное, у них там сейчас, как считаете?
Генерал Марков бросил взгляд на стоявшего рядом генерала Костевича. Тот кивнул, не отнимая от глаз бинокля.
– Уж поверьте моему опыту, Сергей Леонидович, там сейчас весьма любопытное зрелище.
Марков усмехнулся:
– Уж поверю, Михаил Михайлович. Химические снаряды – это по вашей части.
– Ну, не все же им Ригу обстреливать, надо и нам слегка поразвлечься.
– В этом не может быть сомнений, Михаил Михайлович. Ни малейших. Какая ж война без развлечений?
На германских позициях вспухали клубы разноцветного дыма. Черные, желтые, сизые. Постепенно черный дым начинал преобладать, и мгла на горизонте приобретала грязно-угольный оттенок.
– Да уж, Михаил Михайлович. Воистину адская смесь – вдохнуть веселящего газа, потом слезоточивого, а потом блуждать в кромешной тьме, где ни зги не видать, среди таких же ослепших и опьяненных, натыкаясь друг на друга, на стенки окопов…
Химик пожал плечами.
– Ну, вряд ли у немцев там не было противогазов под рукой, но в первые секунд десять-двадцать многие вполне могли нахвататься.
– Не скажите, Михаил Михайлович, тут уж поверьте моему фронтовому опыту, когда ты сидишь в окопах и вокруг тебя начинаются разрываться химические боеприпасы, то двадцать секунд – это очень много, можно надышаться так, что больше уж и не доведется.
– Ну, это если хлор или иприт. Тут же ничего смертельного. Разве что в траншею можно упасть и шею свернуть. Или на штык товарища напороться. Хотя, действительно, немалая часть личного состава может попасть под действия закиси азота и, в зависимости от концентрации газа во вдыхаемом воздухе, может начать вести себя с разной степенью адекватности. Кто-то почувствует лишь легкое головокружение, кто-то сильную эйфорию, кто-то сядет и будет хихикать, а кто-то захочет вдохнуть еще и стянет противогаз или не станет его пытаться натянуть. Добавьте к этому снаряды третьей волны со слезоточивым газом, то…
– Так и представляю себе германца, который хихикает и заливается слезами.
– Ну, Сергей Леонидович, вы же понимаете, что там более сложное воздействие на организм. Там сейчас полно блюющих и, извините, обделавшихся, с опухшими глазами и распухшими лицами, которые, шатаясь, бродят там или сидят, забившись в щели. Впрочем, все это пустое. Вон и ракета сигнальная пошла.
Артобстрел позиций противника прекратился, и на поле боя двинулись силы русской бронетехники. Больше сотни пулеметных и пушечных броневиков на колесном ходу или с приводом Кегресса двигались вперед, сопровождаемые фортицами – выполненными из котлового железа металлическими коробами на колесах, в каждом из которых было по дюжине солдат, толкавших конструкцию впереди себя. При всей неуклюжести фортицы вполне успешно прикрывали экипаж от осколков снарядов и даже от пуль. К тому же вооруженные пулеметами «Мадсен» и ружьями-автоматами Федорова защищенные солдаты представляли собой достаточно мощную огневую силу. А в случае невозможности двигать бронекороб дальше на колесах, экипаж мог перенести его через препятствие вручную или дождаться прорыва заграждений броневиками.
Катили вперед и гусеничные бронеавтомобили с открытым сверху бронекузовом, в котором располагались минометы, обеспечивая огневое сопровождение наступающих порядков. Впрочем, для особо укрепленных позиций противника в составе строя двигались и пять новеньких танков ТРЗ-107 Рыбинского завода, 107-миллиметровые орудия которых могли сказать свое веское слово на участке наступления.
Под прикрытием брони двигались группы пехоты, внимательно следя за тем, чтобы к бронемашине не подобрался вражеский солдат с гранатой, и ожидая момента, когда расстояние до траншей противника позволит одним рывком ворваться во вражеские окопы.
Со стороны германских окопов доносилась беспорядочная жидкая стрельба, но не было понятно, стреляют ли немцы по приближающимся цепям русской армии или выстрелы стали следствием иной причины. Впрочем, вряд ли в сплошном дыму стрелки противника вообще видели цель. Так что самым опасным для наступающих был слепой огонь нескольких пулеметов, хаотично посылающих пули в сторону русских траншей.
Однако и наши пулеметы на броневиках не молчали, поддерживая беспокоящий огонь и ожидая того момента, когда ветер отгонит дым и сделает огневые точки противника различимыми. Пока же все спешили успеть сократить дистанцию до минимума, пока дым еще не позволял германцам бить прицельно.
Но ветер стих, и не было похоже, что он собирался очищать своим дыханием воздух над немецкими окопами, так что наступающие в противогазах русские ворвались в германские траншеи, видя лишь на несколько шагов вокруг себя, пытаясь не попасть по своим и разглядеть противника.
– Ты смотри, а ведь первую линию мы заняли!
Генерал Костевич хмыкнул.
– Как видите, Сергей Леонидович, презабавная химия, как вы изволили давеча выразиться, все-таки свою работу сделала. Но это лишь первая линия обороны, вряд ли дальше будет так просто. Эффект неожиданности утрачен, и наверняка там дальше почти все натянули противогазы, пока основному удару подвергалась первая линия. Так что вторая и третья линии могут быть куда более трудными.
Марков серьезно кивнул.
– Правда ваша, Михаил Михайлович. Но черный дым будет мешать немцам целиться.