– Знаем, – согласился Майя. – Тем не менее, мы желали бы называть вас этим титулом.
– Ваша светлость очень любезны, и мы ценим это. Ваша матушка тоже была отправлена в ссылку, не так ли?
Вопрос был чистой формальностью, потому что они оба знали ответ.
– Да.
Она сложила руки перед собой и поклонилась ему – это был старомодный жест, выражавший почтение и сочувствие.
– Варенечибель нес своим близким гибель, как заморозки губят цветы.
Они помолчали несколько минут, размышляя о том, что обоим удалось выжить, несмотря на изгнание, и даже пережить Варенечибеля IV. Потом Арбелан сказала:
– Ваша светлость, мы желали узнать, каковы ваши намерения относительно нашей дальнейшей судьбы.
– Мы не строили за вас никаких планов и не собираемся это делать. Вы желаете вернуться в Кетори?
– Нет, благодарим вас, – решительно ответила Арбелан. – Но в этом вопросе имеет значение только ваша воля, ваша светлость, а отнюдь не наши желания. Мы принадлежим к дому Драджада.
Она не просто породнилась с этой семьей, вступив в брак с императором; подобно остальным женам Варенечибеля, живым и умершим, его дочерям, невесткам и внучкам, а также злополучной невесте его третьего сына, она принадлежала главе клана Драджада. Она в буквальном смысле являлась собственностью Майи, который имел право распоряжаться ее жизнью.
Неудивительно, подумал он, что Шеве’ан ненавидит его, Ксору презирает, Вэдеро относится к нему с недоверием и скептицизмом. Неудивительно, что Ксетиро Кередин намерена отдать ему только то, что велит долг. Ему восемнадцать лет, он необразованный, неопытный мальчишка, и он не имеет никакого права контролировать их жизнь. Если не считать права, данного ему законом.
– Арбелан Джасанай, – тщательно подбирая слова, заговорил Майя, – мы не можем задать этот вопрос нашей матушке, и это печалит нас. Но в память о ней мы спрашиваем вас: что вы желаете делать дальше?
Некоторое время она с непроницаемым видом рассматривала его. Потом торжественно склонила голову.
– Если это не противоречит желаниям вашей светлости, мы хотели бы жить при Унтэйлейанском Дворе. После стольких лет у нас не осталось иного дома, кроме Кетори, но нам неприятно возвращаться туда.
– Тогда мы ничего не имеем против.
– Мы благодарны вам, ваша светлость, – сказала она.
– Вы не могли бы… – Он смолк, чувствуя, как краснеют щеки.
– Все, что в наших силах, ваша светлость. Вы знаете, что вам нужно лишь приказать.
– Нет, ничего подобного, – воскликнул он. – Это не… это не приказ.
Она приподняла брови. «Эдрехасивар Косноязычный» – так однажды на званом вечере назвала его осмин Дученин, полагая, что он ее не слышит. Взглянув на Телимеджа, Майя понял, что это произошло не впервые. Он вонзил ногти в ладони, заставил себя сделать глубокий вдох и сказал:
– Мы всего лишь хотели узнать, не согласитесь ли вы ужинать с нами время от времени – может быть, раз в неделю?
Женщина вздрогнула, не сумев скрыть изумления – а даму поколения Арбелан Джасанай нелегко было вывести из равновесия.
– В этом нет ничего неприличного, – поспешно добавил он. – Как вы сказали, вы наша родственница, и вдова, и…
– Ваша светлость, – вмешалась она, и в ее голосе Майя различил странное выражение, которому он не смог бы дать названия. – Это большая честь для нас, и мы с радостью принимаем ваше предложение.
Это было небольшое достижение, и все же оно помогало ему не терять присутствия духа. Один вечер из семи он был избавлен от необходимости видеть холодные бледные лица и сверкающие глаза придворных. И он знал, что Арбелан Джасанай, которая была теперь в долгу перед ним, никому не расскажет о неловком молчании императора, о его неуклюжих попытках вести светскую беседу. Составив мнение о нем – точнее, придя к выводу, что он не готовит ей никакой ловушки, – она взяла на себя ведущую роль в разговоре. Она непринужденно беседовала с Майей на самые разные темы, и он думал: неужели она была такой, когда Варенечибель еще считал ее своей женой – до того, как ее тело и ее муж предали ее. По молчаливому соглашению они никогда не говорили о Варенечибеле, но она рассказывала Майе истории из своей юности, описывала двор Варевесены, деда Майи. И эти рассказы всякий раз заканчивались обсуждением современного придворного мира с его мелкими междоусобицами и темными интригами. Он понимал ценность ее рассказов и слушал очень внимательно, неделю за неделей пытаясь хотя бы таким образом избавиться от невежества, которое досталось ему в наследство от отца.
Еще в ранней юности он слышал от Сетериса о ценности сплетен, о разнице, иногда небольшой, иногда огромной, которая существовала между официальными заявлениями двора и письмами от Хесеро. Не следует полагаться на сплетни, повторял Сетерис, но и пренебрегать ими тоже не стоит. Поэтому, наряду с уроками Арбелан Джасанай и лорда Беренара, Майя прислушивался к разговорам слуг, ноэчарей, Ксевета: каждый из них имел собственный взгляд и собственную точку зрения.
Арбелан Джасанай однажды сказала ему, что Шеве’ан по-прежнему недовольна действиями императора, а Ксевет заметил, что некоторые придворные начали проявлять странный интерес к законам о престолонаследии. Но именно Немер неохотно, смущенно, но с плохо скрытым негодованием в голосе посвятил его в последние дворцовые сплетни. Эльфы поговаривали о том, что на трон вместо Майи должен был взойти Идра, сын Немолиса.
Майя не удивился. Все придворные, а, возможно, и все граждане Этувераза прекрасно знали, что Варенечибель предпочел бы видеть в качестве своего преемника старшего внука. Если бы Идра достиг совершеннолетия в этом году, то после крушения воздушного корабля он, возможно, объявил бы войну своему сводному дяде и почти наверняка одержал бы победу.
Но Идре было четырнадцать, поэтому он был всего лишь пешкой в дворцовых интригах. Кроме того, он был наследником Майи, поэтому Майя не мог удовлетворить своего инстинктивного желания обойтись с Шеве’ан так, как обходился его отец с неугодными – показать ей, каково живется в местах, подобных Исваро’э, Эдономи и Кетори. Точнее, он мог так поступить, но тогда ему пришлось бы вместе с нею отправить в изгнание ее детей, то есть поступить с Идрой так же, как Варенечибель поступил с ним. Или забрать Идру у матери. А маленькие сестры Идры – что с ними станет? Нет, это было невозможно. Эдрехасивар не хотел быть похожим на своего отца и не мог вести себя так, как он.
К несчастью, Майя знал, что никакие слова не смогут смягчить Шеве’ан и заставить ее изменить мнение о нем. Но он помнил, что на коронации Идра выглядел так, словно не испытывал к нему вражды, и поэтому как-то раз он вызвал своего наследника в сад Алкетмерета. Император завел привычку хотя бы полчаса прогуливаться по саду каждый день, в любую погоду. Если шел снег или дождь, он гулял по крытой галерее, которая отделяла сад от дворца.
Идра явился вовремя. Майя боялся, что мать захочет прийти вместе с ним, поэтому дал слугам соответствующие инструкции, и мальчик пришел один. Он был безукоризненно одет и причесан, волосы были собраны в узел, как у всех детей, но янтарные бусины, которые поблескивали в белых косах, служили знаком того, что это ребенок из императорской семьи. Как и у самого Майи, у Идры были прозрачные светло-серые глаза. Поклонившись, он спокойно встретил взгляд императора.
Погода была не слишком приятной, но сквозь облака проглядывало солнце, и ветер был не таким резким и холодным, как вчера. Майя предложил:
– Кузен, прогуляетесь с нами?
– С удовольствием, кузен, – ответил Идра, повторив обращение, выбранное Майей. Словом «кузен» в неформальных разговорах обозначали любую родственную связь. Майя не думал, что даже при желании смог бы заставить себя назвать Идру «племянником».
Они молча дошли до того места, где тропа поворачивала прочь от Алкетмерета. Майя, не зная, как поделикатнее выразиться, просто сказал:
– Вы наш наследник.
– Да, кузен, – ответил Идра. Майя заметил в его взгляде настороженность, и ему стало неприятно. Но он ничего не мог с этим поделать. Он не имел права требовать от Идры, чтобы тот сразу проникся к нему доверием.
– Нам кажется, вы знаете о том, что отношения между нами и вашей матерью остаются напряженными.
– Да, кузен.
– Мы сожалеем об этом. Если бы это было в нашей власти, мы примирились бы с нею.
Некоторое время Идра молча размышлял, потом сказал:
– Мы верим вам, кузен.
– Верите? Хорошо. Тогда, возможно, вы поверите нам, если мы скажем, что не желаем враждовать с вами.
– Да, кузен.
В молчании они дошли до следующего поворота. Майя остро сознавал, что Идра младше него всего на четыре года, и что во многих отношениях он взрослее него. Он не стал бы запинаться и смущаться, как новоиспеченный император, который не умел ни танцевать, ни выбирать украшения, ни вести светскую беседу на протяжении обеда из пяти перемен. Майе очень хотелось выговориться перед Идрой, попросить у него совета. Но он не мог себе этого позволить. Они не были врагами, но не были и союзниками, и он не мог просить Идру предпочесть императора родной матери.
Вообще-то, мог, но не хотел, чтобы мальчик разрывался между преданностью императору и сыновней любовью.
Но он должен был что-то сказать, должен был найти общий язык с Идрой. До совершеннолетия Принца Унтэйлейанского Двора оставалось два года. Майя знал, что если он не обзаведется наследником – а эта мысль пугала его, как пугает лошадь резкий внезапный звук, – ему придется считаться с Идрой в своей политической жизни. До тех пор, пока его политическая жизнь, да и жизнь вообще, не подойдет к концу. Он без предисловий спросил:
– Вы горюете по своему отцу, кузен?
– Да, – ответил Идра. – Горюем.
И Майя, который собирался сказать что-то о справедливости и симпатии, неожиданно для самого себя произнес:
– Мы не оплакиваем нашего отца.
Идра спросил:
– Вы когда-нибудь видели его?