– Оказавшись на вашем месте, я не смог бы быть настолько снисходительным.
Маг низко поклонился и вернулся на свое место подле Бешелара.
«Потом, – сказал себе Майя. – Ты подумаешь об этом после». Ему нужно было до конца выдержать разговор с Хесеро. Женщина отступила на несколько шагов и замерла, не сводя с Майи пристального взгляда. Неужели Сетерис поднимал руку и на жену? Да, он ясно видел ответ на ее посеревшем лице, в ее полных ужаса глазах.
– Присядьте, кузина Хесеро, – предложил он.
Она упала в кресло, не заботясь об изяществе.
– Он был жесток с вами? – хрипло прошептала она.
– Да, – ответил Майя. Теперь уже не было смысла приукрашивать правду. Он тоже сел – силы покинули его, и он не знал, сможет ли устоять на ногах. – Мне очень жаль. Мне не следовало об этом…
Женщина медленно, как во сне, покачала головой.
– Нет, вы не… Это не… Я не могу… Ваша светлость, я ничего не понимаю. Мы говорим об одном и том же Сетерисе?
– Мне очень жаль, – беспомощно пробормотал Майя. – Я тоже не могу этого понять. Я знаю одно: он был очень несчастен. Мы оба были несчастны. И очень одиноки.
Хесеро старалась смотреть Майе в глаза, но ее взгляд то и дело перебегал на его левую руку.
– Это след от каминной решетки, – объяснил он. – Он не хотел… Это вышло нечаянно.
Она кивнула и с видимым усилием выговорила:
– Вы примете его?
Майя решил, что пора заканчивать с откровенностями, и вернулся к роли императора.
– Полагаем, нам следует это сделать.
– Он невиновен в измене, – едва слышно прошептала Хесеро. – Он не заслуживает… – Она снова умолкла, и Майя понял, что она вот-вот сломается. – Что бы он ни совершил, он все же наш супруг. Мы умоляем вас – если вы намерены покарать его, по крайней мере, сообщите ему об этом лично.
Майя не представлял, как можно любить Сетериса; для него это было просто непостижимо. И он подумал, что, возможно, многое в его жизни изменилось бы, если бы он смог понять.
– Мы примем его, – объявил Майя. – Прямо сейчас.
Он бросил многозначительный взгляд на Ксевета, и секретарь понял, что возражать не следовало: уши дрогнули, уголки губ опустились.
Обдумав ситуацию, Майя приказал привести Сетериса в Черепаховую Комнату. Ему, конечно, хотелось бы говорить со своим бывшим опекуном в Унтэйлейане или хотя бы в Мичен’тэйлейане – на троне, в официальной обстановке, он чувствовал бы себя более уверенно. С другой стороны, он привык к Черепаховой Комнате, и здесь было теплее, чем в огромных каменных залах.
Сетериса сопровождали два стражника. Он выглядел уставшим, волосы были убраны небрежно, одежда помялась. И еще было что-то непривычное в его осанке, выражении лица и положении ушей… Майя не сразу понял, что Сетерис Нелар боится.
Дело было не в том, что Сетерису нечего было бояться; просто Майя никогда не видел его испуганным, даже не мог представить своего грозного опекуна в таком состоянии, поэтому не знал, как себя вести и что говорить.
Сетерис опустился на пол, и впервые с начала царствования Майя без угрызений совести оставил просителя стоять на коленях.
– Мы говорили с твоей женой, – начал он.
Сетерис вздрогнул, как от прикосновения раскаленной кочерги, и Майя догадался, что именно этого разговора его бывший наставник боялся больше всего. Наверное, Майе наконец-то следовало бы торжествовать, но он не чувствовал ни радости, ни удовлетворения.
– Она уверяла нас в том, – мрачно продолжал Майя, – что вы всецело преданы нам.
– Да, это правда, я ваш верный подданный, ваша светлость, – ответил Сетерис устало и равнодушно, словно не ждал, что ему поверят. Поза и положение ушей говорили о покорности судьбе. – Клянусь.
– Почему?
Стражники и телохранители Майи уставились на него в недоумении, но Сетерис даже не пошевелился. Он понял смысл вопроса.
Майя ждал. За десять лет их общения ему не приходилось видеть Сетериса в растерянности. Наконец, заключенный заговорил странным голосом, одновременно умоляющим и гневным:
– Потому что Улерис Чавар – глупец. А я верю в закон. И считаю, что вы верите в закон.
Для Сетериса это было совершенно невероятное высказывание; в иных обстоятельствах Майя мог бы счесть его похвалой. Прежде он ни разу не удостоился похвалы от своего наставника. Сетерис поднял голову; у него был отчаянный, дикий взгляд.
– Возможно, я совершил немало дурных поступков, ваша светлость, но я не предатель.
И Майя вспомнил, что Сетерис уже побывал в подобной ситуации, он стоял на коленях перед императором, обвинявшим его в измене. Но в тот раз все закончилось иначе. Майе снова захотелось получить ответ на вопрос, который все эти годы мучил его и прочих обитателей поместья. И вот, наконец, он спросил:
– Почему тебя сослали в Эдономи?
Сетерис горько рассмеялся – так он никогда еще не смеялся.
– Я сказал покойному императору, вашему отцу, что если, по его мнению, я был виновен в измене, меня следовало отдать под суд, а не запирать в Эсторамире, как нашкодившего пса. У него было такое лицо… Я подумал, что он тут же прикажет меня убить. Потому что я не был виновен в измене, и он это знал. Но я пытался им манипулировать, и он разгневался. Он никогда не мог справиться с гневом. И меня отправили в Эдономи. С вами.
Они помолчали, вспоминая жизнь в обветшалом охотничьем домике среди болот. Через минуту Майя медленно произнес:
– Мы могли бы снова отправить тебя туда.
– Ваша светлость, я не сделал ничего плохого! – в отчаянии воскликнул Сетерис. Страх, наконец, заставил его забыть о сдержанности и благоразумии.
– Я знаю, – усмехнулся Майя. – Но я тебя ненавижу, и ты это прекрасно понимаешь; если ты останешься при дворе, я постоянно буду думать о том, чтó ты говоришь обо мне и кому.
Губы Сетериса побелели. Собрав остатки сил, он прошептал:
– Клянусь, я ничего не стану говорить… Я ничего не рассказывал даже жене. Прошлое похоронено и забыто. Я предан вам, ваша светлость, я прекрасно понимаю, что слова опаснее любого оружия. Ты сам это знаешь.
О да, действительно, он знал. Майя до сих пор не мог забыть оскорблений Сетериса – начиная с «безмозглого страшилища» и заканчивая «поганым ублюдком». Его в каком-то смысле даже восхитила смелость кузена, который рискнул напомнить ему об опасности слов. Но возможно, это была не смелость, а безумие.
– Я не стану отправлять тебя в Эдономи, но не могу оставить тебя здесь.
Он выдержал холодный, пристальный взгляд Сетериса – впервые в жизни. Кузен отвернулся и неохотно пробормотал:
– Наверное, я заслужил такое отношение.
Майя ответил:
– Мы тоже так считаем.
Краем глаза он заметил, что Кала нахмурился.
– Но только… прошу вас, ваша светлость… Мы… я предан вам, у меня есть образование, опыт. Дайте мне какую-нибудь работу, должность, что-нибудь. Не оставляйте меня гнить в одиночестве и бездействии, как Варенечибель.
– Мы не станем наказывать тебя за то, что ты не участвовал в заговоре против нас, – сказал Майя и заметил, что бывший опекун немного приободрился. Намеренно не глядя на Сетериса, он попытался поймать взгляд Ксевета, что оказалось непросто. Секретарь сидел с бесстрастным лицом, глядя в пространство, прижав уши к голове – недвусмысленный знак неодобрения. Майя несколько мгновений сердито смотрел на Ксевета; наконец, тот вздрогнул, пришел в себя, склонил голову и молча выскользнул за дверь.
– Для вас что-нибудь найдется, – пообещал Майя Сетерису, – и мы считаем, что вам не нужно больше оставаться в Эсторамире.
Услышав, что к нему обратились с вежливым «вы», Сетерис резко поднял голову, и его глаза сверкнули. Майе не понравился этот странный взгляд, смутивший его. Он не ждал от Сетериса благодарности – более того, он не хотел, чтобы Сетерис был ему благодарен.
Он взглянул на Хесеро Неларан, которая стояла у стены, скрестив руки на груди.
– Возвращаем вам супруга, кузина Хесеро.
Она ответила:
– Мы вам очень благодарны, ваша светлость.
Майе показалось, что она говорит искренне – или неплохо притворяется. По крайней мере, она понимала, что следует быть благодарной. Она сделала безукоризненный реверанс и вышла вслед за мужем, высоко подняв голову, как будто тяжкое бремя свалилось с ее плеч.
В Черепаховой Комнате наступила тишина. Наконец, Майя собрался с силами и обернулся к телохранителям. Лицо Бешелара было красным. Майя отвел взгляд. Маг, кивнув на его руку, спросил:
– Сколько вам было лет, когда?..
– Ах, это. Четырнадцать или около того. – И Майя добавил, не зная, может ли это обстоятельство служить оправданием, или, наоборот, выставит опекуна в худшем свете: – Он был пьян.
Бешелар, скрежеща зубами, выговорил:
– Его следовало бы высечь, привязать к лошади, протащить по улицам и бросить в реку.
Солдат перевел дух, бросил на Майю гневный взгляд и прошипел:
– Император знал об этом?
– Понятия не имеем, – ошеломленно пробормотал Майя. Он совершенно не ожидал подобной реакции. – Если ему и сообщили, то он никак не отреагировал.
– Чудовищно! – воскликнул Бешелар во всю силу своих легких. В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Ксевет; от крика бедняга вздрогнул и едва не уронил документы. Несколько мгновений все смущенно молчали, а потом Майя не сдержался и разразился хохотом. Продолжая смеяться, он сел и знаком велел Ксевету занять соседнее кресло. Ксевет повиновался; вид у него был недоумевающий и немного испуганный. Бешелар чопорно произнес:
– Ваша светлость, мы будем ждать вас на лестнице.
И вышел.
Ксевет проводил его взглядом, взглянул на Калу и, наконец, уставился на Майю, которому удалось все-таки взять себя в руки.
– Ваша светлость, может быть, нам следует?..
– Нет, все в порядке, – перебил его Майя. – Бешелар говорил о другом. Вы хотели что-то нам сообщить?
– Да, ваша светлость, – Ксевет кивнул и, повинуясь безмолвному приказу забыть об инциденте, перешел к делу. – До начала ежедневного заседания Кораджаса необходимо решить неотложный вопрос – назначить нового лорд-канцлера. Мы подумали… возможно, у вас уже имеется кандидатура?