– О, мы выразились не совсем точно… скорее, мы хотели поставить его в неловкое положение, – ответила дач’осмин Кередин, которую, казалось, ничуть не смутил этот вопрос. – Видите ли, наш отец… он не… ах, дело не в том, что он не желал ее знать, разумеется, он не отказался от нее; но он и не поддерживал с ней отношений. Он не навещал ее, не писал ей. Мы и наши сестры узнали о существовании Арбелан от деда, который иногда говорил о ней. Отец не рассчитывал на то, что она вернется ко двору и обретет благосклонность императора.
– Возможно, ему казалось, что этот расчет безошибочен, – осмелился заметить Майя.
– Да, хотя это был довольно-таки холодный расчет… Но такое поведение не помогло ему подольститься к покойному императору. – Внезапно она улыбнулась и стала похожей на шаловливого мальчишку. – Уж точно он не ожидал, что вы будете добры к ней.
– Нам нравится Арбелан Джасанай, – немного чопорно ответил Майя, опасаясь, что она подшучивает над ним или его отцом.
Она приподняла брови.
– Вы называете ее вдовой вашего отца?
– Да, – еще более чопорно произнес Майя.
– Должно быть, Ксору вас ненавидит, – заметила девушка, и, поймав изумленный взгляд Майи, расхохоталась по-настоящему. – Просим нас извинить, ваша светлость… О, похоже, у нас уже вошло в привычку извиняться перед вами. Видите ли, наш отец воспитывался в доме деда Ксору, и они с отцом Ксору стали близки, как братья. «Сердечные друзья», так они называли друг друга; кстати, мы находим это довольно сентиментальным, но неважно. Они мечтали о брачном союзе между своими детьми, который объединил бы их семьи, но, увы, боги за что-то невзлюбили их и не дали сыновей ни тому, ни другому. У них рождались только дочери; у нашего отца пять дочерей, хотя мы слышали, что есть надежда на появление наследника. Наша мачеха должна родить весной. А Ксору – единственный ребенок в семье; отец не пожелал жениться после смерти ее матери, несмотря на уговоры родителей, тестя, тещи и нашего отца. Итак. – Она вопросительно приподняла бровь, глядя на Майю. – Вы еще слушаете?
– Да, – ответил он.
– Вы – само терпение. Итак, графу Келехелю и маркизу Кеределю не суждено было породниться. Кстати, одна из наших сестер сочинила очень неприличное стихотворение, основанное на сходстве родовых имен, но мы не будем смущать вас им. Они решили, что их дочери должны стать «сердечными подругами». – Она улыбалась, но Майя видел, что она с трудом сдерживает раздражение. – Мы с Ксору ровесницы, мы родились в один год с разницей в несколько месяцев, и нас назвали в честь ее покойной матери, так что наши отцы выбрали именно нас на роль ее «сердечной подруги». При первой встрече мы продержались меньше десяти минут, прежде чем дать ей затрещину. Разумеется, сейчас, повзрослев, мы можем выдержать почти целый час.
Он не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
– Когда она стала невестой императора, наш отец заставил нас «помириться» с нею – чего Ксору желала не больше нашего – и с тех пор умоляет нас быть с ней дружелюбной, а иногда не умоляет, а просто приказывает.
– Нас не удивляет, что вы хотели досадить ему, – сказал Майя, и она снова рассмеялась.
– Нам гораздо проще быть любезной с Арбелан Джасанай, чем с Ксору Джасанай. – Ксетиро слегка нахмурилась. – А вы, ваша светлость? Каким вы видите осиное гнездо, которое называют Унтэйлейанским Двором?
– Все это нас угнетает, – ответил Майя, не подумав. Дело было в ее тоне – как будто она действительно желала услышать искренний ответ.
– Наверное, это естественно, – задумчиво сказала она. – Мы должны извиниться перед вами, ведь мы почти ничего о вас не знаем. Вы наслышаны об отношении нашего отца к его тетке; видимо, он считает, что немилость императора – заразная болезнь. Мы знаем, что после смерти вашей матушки, Ченело Джасан, вы были сосланы куда-то в глушь Ту-Эвресара.
– Эдономи, – сказал Майя. – Это в западной части княжества, среди болот.
– Должно быть, это довольно мрачное место.
– Верно, – согласился он.
– И вы жили там до смерти отца?
– Да.
– Кто еще жил в Эдономи?
– Наш наставник. Два работника, один прислуживал в доме, другой ухаживал за садом. Кухарка и две горничные – но они не жили в поместье.
– И, наверное, время от времени приезжали курьеры.
– Очень редко, – сказал он.
– Очень грустно, – заметила она.
Майя не знал, что ответить невесте, но их прервал Ксевет. Секретарь поклонился и быстро поднялся по ступеням к трону.
– Ваша светлость. – Он раскланялся с обоими. – Дач’осмин Кередин.
– В чем дело, Ксевет?
Майя не смог скрыть раздражения, и Ксевет, извиняясь, развел руками.
– Осмеррем Даниваран, ваша светлость. Осмин Данивин говорит, что она умирает, и спрашивает, не желаете ли вы прийти.
Он вздрогнул и несколько ужасных мгновений рылся в памяти, лихорадочно пытаясь сообразить, кто такая осмеррем Даниваран, и почему секретарь счел нужным сообщить о ее близкой кончине. А потом он вспомнил и почувствовал такую боль в груди, словно его ударили кулаком.
– Да, – пробормотал он. – Да, мы хотели бы прийти. Дач’осмин Кередин, извините нас. Мы должны…
– Но куда вы идете? – удивилась она. – Кто такая осмеррем Даниваран?
– Она присматривала за нами во время похорон нашей матушки и была очень добра к нам. Единственная во всем дворце. Недавно с ней случился удар, и она была… конечно, этого следовало ожидать, но…
– Тогда вы должны идти, – сказала дач’осмин Кередин. – Забудьте о нас, ваша светлость. Без сомнения, мы с вами еще не раз увидимся.
Она улыбнулась странной улыбкой, благодаря которой ее лицо вдруг стало живым, а не кукольным, сделала реверанс и спустилась в зал.
Майя не смотрел ей вслед.
– Нам нужно что-то сказать? – обратился он к секретарю и махнул рукой в сторону танцующих. – Они?..
– Не беспокойтесь, ваша светлость. Мы переговорили с лордом Беренаром, с сенешалем Великого Авара и некоторыми другими лицами. В ваше отсутствие все будет идти в соответствии с заведенным порядком.
– Благодарим вас, – с чувством сказал Майя и направился к выходу из тронного зала в сопровождении Ксевета и своих ноэчарей. Он не удивился, заметив, что Ксевет знает дорогу в комнаты семьи Данивада, хотя, наверное, ему следовало бы удивиться. Но Ксевет знал все, и Майя возблагодарил небеса за то, что они послали ему такого секретаря.
Осмин Данивин встретила их в дверях. Видно было, что она плакала, но даже в горе она держалась с достоинством.
– Ваша светлость, благодарим вас за то, что вы пришли, – сказала она, приветствуя императора. – Мы не просим вас остаться надолго, но матушка недавно пришла в сознание, и мы знаем, что…
Она прикусила губу и заставила себя сдержать слезы.
– Мы знаем, что ее очень обрадовал ваш визит, и мы подумали…
– Осмин Данивин, – сказал он, намеренно перебив ее, потому что ей трудно говорить. – Визит не составит нам ни малейшего труда, и если мы можем отплатить добротой за доброту, мы с радостью сделаем это.
– Спасибо, ваша светлость, – ответила женщина и повела его в спальню матери.
Здесь ничего не изменилось со дня его предыдущего визита – разве что в комнате было немного теплее. У Майи стало легче на душе. Женщина, лежавшая в кровати, показалась ему совсем маленькой и хрупкой. Она словно тонула в своих одеждах. Глаза ее были открыты, и, приблизившись к кровати, он понял, что она его видит.
– Вашшш… – просипела она. «Ваша светлость».
– Здравствуйте, осмеррем Даниваран, – заговорил он и улыбнулся. – Я пришел…
Она с трудом втянула воздух в легкие.
– Проститься?
– Да, – сказал он. Как и говорила осмин Данивин, больная понимала, что происходит. Она знала, что умирает. – Я хотел прийти.
Услышав это, она улыбнулась, той же кривой улыбкой, что и в прошлый раз.
– Хоррр…
«Хороший мальчик», – так она его называла.
Он осторожно взял ее за руку и подумал, что сейчас ничего не нужно говорить. Он вспомнил смерть матери: в последние два-три дня она не хотела разговаривать. Ей хотелось только смотреть на него, прикасаться к нему. Знать, что он рядом. Ему показалось, что осмеррем Даниваран стало легче, когда она поняла, что он не собирается принуждать ее говорить или слушать. Он держал ее за руку и думал о том, как добра она была к нему, восьмилетнему мальчику, вспомнил о Таре Келехаре, который так искренне молился о сострадании к усопшим. И когда он заметил, что женщина засыпает, он наклонился и поцеловал ее в лоб.
На мгновение она сжала его пальцы.
– Хороший, – прошептала она. – Хороший имперррр…
Майя не знал, что она хотела сказать: «будьте хорошим императором», или «вы хороший император», но ответить на это можно было только одно.
– Спасибо, осмеррем Даниваран. Спасибо вам за все.
Она снова улыбнулась и выпустила его руку. Он отошел, и дочь заняла свое место у постели умирающей.
– Благодарим вас, – прошептала осмин Данивин.
Он кивнул ей, повернулся и быстро вышел из комнаты, чувствуя, что слезы застилают ему глаза.
– Желаете вернуться в Унтэйлейан, ваша светлость? – спросил Бешелар, когда они вышли в коридор.
– А это обязательно? – устало спросил Майя, проводя рукой по лицу.
– Через некоторое время, – твердо сказал Ксевет. – Танцы будут продолжаться еще несколько часов. Возвращайтесь в Алкетмерет, ваша светлость, и успокойтесь. Спешить некуда.
Проснувшись наутро, Майя не мог вспомнить, как он попал из Черепаховой Комнаты, где собирался посидеть полчаса, в свою спальню. И не мог представить себе, как Ксевет уговорил его уйти. Но, наверное, это было к лучшему.
В столовой Майю ждало письмо с траурной каймой; госпожа Даниваран скончалась ночью, меньше чем через полчаса после его ухода.
И Майя понимал, что никто не поймет императора, если он наденет траур и будет оплакивать ее кончину.