Император и шут — страница 42 из 104

Вельможа и не подумал отказываться, хоть и не просиял от счастья, получив подобное поручение. Снова Инос поразилась могуществу сенатора.

— Олибино — не единственный, кто окажется приперт к стенке. Итбену придется объявить недействительным королевский сан нашего несчастного кузена Анджилки. В этой ситуации Калкор вынужден будет взять обратно свой вызов на дуэль с королем Краснегара и оставить в покое беднягу Анджилки. А это очень хорошо, потому что вся история с дуэлью попахивает колдовством… кроме того, Калкор…

Вдруг хмурое выражение лица сенатора сменилось улыбкой, и он спросил:

— Скажи, Инос, быстро ли ты бегаешь? Любопытно, сколько стоит тролль? Кузен Азак, не желаешь ли, из соображения экономии, взять на себя защиту августейших интересов своей жены? — В шутливом тоне Ипоксаг еще раз подчеркнул невозможность объединения султаната и королевства, двух владений, расположенных на противоположных концах света, а от Азака с тонкой ловкостью интригана потребовал немедленного выбора между ними, лишний раз напоминая джинну, что он, варвар и чужестранец, допущен к высокой политике, творимой этими горожанами, собравшимися в гостиной.

Варвар оказался достаточно хитер, чтобы распознать все это, и, сжав челюсти, молча выжидал. Гости тоже ждали.

У Инос заныло сердце. Она не сомневалась в ответе. Выбор был ясен, неизбежен, абсолютно разумен и на редкость логичен. Кто же предпочтет голым аристократическим скалам жемчужину Весеннего моря?

— Думаю, моей жене следует отказаться от какихлибо притязаний на Краснегар, — заявил Азак.

Взоры всех обратились на Инос. Ошеломленная, она молчала. Конечно, ее отречение решило бы многие проблемы, но не ее личные. Регент, несомненно, был бы доволен, а Ипоксаг избавился бы от неприятностей. Собственно, ее замужество уже требовало от нее отречения от короны Краснегара. Инос вспомнила об отце и почувствовала себя виноватой, ведь она дала слово заботиться о королевстве — но потом поклялась Богам Брака быть верной Азаку… К тому же Инос сомневалась, примут ли ее в Краснегаре, признает ли Нордландия, ей даже не было известно, сколько от ее королевства оставили импы.

И все же в глубине сердца жила крохотная искорка надежды. Воскрешение Инос из мертвых давало ей последнюю возможность снова увидеть Краснегар. Она решила не отказываться от короны до тех пор, пока ее не обяжут сделать это.

— Я бы предпочла подождать, пока мой муж не обратится к Четверке, — сообщила она.

— Хороший ответ, — кивнул Ипоксаг и, кажется вздохнул с облегчением. — Теперь Калкору придется отложить поединок до тех пор, пока Четверка не решит дело Азака. Должен признаться, я был не в восторге от мысли, что нашего кинвэйлского кузена зарубят топором на одре болезни, а я уверен, тан на это способен. Хорошо, что завтра мы сможем задержать это возмутительное состязание. Регенту это понравится. Пожалуй интермедия с нашим участием — единственный яркий лучик во мраке!

Сенатор поднялся и, повернувшись лицом к собравшимся, объявил:

— Завтра я представлю Инос на Эбнилино поле. Я уже объяснял, почему это необходимо делать публично. У когонибудь есть вопросы, замечания или советы? — Ипоксаг внимательно оглядел непроницаемые лица. — Высказывайтесь! Ситуация сложная и чревата для нас крупными неприятностями. — И все же ответа не было. — Нет? — еще раз с довольным видом переспросил сенатор. — Что ж, тогда я предлагаю всем как следует выспаться. Морд о’Грул против Калкора — эта новость, несомненно в мгновение ока облетела Хаб. Утром народ запрудит улицы, всем посмотреть охота. Так что, собираясь на поле, учтите наличие хаоса по дороге.

Гости поднялись и начали расходиться, незаметно для самих себя разбиваясь на группы.

Некоторые подходили к Азаку и Инос с пожеланиями удачи. Джинн был явно изумлен столь щедрой дружбой, оказываемой ему изза его жены. Внешнее спокойствие Азака не обмануло Инос. Она видела, что его грызут сомнения и подозрения. Джинны не хуже гномов страдали мнительностью. Однако Азак был исключительно любезен, он умел держать себя в смешанном обществе. Султан не верил в искренность импов и считал, что его жена не способна правильно оценить их отношение к нему.

Некоторые из присутствующих женщин жадно пялились на султана, что вообщето должно было бы успокоить самолюбие Азака и вызвать ревность Инос, но этого не происходило.

Ни один из мужчин, находящихся в гостиной, не мог сравняться в привлекательности с султаном. Особое восхищение вызывал его высокий рост, Азак возвышался над всеми присутствующими, в том числе и над Тиффи. Юный гвардеец как раз входил в комнату с посланием в руке и кислым выражением на лице.

— Мне приказано еще до рассвета прибыть на поле, дедушка. Вам, боюсь, придется доверить свою безопасность Барабанщику. У тебя все в порядке?

— Конечно, — ответил сенатор и пошутил. — Когда увидишь рассвет, ты его узнаешь? — Затем Ипоксаг посерьезнел и, показав на письмо с приказом, посоветовал: — Не смотри на это легкомысленно, парень. Если не весь город, то уж как минимум половина его собирается смотреть, как пират будет драться с троллем. Такие толпы придут, каких ты и не видывал! Гвардейцам будет нелегко, особенно когда я представлю Инос, ведь ее прибытие автоматически отменяет поединок, и люди почувствуют себя обманутыми. Тогда жди мятежа!

Он воззвал к девяти Богам

И назначил день встречи и час

По полям, по лесам, по лугам

Полетели гонцы. «Войскам —

Собираться!» — его приказ.

Маколей. Гораций у моста

Часть шестаяДух скитальческий

1

Заклеймив гладиаторские бои как преступное действо, Эмтар Второй приказал разрушить арены. Самую большую, Эграйнов амфитеатр, он переименовал в честь своей матери в Эбнилино поле. На место арены насыпали землю и уложили дерн, так что получилась зеленая лужайка. Этот изумрудный овал стал памятником многочисленным жертвам, умиравшим, истекая кровью, на потеху толпе в течение столетий.

Расположенное между Опаловым и Золотым дворцами, Эбнилино поле оказалось очень удобным местом для военных парадов и спортивных состязаний, но ни то ни другое не шло ни в какое сравнение по популярности с его прежними триумфами. Склоны холмов, на которых возвышались дворцы, обеспечивали удобные трибуны для зрителей; к несчастью, устройств для сдерживания толпы Эбнилино поле не имело.

Регент логично рассудил, что поле как нельзя лучше подходит для Божьего Суда, вот только день для поединка оказался выбранным неудачно: день принадлежал Богам Торговли и являлся всеобщим праздником. Известие о неожиданном зрелище распространилось к вечеру по городу со скоростью торнадо. И еще до рассвета весь город высыпал на улицы, спеша протолкаться к месту поединка.

Холод пробирал до костей, небеса угрожающе хмурились. Помня о пророчестве в магическом окне, Инос ждала дождя, но ливня до сих пор не было. Она сидела подле Эйгейз в огромной карете. На подушках напротив расположились Азак и сенатор; причем султану понадобилось две трети сиденья, так что на долю сенатора осталось совсем немного. Эскортировали громоздкую колымагу всего лишь четверо преторианских гвардейцев. Бедняги старались вовсю, но мало что могли сделать, чтобы раздвинуть толпы народа и ускорить продвижение кареты к полю.

Султан, низведенный до положения униженного просителя и незваного гостя, был замкнут и угрюм. Эйгейз, по обыкновению, болтала, чтобы скрыть неловкость. Инос тосковала по Рэпу и тоже выглядела мрачной. Во всех бедах Инос винила только себя и собственное легкомыслие, изза которого не отнеслась с должным вниманием к божественному предсказанию. Божий Суд был предопределен, не важно, где он состоится, в Хабе или Нинторе, важно, что Калкор должен был бы противостоять Рэпу, парню, имеющему слово силы, а теперь этот бой превратился в фарс, не важно, что тролль — профессиональный убийца. Морд о'Грул — не противник для Калкора. Смертельный поединок стал жалким развлечением.

И Азака и Инос снабдили приличествующей им одеждой. Все детали пышного наряда были впору как джинну, так и Инос. Впервые после своего замужества она ехала по людным улицам без покрывала. Служанки сделали все возможное, чтобы загримировать безобразные шрамы под толстым слоем косметики. К сожалению, Инос придется предстать перед регентом и его двором в образе чудовища.

В отличие от Эйгейз, Ипоксаг оставался спокоен, но молчалив. Он был причастен к власти, являясь доверенным лицом императора… вернее, регента, и все же ради Инос он явно рискнул навлечь на свою голову гнев властителя. Откажи Ипоксаг в покровительстве, и Инос вместе с джиннами оказались бы в тюрьме. В сущности, ей следовало бы чувствовать себя счастливой и испытывать благодарность к хозяину дома, а она почемуто не могла избавиться от сожалений. Ее терзало странное предчувствие, она не понимала его и мучилась изза этого еще сильнее.

«Предположим, — гадала Инос, — Калкор победит. Нет! Если я предъявлю свои права, состязание отложат. Вполне вероятно, что толпа взбунтуется, как и предсказывал сенатор! Похоже, сегодняшний день напичкан несчастьями».

Инос ехала, чтобы быть представленной ко двору. Даже Кэйд не удостаивалась столь высокой чести.

«Бедная Кэйд! — печалилась Инос. — Запертая в башне далекой Алакарны. Как она стремилась в Хаб — и куда попала, а все изза меня. Если бы Кэйд была здесь, с каким бы восторгом она рассматривала огромные, великолепные здания, как бы весело щебетала, обсуждая увиденное… как весенний скворец, не иначе». Инос хотелось разрыдаться, но она сдерживалась.

В конце концов Эйгейз тоже замолчала.

— Достойный сенатор, расскажи мне о регенте, — вдруг попросила Инос.

— Интересуешься Итбеном? — вскинул брови Ипоксаг. — Собственно, официально он стал регентом четыре или пять недель тому назад…

Немного помолчав, сенатор заговорил с еще большей осторожностью, чем прошлым вечером, когда рассказывал о Хранителях: