. Регент умело допрашивал свою жертву. Утаить чтолибо от такого пройдохи или обмануть его вряд ли было бы возможно, но Инос и не стремилась ловчить. Она не собиралась ничего скрывать. «Любит ли она этого юношу Рэпа?» — «Да». — «Он исцелил ее шрамы?» — «А кто же еще?» — «Хочет ли она вернуться в Алакарну?» — «Ни в коем случае». — «Намерена ли она вернуть себе корону Краснегара?» — «Да, если это будет на благо народу Краснегара, иначе — нет». — «Где сейчас находится Рэп?» — «Ни малейшего представления». — «Появится ли он завтра в полдень, чтобы биться с Калкором?» — «Конечно! Раз Рэп дал слово, он сдержит его. Рэп всегда был надежен».
Измучив Инос допросом, Итбен отослал ее, потребовав следующей вызвать Кэйд.
Инос вернули в ту же самую угрюмую комнатушку, и вслед за ней вошли трое из прежней шестерки секретарей. Допрос начался снова. Выискивая противоречия в показаниях, усердные работники канцелярии прогнали ее раза три по всем перипетиям ее истории.
Зимние дни коротки, и уже спустились сумерки, когда посланник регента избавил Инос от ее мучителей. Наконецто она смогла вымыться, а главное — избавиться от остатков косметики на лице.
«Любопытно, я выиграла это сражение или Итбен его проиграл?» — размышляла Инос, ополаскивая лицо.
Слуга проводил ее в великолепную гостиную. Кэйд в компании Эйгейз уже сидела там, блаженствуя у трещавшего в камине огня, и прихлебывала зеленый чай из изысканных чашек тончайшего фарфора, лакомясь то ли вафельками, то ли тартинками. Откусывая крохотные кусочки, Кэйд предложила:
— Ломтик лимона, дорогая? Тебе обязательно нужно чтонибудь съесть. Попробуй огурцы… А впрочем, уж не волшебные ли они, в этото время года?
— Импорт из Питмота, полагаю, — откликнулась Эйгейз, — а может быть, и местные, но наверняка свежевыращенные.
Инос рухнула в мягкое, удобное кресло и, в недоверии уставившись на собеседниц, переводила взгляд с одной на другую. Весьма некстати вспомнились усердные секретари.
«Рэп! — в отчаянии позвала Инос. — Приди и спаси меня от этих маньяков!»
— Ну поешь чтонибудь, дорогая, — уговаривала ее Кэйд. — Ночь длинна, а впереди у нас много дел.
Инос взяла чашку и отхлебнула горячего чаю.
— Расскажи мне, — попросила она.
— Хранители! — просияла Кэйд. — Его величество регент решил воззвать к Четверке. Мы тоже будем присутствовать. Дорогая, мы приглашены в Круглый зал Эмина! Как это волнующе, не правда ли?
— И так необычно! — воскликнула Эйгейз. — При вызове Четверки крайне редко допускаются посторонние. Вам оказана великая честь.
— Нам нужно привести в порядок одежду, — суетилась Кэйд. — Уж скоро за нами придут.
«Честь? Волнующе? — В отчаянии Инос осушила чашку. — Рэп! Быстрее!»
3
Взявшись за руки, Кэйд и Инос шли через темноту Круглого зала Эмина.
Большой зал в Алакарне был конечно же крупнее, но и Круглый зал оказался достаточно большим, чтобы заставить оробеть. Неизвестно, довелось ли легендарному Эмину видеть этот величественный зал, но то, что он был старше летописей, это бесспорно. Считалось, что построили его с помощью волшебства: только чары могли сохранять его первозданное великолепие с незапамятных, канувших в туман забвения времен Империи до нынешних дней. Зал пропитался запахом древности. Он полнился странным многоголосым эхом и неясным шепотом. Гдето над головой терялся в тишине знаменитый купол с устремленными в небеса каменными ребрами и прозрачными, как горный хрусталь, окнами. Однако в такую ночь, как эта, — дождливую и туманную — даже сквозь самые лучшие окна не удалось бы разглядеть ничего, кроме мрака.
В центральной части зала возвышались гигантские — в два человеческих роста каждый — канделябры, словно лес золотых деревьев с огненными цветами и хрустальными плодами.
«Какая же армия слуг понадобилась и сколько же времени они потратили, чтобы зажечь эти мириады огоньков», — подумала Инос.
Все же каждое деревоколонна освещала свой собственный кусочек пола, вокруг которого господствовала тьма, — изза гигантских размеров Круглый зал невозможно было осветить полностью. Темнота, едва разогнанная свечами, затаилась у стен и в вышине, невредимая и уверенная в себе: неподвижные, пустые скамьи вдоль стен для сенаторов и горожан едва просматривались, а купол полностью скрывался в таинственной черноте.
«Что же за драму на столь величественной сцене собрался разыграть Итбен? — спрашивала себя Инос. — В любом случае это будет нечто жуткое».
Когда Инос с Кэйд вошли в зал, там уже жались к свету человек шесть — одни в мундирах легионеров, другие в белоснежных тогах. Прочие приглашенные не замедлили появиться. Почти следом за Инос и Кэйд вошли двое сенаторов в красных тогах, в дверях показался консул в белой тоге с пурпурной каймой. Присоединяясь к группкам, вновь прибывшие вливали свой шепоток в общий говор. Инос изумилась, заметив, что в Хабе у всех вельмож, независимо от их возраста и должности, офицерская выправка. Возможно, здесь были те, кто слушал ее рассказ в доме Ипоксага, но она их не узнавала, зато ловила на себе взгляды некоторых из присутствующих.
Теперь такое внимание ей импонировало, иначе она чувствовала бы себя заброшенной. Перед приемом они с Кэйд торопливо переоделись в белые хитоны и теперь чувствовали себя ряжеными на маскараде — ведь эта одежда из далекого прошлого годилась разве что для статуй или литографий на историческую тему. Складки хитона драпировали тело, оставляя голыми руки, что в сырой и прохладный зимний вечер было не оченьто приятно. Кэйд повезло больше, чем Инос. Пожилая герцогиня получила шерстяной, достаточно теплый и более подобающий почтенной женщине хитон, тогда как Инос достался льняной, складки которого совершенно не грели. Мужчины в тогах чувствовали себя уютнее.
Приглашенные все прибывали. Вошли две женщины в красных хитонах и конечно же в латах. Военных тоже было предостаточно: несколько проконсулов и трибунов.
Инос почувствовала на себе чейто пристальный взгляд. Подняв глаза, она увидела, что ее внимательно изучает пожилой военный в роскошном мундире. Нагрудник лат был инкрустирован золотом, а шлем венчал алый гребень из конского волоса. Инос вспомнилась лекция проконсула Иггинги, выслушанная ею однажды в Кинвэйле, и она поняла, что видит, должно быть, маршала. Девушка попыталась вспомнить его имя, ведь оно было коротким, но это оказалось нелегко. Сначала она угадала первую букву, потом остальные, и получилось Иши, но в правильности Инос уверена не была. Маршал выглядел гордым и самоуверенным, но неприятным не казался. Она слегка повернула голову, давая ему возможность оценить ее профиль и насладиться его безупречностью.
Внезапно Инос обнаружила, что слишком уж долго рассматривает Опаловый трон.
Конечно, весь интерьер этого огромного помещения работал на то, чтобы направить и приковать внимание к центру зала. Подсознательно ощущая насилие, она сопротивлялась нажиму, отказываясь смотреть туда, куда ей предназначалось. Как кролик, знающий о змее, но намеренно ее игнорирующий в надежде, что та просто уползет.
Центр власти. Вещь сама по себе уродливая и разлапистая, приземисто устроившаяся на двух ступенях — концентрических кругах — и освещенная парой канделябров. Место властителя и символ власти — императорский трон, пуп Хаба и центр Мира. Инос вполне допускала, что днем, в лучах солнца, сооружение величественно сияет, но искусственное освещение придавало ему слишком зловещий вид. Сейчас эта черная глыба, посверкивающая красным, являла собой жуткий намек на кровь и золото — призрачная память древних злодеяний. Трон напоминал свернувшегося дракона.
От трона расходились четыре луча. Каждый луч — желтый, белый, алый и голубой — остроконечным треугольником устремлялся в темноту, упираясь в возвышение, увенчанное троном соответствующего цвета. Несомненно, эти троны принадлежали Хранителям. В отличие от императорского, троны Хранителей освещались одним канделябром каждый.
Ошеломляюще яркой вспышкой блеснуло перед Инос памятное видение — залитый многочисленными огнями канделябра Золотой трон напротив Опалового. Она знала, кто объявится в этом золотом круге света. Как ни твердила себе Инос, что презирает столь откровенную театральность, но Круглый зал произвел на нее впечатление. Какникак большая часть истории, увековеченной в летописях, занимавших в библиотеке ее отца не одну полку, творилась именно здесь, в этом огромном древнем зале, на этих пяти тронах.
Прохлада и сырость в Круглом зале Эмина пронизывала Иносолан до костей, покрывая ее обнаженные руки мурашками. Однако благостное ощущение беспредельной силы имперской власти безусловно помогало переносить неудобства.
Вошел Азак. Он оказался выше любого из присутствующих. Подле джинна семенил ножками низенький, сухонький сенатор Ипоксаг. Оба, задрапированные в тоги, один в белоснежную, а другой в алую, выглядели почти комично. Конечно, Азаку прежде не доводилось рядиться в столь нелепую одежду, и все же выглядел он великолепно.
Мускулы на его обнаженном плече перекатывались под кожей, а его волосы в неверном свете свечей отливали медью и золотом. Рядом с джинном старый сенатор казался особенно хилым и костлявым, почти жалким. Инос даже пожалела беднягу. Ради нее старичок рисковал, как минимум, своей карьерой, и, возможно, ему еще дорого придется заплатить за доброту.
Увидев жену, Азак незамедлительно подошел к ней, еще издали внимательно разглядывая исцеленное лицо Инос и особенно тщательно изучая ее подбородок и щеки.
— Как ты, любовь моя?
— Хорошо, сир.
Ответ ему не понравился, и султан нахмурился. Затем он перевел взгляд на Кэйд.
— А ты?
— Великолепно, ваше величество.
— Я еще ничего не слышал — ни как ты покинула Алакарну, ни как прихватила с собой мастера Рэпа. Итак?..
— Регент тоже спрашивал меня об этом, — улыбнулась Кэш, — но долг кое перед кем заставляет меня избегать ответов на подобные вопросы. Как видишь, регента удовлетворило мое объяснение.