с распятым американцем, Картер подумал, что это просто сцена прощания. Но его удивлению не было предела, когда этот раненый великан рывком вырвал столб из песка вместе с американцем.
— Ничего себе, — пробормотал он, на секунду убирая бинокль. Когда бинокль вновь сфокусировал картинку, тело вражеского воина лежало ничком в воде, а столб вместе с распятым предателем-американцем устанавливали на прежнее место. Возвращаясь в свою комнату, Картер послал за Мендосой. Испуганные жены смотрели, как молчаливый «сванга» меряет шагами комнату.
— Ты хотел меня видеть, Джон? — Голос Мендосы отвлек Картера от невеселых размышлений: все пошло не так. Американец отказался перейти на их сторону, а каждый убитый воин Макса уносил с собой двоих. И это учитывая, что Русы находились в меньшинстве, и их застигли врасплох.
— Да, Пабло. Корабль теперь наш, его нужно снять с мели. Этого Тиландера пусть снимут с кола и посадят под охрану, пока не образумится. Я все-таки не теряю надежды, что он поймет, на чьей стороне должен быть.
— Хорошо, я сейчас, Джон. — Мендоса вышел из комнаты, чтобы отдать указания. Оставшись один, Картер снова попытался прокрутить в голове, где и когда он просчитался. Его гениальный план по захвату целой империи дал трещину. Макс и Тиландер в его руках, равно как и корабль. Но почему нет ощущения радости? Послышались шаги, это возвращался его напарник по ЦРУ и товарищ по несчастью в этом мире.
— Я все сказал людям, Тиландера отнесут в хижину к шаманке. Там есть охрана, никуда не сбежит. Но насчет корабля, Джон, я бы не торопился.
— Почему?
— У нас нет людей обладающих опытом плавания на таком корабле. Если Тиландер не согласится нам помочь, мы можем просто разбить его рифы или еще сильнее застрять на отмели.
— Ты же видел, он отказался, этот презренный кусок говна, что недостоин называться американцем, — Картер остановился посреди комнаты, — он предпочёл этого русского.
— Они давно вместе, я не рассчитывал, что Тиландер предаст Макса по первому предложению. Возможно, не торопись мы так, обдумав, он бы принял наше предложение.
— Разве не ты говорил, Пабло, что Русы придут за Максом? Разве не ты говорил, что корабль может уйти в море, снявшись с отмели, и тогда нам каюк?
— Я, — спокойно подтвердил Мендоса, не опуская взгляд, — но сейчас корабль у нас, а вероятность того, что Бер выжил, считаю ничтожно малой.
— Опять этот Бер, да кто он такой этот Бер? Он, что, бессмертный, или обладает даром предвидения и может говорить с животными, чтобы управлять ими?
— Скажи, Джон, — вместо ответа задал вопрос Мендоса, — ты видел, как бился Лар, что скажешь о нем?
— Это великий воин, жаль, что он погиб и не сможет быть на нашей стороне, — искренне ответил Картер, на минуту забыв о своем вопросе.
— Так вот, Бер, — Мендоса сделал паузу, — опаснее Лара раза в три, быстрее и смышленее. Лар — это медведь, а Бер — тигр, пантера и лев в одном лице.
— Рад, что нам не придется с ним столкнуться, — пробормотал Картер, усаживаясь на импровизированный стул. Помолчав секунду, он спросил Мендосу:
— Сколько времени пройдет, прежде чем начнутся поиски Макса? Спрашиваю с учетом того, что твой тройной зверь Бер мертв, и поиски начнут просто потому, что корабль не возвращается.
— Если считать, что Бер мертв, а это, скорее всего, так, думаю, не меньше месяца, — Мендоса помнил, что в Макселе рассказывали про экспедиции Макса длившиеся по много дней.
— Значит у нас есть еще немало времени, чтобы переубедить этих упрямцев. Думаю, настало время пообщаться с императором Максом лицом к лицу, — Картер скривился при слове император.
— Я пошлю за ним, — Мендоса пошел к двери.
— Пабло, — окликнул его напарник, — пусть Максу по дороге сюда организуют экскурсию.
— Экскурсию? — переспросил удивленный Мендоса.
— Ну, да, тела его убитых воинов свалены в яму, куда сбрасывают кости. Пусть увидит своими глазами, что ему не на кого надеяться. И этого гиганта на берегу пусть увидит, это нанесет хороший удар по его самолюбию. Пусть также считает, что Тиландер перешел к нам, придумаем легенду, да даже придумывать не придется, Тиландер работает с нами и в настоящий момент снимает с мели корабль.
— Он не поверит, — возразил Мендоса, наблюдая, как откровенно смеется Картер.
— Пабло, главное не в том, что он поверит, а в том, что что начнет сомневаться, и, поверь, сомнения порой куда хуже, чем явный факт. Пусть наш император, — слово «император» Картер выделил гнусавым голосом, — видит, что он один, а его трон стоял на глиняных ножках.
Поспать мне не дали: только я сомкнул глаза и провалился в сон, как проснулся от грубого удара в бок. Открыв глаза, уставился на ствол дерева с короткими сучками, образующими своеобразные перекладины. Решетка убрана, ухмыляющаяся физиономия дикаря махнула рукой:
— Вал!
Я не знал, что означает это слово, но если ствол с сучьями по разные стороны — это лестница, то мне предлагали подняться. Тело затекло от неудобного положения, немного потянувшись, постарался вернуть гибкость руками и ногам. Ухватившись за ствол руками, начинаю подъем, осторожно ставя ноги на торчащие сучья. Едва моя голова показалась над ямой, меня подхватили несколько рук и вытащили наверх, не давая шевельнуться.
Гнусно ухмыляющаяся рожа завела мои руки за спину и затянула на них такой узел, что я почувствовал боль в запястьях.
— Вале! — чем-то деревянным ощутимо больно ткнули в район поясницы, вызвал у меня невольный вскрик. Шагнув за дикарем, постарался осмотреться, чтобы определиться, где нахожусь. Это был другой конец поселения Урха, впереди и слева в двухстах метрах стояла группа скал, между которыми виднелось большое строение, напоминавшее избу. Но меня повели не туда, мой провожатый свернул направо, в сторону хижин. Мы обошли последний ряд хижин, оставляя их по левую руку, взяли немного правее, где за хижинами рос лес, до которого оставалось около двухсот метров. В этом месте почва была неровная: дорогу пересекла канава, уходящая вправо, к лесу.
Мой провожатый свернул направо, двигаясь вдоль канавы, к неприятному запаху, что усиливался по мере продвижения. Почти у самого леса канава оканчивалась довольно большим оврагом, его видимо использовали как мусорную свалку, потому что несло из оврага ужасно. Неужели меня ведут, чтобы убить и бросить труп? Это предположение казалось неверным, ведь тогда зачем держали меня в яме двое суток.
Дикарь впереди остановился, следовавшие за мной трое подошли и встали по бокам. Урха рассмеялись, и передний дикарь раздвинул кусты, росшие на краю, сделав мне знак подойти. Замешкавшись, я получил удар в спину заставивший реагировать быстрее. Подойдя к краю оврага, проследил за направлением руки дикаря, едва подавив позыв к рвоте. В глазах потемнело:
— Суки, — вырвалось у меня при виде обнаженных трупов моих людей, беспорядочно сваленных в овраге посреди нечистот и костей животных. Мои глаза лихорадочно искали труп Бера, но его, среди тех, кого можно увидеть с места на краю обрыва, не было. Урха посчитали, что я увидел достаточно, сзади меня грубо дернули за веревку из сыромятной кожи, сдавливая запястья.
Вид моих воинов, которых не захоронили, а выбросили среди нечистот, меня морально убил. Мне и самому приходилось избавляться от трупов врага, порой даже выбрасывал в море на корм рыбам. Я смотрел под ноги, не обращая внимания, куда меня ведут. Лишь услышав шум моря, поднял голову и увидел «Стрелу», ее крен на правый борт говорил, что корабль наскочил на мель. Возле нее заметил пару лодок и несколько человеческих фигур на самом корабле, но меня привели на берег не ради корабля: на песке лежали трупы моих воинов. По состоянию кожных покровов и еще не до конца высохшей крови на песке, я понял, что их гибель произошла недавно.
Лар! Я не сразу заметил мертвого гиганта, лежавшего у самой воды. Он был единственным, кого Урха не раздели. Доспехов на Ларе нет, но остались его шорты из шкуры и пропитанный кровью поддоспешник. Лар… один из первых Русов, человек, много лет оборонявший Плаж, тренировавший воинов, лежал на песке. Я почувствовал, как во мне закипает ярость: боднув головой, свалил ближайшего дикаря и постарался вцепиться ему в горло, чтобы разорвать артерии к гребанной матери.
Назад меня дернули с такой силой, что чуть не вырвали руки из плечевых суставов. Поднялись крики, и дикари, подняв, поставили меня на ноги:
— Атте! — Один из дикарей поднес к моему лицу наконечник копья, делая устрашающие гримасы.
Судя по всему, на сегодня представления закончились: меня довели до скалы, что я видел при выходе из ямы, и мы остановились. Из-за скалы вышли трое дикарей, с двумя поперечными полосами на лица нанесенных чем-то черным вроде гуталина. Дикари обменялись парой фраз, и конец моего поводка перекочевал в руки прибывшим нам навстречу.
Дверной проем каменного дома был завешен шкурой. Отогнув полог, дикарь шагнул, показывая следовать за ним. Для убедительности, если я вдруг не понял, сзади меня подтолкнули. Внутри горел костер, освещавший большую часть комнаты с двумя дверными проемами. Мы прошли в правую комнату и оказались в широком коридоре. Здесь тоже было две комнаты по разные стороны. Дикарь подошел к одной из них и что-то спросил. Голос из комнаты ему ответил, и меня подтолкнули вперед.
В комнате сидели двое мужчин: оконные проемы давали достаточно света. Паб встал с низенького предмета оказавшегося обрубком ствола:
— Макс, добро пожаловать, это мой друг и соратник Джон. — Мне показалось, что меня обухом ударили по голове: фраза была сказана по-английски.
— Паб, ты англичанин? — Выдавил я из себя, пытаясь понять, не сон ли это.
— Англичанин? Нет уж, увольте. Мы американцы! — Только сейчас я обратил внимание на второго мужчину: около пятидесяти лет, одет в шкуру, наброшенную на плечи. Глаза серые или темно-серые, прямой нос, волевой подбородок и грязные зубы.