— Опять магия какая-то?
— Возможно, — сдавленно бросил я, пожав плечами, а затем, хромая на одну ногу, направился к больнице, чувствуя, как сердце ускоряет свой бег. — Пошли. Скоро точно узнаем, что там.
— Надо быть очень осторожными, — строго заметил сержант, поравнявшись со мной. — Тут и кирпич на голову упасть может, да и та светящаяся хреновина уж очень мне не нравится.
— А вы представляйте, что это родной полицейский проблесковый маячок. Сразу спокойнее станет, — нервно пошутил я, а затем спросил: — А мы тут никакой хренью заразиться не можем?
Козлов скривил лицо, давая понять, что ответ на этот вопрос ему неизвестен. Пришлось идти на свой страх и риск. И страха становилось всё больше. Он с каждый шагом всё сильнее пронзал моё существо. Казалось, что лёгкий ветерок шелестел нам «уход-и-и-и-и-те, мусо-о-о-ора». Несмотря на забавность послышавшегося, по моей коже побежали мурашки, спина покрылась инеем, а насквозь вымокшая одежда неприятно стянула тело, почему-то напомнив погребальный саван.
Я испуганно покосился на полицейского, пытаясь унять дрожь в ногах. Тот упрямо шёл вперёд, склонив покрытую каплями дождя голову, и от усилия даже губу закусил. Я видел, что ему так же страшно, как и мне, и понимал, что дальше нас двигает только железная воля и желание увидеть сияние. Но вот чего я не осознавал, так это — что же тут такого вокруг ужасного? Мы ведь были и в местах, похуже этой больницы. Что вызывает в нас такой страх? Хм, а что если…
Тут я прочистил горло и прохрипел, преодолевая три ступени, ведущие к арочному входу, возле которого валялись ржавые дверные петли:
— Кажись, кто-то или что-то не хочет, чтобы мы заходили в больницу.
— Ага. Я тоже так считаю, — шёпотом откликнулся дядя Коля, до хруста сжимая кулаки с побелевшей на костяшках кожей. — Гребанная магия.
— Меня сейчас стошнит от страха, но это не мой страх, — поделился я, вступая в пределы расписанного граффити помещения с двумя лестницами, которые не внушали доверия. Доски прогнили и сочились влагой, а перила отсутствовали. По пятнистому потолку змеились трещины, из которых капала вода. Штукатурка на стенах вспучилась, словно уродливые наросты. Кое-где рос мох, трава и даже деревца. Они цеплялись корнями за тонкий слой земли, который за десятки лет принёс сюда ветер. А ещё кругом во множестве лежал бытовой мусор: фантики от шоколадок, битые бутылки, шприцы, использованные презервативы и прочий хлам.
Я тихонько проронил, мелко дрожа:
— Немного успокаивает то, что здесь часто бывали подростки или молодые люди, желающие пощекотать нервы. И если больница пережила их нашествие, то, наверное, прямо сейчас не рухнет, да и всякие возбудители болезней здесь вряд ли остались. Значит, стоит опасаться только таинственного сияния. Правда, его стоит опасаться очень сильно.
— Ага, — поддакнул полицейский, судорожно сглотнув и вынув из кармана пистолет.
Я покосился на него и вытащил меч из промокшего одеяла, бросив последнее на игрушечную пластиковую куклу с вырванными глазами и выжженной пентаграммой на лбу. Кажись, тут побывало множество крайне странных личностей. А всё потому что такое колоритное место находится вблизи от города. И стоит заметить, что если бы тут и раньше царил такой страх, который сейчас прессует нас, то количество туристов сократилось бы до нуля. А значит, что на наш дуэт действительно кто-то целенаправленно воздействует, стараясь выгнать отсюда. Меня такие мысли отчасти успокоили, но в то же время подвели к тому, что мы в который уже раз столкнёмся с чертовщиной. Если, конечно, не струсим и сумеем добраться до сияния. И главное — мы туда доберёмся, только если не встретим таких препятствий, с которыми придётся сражаться. Меня что-то совсем не тянуло на подвиги, когда от страха аж под ложечкой сосёт.
Ну а судя по пистолету, дрожащему в ладони полицейского, — у сержанта дела тоже так себе. Да ещё и больница постоянно издавала какие-то неуютные звуки: скрипели стены, шумели срывающиеся с потолка капли, в окнах подвывал ветер. Всё же мы сумели частично взять себя в руки и двинуться по одной из лестниц.
Я осторожно крался по скрипучим ступеням, переступая мусор, горки штукатурки, кирпичи и щепки. Каждый шаг заставлял моё сердце испуганно замирать. А вдруг трухлявые доски проломятся, и я рухну прямо на стёкла, блестевшие возле окон? Но благо, что всё обошлось и мы без происшествий поднялись на второй этаж, где обнаружили такую же разруху, к которой прибавились перевёрнутые кроватные каркасы, покрытые бурой ржой, какие-то трубы, обломки мебели… Мне на ум пришла логичная догадка, что здесь располагались палаты больных. Наверное, так и есть.
Ещё стоит добавить, что все палаты имели по два оконных проёма и выход в длинный прямой коридор, который тянулся вдоль внешней стены к разрушенной части здания. Кажись, что в ней-то и была следующая лестница, ведущая на третий этаж. Ведь та, по которой мы поднялись сюда, закончилась, приведя нас лишь на второй.
Я высказал свои мысли вслух, после чего вопросительно посмотрел на Козлова. Тот сумрачно глянул на меня, сильно хмуря лоб, а затем прошептал, едва шевеля губами:
— Придётся идти туда и как-то лезть наверх.
— Что-то вообще не хочется, — просипел я, глядя на коридор, залитый косым лунным светом.
— Ты можешь остаться.
— Нет уж, — проронил я и двинулся вперёд, тщательно смотря куда ступаю. Мне уже довелось пару раз покарябать подошву босой ноги. И теперь в тех местах неприятно жгло кожу.
Вдруг дядя Коля положил руку мне на плечо, резко остановил, а затем обошёл меня и потопал первым, параллельно проговорив с натужным смешком:
— А чего это ты не шутишь?
— Не хочется.
— Значит, действительно страшное место, — резюмировал он, передёрнув покатыми плечами. — Да и вонять чем-то начало. Это не ты, Роб?
Я промолчал, втягивая появившийся в воздухе тошнотворный аромат. Он нарастал с каждым шагом. И вскоре мне удалось узнать его — это был тяжёлый, трупный запах. Он пробирался в ноздри, а потом скользил в лёгкие. Я прикрыл рот рукой, но мне всё равно приходилось дышать им. Тут не «Император Галактики», где о таких вещах не думаешь, а самая настоящая жизнь.
Козлов тоже понял, чем так воняло, и тревожно проговорил, посмотрев на меня:
— Роб, тут кого-то завалили. Будь осторожен. Лучше сразу бей мечом, а уж потом спрашивай… Если понадобится, то я подтвержу, что ты лишь оборонялся.
— Хорошо, — проронил я, сквозь пальцы, прикрывающие рот.
В этот миг мы дошли до края этажа. Дальше он обрывался. Я вытянул шею и увидел внизу фрагменты лестницы, лежащие среди кучи кирпичей и кровли. Мои предположения оказались верны. И вот теперь бы понять, как забраться наверх.
Я вопросительно посмотрел на потное белое лицо Козлова. Тот задрал голову к потолку, прикинул высоту и проговорил:
— Надо что-то подложить. Кажется, вон в той палате был железный шкаф.
Я согласно кивнул, а затем мы немного вернулись по этажу, зашли в палату и действительно обнаружили двухметровый железный ящик с сорванными с петель дверьми. Дядя Коля удовлетворённо крякнул, засунул пистолет в карман и взялся за ношу двумя руками. Я присоединился к нему, обойдя шкаф с другой стороны и положив меч внутрь него. Мы напряглись и сумели поднять железяку, хотя руки она оттягивала так, что аж сухожилия трещали, а у полицейского на висках даже вздулись изогнутые вены.
Всё же мы смогли дотащить шкаф до нужного места, а вот нормально поставить не сумели. Наш дуэт уронил ношу, вызвав громкий бум, полоснувший по напряжённым нервам. У меня даже в зубах заломило. А глаза полицейского широко распахнулись и беззвучно округлился рот. Ну, если здесь кто-то есть, то он теперь точно знает, что тут объявились посторонние.
Козлов, наверное, подумал о том же. Но он, несмотря на страх, который не покидал нас, залез на шкаф, затем схватился руками за межэтажное покрытие, подтянулся, забросил ноги и сумел взгромоздиться на следующий этаж.
А спустя несколько секунд донёсся его сдавленный голос:
— Залезай. Только приготовься к не очень хорошему зрелищу. Я нашёл источник вони.
— О как, — вздрогнув, выдохнул я, а затем набрался смелости, забросил к сержанту меч и следом сам очутился на этаже, проделав тот же манёвр, что и Козлов.
Здесь перед моими глазами предстали мёртвые лесные звери, которые были разбросаны среди фрагментов рухнувшей крыши. Их тела вздулись от трупных газов. Шерсть превратилась в свалявшееся нечто. А кожа оказалась покрыта пятнами гноя и кое-где потрескалась, обнажив мёртвую тёмно-красную плоть, привлёкшую сюда десятки мясных мух. Они уже успели отложить яйца, которые превратились в белесых червячков. Всего я насчитал пять тушек, среди которых была ворона, ёж, две лисицы и заяц. Потом я проник в следующую комнату, где оказались три собаки и стоящий над ними ещё сильнее побелевший Козлов.
Он услышал мои шаги и сдавленно прохрипел, натянув воротник майки до середины переносицы, чем оголил волосатый живот, но закрыл нос и рот:
— Я не специалист, но примерная смерть этих животин совпадает с днём ЧП на электростанции.
— Кто-то специально притащил их сюда, — уверенно протянул я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. — Если, конечно, в Грязьгороде нет летающих собак и ежей.
— Месяц назад я бы твёрдо сказал, что нет, а вот теперь уже ни в чём не уверен, — проговорил Козлов, смахнув пот со лба.
Затем он выставил пистолет и стал пробираться через завалы, косясь на новые трупы, которые устилали наш путь. Я двинулся за ним, стараясь дышать через раз и пытаясь думать о чём-то приятном, прогоняя эманации страха, которые почти зримо присутствовали тут. Будь мы чуть менее настойчивыми, то повернули бы назад, а так — наш дуэт хрипел, повизгивал от ужаса, плевался от омерзения, но двигался вперёд.
Глава 22
Тучный Козлов пыхтел как паровоз, хватал через майку холодный воздух и закатывал глаза к луне, но пёр и пёр дальше. Его пове