Отец поднимает руку, потом опускает, и шум вокруг них немного стихает.
– Ты дочь губернатора. Тебе ни к чему владеть мечом. У тебя есть стражники, которые охраняют тебя, когда ты ходишь в город навестить свою мать. Ты уже просила меня об этом, и я ответил – нет.
Она поджимает губы. Ей совсем не нравится ходить в город к матери в сопровождении стражников.
– А я прошу опять.
Отец пристально смотрит на нее, и вокруг становится еще тише. В этот момент она понимает, насколько на самом деле одинока. Мать покинула дворец полгода назад. Остались они с отцом, и еще приходило очень много людей, которых она совсем не знала.
Она твердо решила, что ей надо научиться биться на мечах.
А потом отец смеется, поднимает кружку и откидывается в кресле:
– Хорошо, я найду тебе подходящего учителя.
К счастью, ее отец был из тех любителей вина, которые даже после застолья не забывают о данном обещании.
Аиш не двигалась, стояла, поджав губы, и прижимала к груди узел с одеждой и едой. Она была маленькой – это правда. Да еще без одной кисти. Но и с одной здоровой рукой всегда можно кое-чему научиться. Фалу поняла, что не сможет отказать Аиш, но не только из-за ее увечья и потребности повысить свои шансы выжить на улицах города. Она хотела помогать людям, и вот перед ней реальная возможность помочь. К тому же это было время тренировки с Титусом.
Если она откажет, девчонка сдвинется с места? Или попросит снова, как она в детстве? У Фалу было такое чувство, что она знает ответ на этот вопрос.
– Я научу тебя, – сказала она. – Приходи сюда каждое утро в это время. Каждое утро, имей в виду – учеба требует самоотверженности. Я буду давать тебе уроки.
Аиш улыбнулась в первый раз за все время их знакомства.
– Я приду, – ответила она и, не оглядываясь, зашагала вниз по тропинке.
Фалу обернулась к воротам и увидела Ранами, которая смотрела на нее так, будто хотела пригвоздить взглядом.
Ну да, надо было сначала посоветоваться, тем более после выхода за стены дворца только ради того, чтобы отогнать от повозки конструкции.
Фалу сознавала, что часто действует импульсивно и над этим ей еще надо будет поработать.
Титус вложил меч в ножны, и они вместе пошли к воротам.
Фалу умела избавляться от отрицательных эмоций, как змея сбрасывает старую кожу, а вот Ранами это давалось с трудом.
– Свободен до конца дня? – спросил Титус.
Фалу кивнула в ответ, и он направился во дворец. Ей оставалось только ему позавидовать.
– Надо было тебя спросить, – признала она, – просто я решила, что девчонка не примет отказа.
Ранами закрыла глаза:
– Ты губернатор. Не тебе драться с конструкциями и учить беспризорных сирот владеть мечом.
– Да, но я когда-то была такой же девочкой, которая хотела научиться владеть мечом.
– И теперь она каждый день будет во дворце. Пойми, мы сейчас не в ладах с Безосколочным меньшинством и просто не можем допускать во дворец новых людей.
– Как тогда мы сможем кого-то усыновить или удочерить? – возразила Фалу. – Дорогая, нельзя никому вообще не верить.
– Я верю тебе.
– Тогда поверь, что эта девочка не опасна.
Фалу очень надеялась, что не ошибается.
17Нисонг
Остров на северо-восточной окраине Империи
Конструкция Лазутчик вернулась с Императорского, когда они захватили третий остров.
– В пещере под дворцом человек, – доложила чайка, усевшись на подоконнике в губернаторских покоях. – Спит в воде.
Это была конструкция третьего уровня, то есть несложная, и владела только теми словами, которые слышала от других. Нисонг пришлось надавить, чтобы добиться хоть какого-то описания того, что видела эта чайка. Описание было немногословное, но она поняла, что этот человек – Шиян.
Шиян умер, но в таком случае умерла и Нисонг.
Он создал ее. Почему не создать подобие себя?
Что-то внутри ее сжалось и потянуло вниз. Ее захлестнула тоска. В воспоминаниях он ее любил. В воспоминаниях они были счастливы.
Но это не единственное, о чем донесла конструкция-чайка.
Империя выдвинулась.
На закате под прикрытием наступающей темноты и завывающего ветра солдаты пробрались на захваченный ею остров. Конструкция Лазутчик не ошиблась, Нисонг видела с высоты мерцающие вдали огни ламп и факелов, слышала лязг металла и рык ее конструкций. Ей хотелось оказаться там, в гуще схватки, но она не могла себе этого позволить.
Перед ней на коленях стояли пять фермеров. У каждого из-за уха на пол стекала струйка крови. Всех, за исключением одного, трясло от страха.
Времени на то, чтобы дать им опиум, нет. Жаль, конечно, но не впервой, придется как-то с этим жить.
Нисонг просеяла сквозь пальцы перепачканные в крови осколки костей с прилипшими волосами.
– Эти пусть идут, приведите еще пятерых. Мне нужны еще осколки.
Два тела лежали на одеяле возле кровати. Не так уж плохо в сравнении с Праздником десятины, тут фермеры могли бы и порадоваться. Ее конструкции сильные, и руки у них не дрожат, так что все проходит быстро.
Зачем для этого привлекать солдат? Надо посоветовать такой метод Шияну… Ах, ну да.
Она порой как будто бы жила в двух разных временах.
Осколки костей посыпались в глиняную миску с водой, и кровь тут же начала окрашивать воду в мутный красный цвет.
Конструкции ушли за фермерами, а Нисонг занялась уже отмытыми осколками.
Команды были ей известны, и как проникать в мертвую плоть, она тоже знала. Конструкции Чиновник умели устранять мелкие неполадки других конструкций, так что логически можно было заключить, что она сумеет создать новые.
Трое из пяти следующих фермеров кричали от боли, когда резец вонзался им за ухо, один рычал, а последний поскуливал. Нисонг стиснула зубы и постаралась сконцентрироваться на своей задаче.
Конструкции должны сражаться на ее стороне, а для этого в них надо вложить определенные умения. Перед тем как поместить команды в конструкции, Нисонг выписала их на лист бумаги. Необходимо было найти баланс между сложностью команд и количеством потраченных на них осколков костей. А тут еще уверенность в том, что есть лучшие команды, но она не может их вспомнить. Если не сделать все четко до мелочей, команды не сработают.
Из-за окна сквозь шум дождя снова донеслись звуки схватки солдат и конструкций.
Трясущиеся от ужаса фермеры стояли перед ней на коленях, звук их дыхания напоминал гул в морской раковине.
Нисонг протянула руку, и Лиф ссыпал ей в ладонь осколки костей.
Те осколки, которые она вытащила из воды, чтобы заменить на новые, стали прохладными. Нисонг обтерла их об уже перепачканную в крови полу туники и начала вырезать команды.
– И что? Будете выкачивать из нас жизнь в два раза быстрее? – крикнула одна из фермерских женщин, пока Лиф и еще пара конструкций-зверей тащили ее из комнаты. – Ты чудовище!
Нисонг не ответила.
Да, у этих фермеров уже могли вырезать осколки и уже могли их использовать. Но как бы мерзко это ни было, она должна защищать своих людей. А как иначе?
Конструкция-чайка села на подоконник и встряхнулась. Упавшие с ее оперения капли воды смешались с каплями крови на полу.
– Враги захватили самую большую баррикаду. У наших лучников кончились стрелы.
– Время есть? – спросила Нисонг, оценивая взглядом кучку осколков.
Может хватить. Если использовать сразу слишком много, от преимущества, если оно есть, ничего не останется. Конструкции, которые она создавала, не шли ни в какое сравнение с Тирангом, они и до второго уровня недотягивали, скорее были чуть ниже третьего, так что нужными умениями и навыками не обладали.
Предыдущий остров был мелким, и даже после того, как ее конструкции собрали трупы убитых ими людей, этого было недостаточно. Чтобы противостоять солдатам Империи, нужно было создать больше конструкций, а для этого требовалось больше мертвой плоти.
На этом острове надо было создать больше тел.
Чайка склонила голову, как будто так могла лучше разглядеть, что происходит на улицах за завесой дождя.
– Почти нет. Все потратили на первую баррикаду. Скоро они будут у стен дворца. А эти стены не для защиты, они скорее для красоты.
– Поторопись, – сказала Нисонг, обращаясь к Лифу. – Мне нужно еще пятнадцать. Прямо сейчас.
Лиф приподнял бровь и чуть подался вперед:
– Нисонг, разумно ли это? Если они решат оказать сопротивление, мы вряд ли сможем с ними совладать. Я понимаю – наше положение отчаянное, но их положение не лучше.
Нисонг закрыла глаза:
– Приведите детей.
Лиф, тут ему следовало отдать должное, только на мгновение замер, а потом решительно вышел из комнаты. Нисонг ясно дала всем понять, что не хочет вырезать осколки из черепа у детей и подростков, но сейчас она и ее конструкции стояли на краю гибели, так что сожалеть о содеянном было рано.
Шиян говорил, что память детей более смутная, чем у взрослых, что для них только лучше, и так было всегда.
Нисонг непроизвольно потрогала кожу за правым ухом. Кожа была гладкой, никакой вмятины, ничего такого. Он мог устранить изъян, прежде чем поместить в нее команды и воспоминания. Нисонг не представляла, зачем он это сделал, притом что вернуть ей два потерянных на левой руке пальца не озаботился. Хотя, возможно, она лишилась их позже и просто об этом забыла.
У нее не осталось никаких воспоминаний о Празднике.
Она вырезала команды на осколках очередных пяти костей. Пальцы сводило от напряжения. Дети плакали и тряслись от страха. Новенькие, которых привели в комнату, тут же начали биться в истерике.
Ах да, эти тела возле кровати, надо было приказать спрятать их куда-нибудь. Но теперь уже поздно. Необходимо действовать быстро и четко, начнешь тянуть – все станет только хуже.
Нисонг кивнула Лифу, который стоял наготове с молотком и резцом в руках.
Она плакали, это да, но не кричали. Одна потеря из пятнадцати – девочка, которая не смогла стоять спокойно, хоть ее и попросили не дергаться. Ее осколок теперь бесполезен.