моего отца.
Я раздраженно глянула на Йовиса:
– Не припомню, чтобы хоть одно мое решение кого-то осчастливило. Добычу камней возобновим, как только вычислим способ стабилизировать острова. Это лучшее, что я могу сделать. Я сдержу данное Илоху слово, просто не сейчас.
Послышался какой-то скрип, и передо мной на столе появилась тарелка с дымящимся супом.
– Вот, – с самодовольной улыбкой сказала мать Йовиса, – и если это не самый вкусный и укрепляющий здоровье суп на всех островах, можете закрыть мою лавку. Я и вашей служанке мисочку отнесу. Это должно помочь.
Суп выглядел аппетитно. Но мне еще столько всего надо было сделать, а времени почти не осталось.
Мать Йовиса перехватила мой взгляд, потом положила ладонь на стопку бумаг и отодвинула подальше, так чтобы я не могла дотянуться.
– Вам надо есть и надо оставаться здоровой.
Она сказала это так, будто… Будто ей не все равно? Но этого не могло быть, мы ведь только что познакомились.
И тут на меня неожиданно нахлынули чувства, о существовании которых я и не подозревала. Когда-то в далекой прошлой жизни у меня была мать, ну или у Нисонг. Несмотря на высокое положение супруги губернатора, она любила готовить, и, судя по записям в дневнике Нисонг, это занятие ее успокаивало.
Я так хотела иметь семью, что внушила себе, будто отец сможет меня полюбить, главное – сильно постараться ему понравиться. И вот теперь эта женщина делилась со мной добротой, на которую отец никогда не был способен, а я ведь не сделала для этого ничего.
Тарелку с супом словно заволокло туманом. Я взяла ложку и начала есть. Суп действительно был вкусным, вкуснее любого блюда, которое готовил мой корабельный повар. Немного острый и с ароматом каких-то незнакомых мне трав. Она взяла травы из дома?
– Это лучший суп из всех, что я когда-нибудь ела, – признала я, а сама боялась, что расплачусь. – И даже если бы это было не так, я бы никогда не закрыла твою лавку.
После этого я вернула бумаги на место и снова занялась написанием указов. Надо было поскорее с ними закончить. Меня ждали исследования, а Империя грозила вот-вот развалиться.
Мать Йовиса уселась на скамью рядом с сыном.
– У нее хоть кто из родственников есть? – спросила она громким голосом. – Или только ты, стражники и служанки?
Мне показалось, что я услышала, как Йовис скрипнул зубами.
– Ее высочество здесь, сидит с нами за одним столом.
Я резко встала и чуть не опрокинула скамью.
– Закончу с этим у себя в каюте. Спасибо за суп…
– Онгрен, – сказала мать Йовиса. – Меня зовут Онгрен, но вы можете звать меня «тетушка».
– Спасибо, Онгрен, – поблагодарила я во второй раз и, собрав свои бумаги, быстро вышла из кают-компании.
Трана догнала меня, когда я уже прошла половину коридора.
– Онгрен хорошая, – сказала она, пытаясь заглянуть мне в глаза.
Я судорожно выдохнула:
– Да, хорошая.
Стоило мне войти в каюту, как Трана начала вертеться у меня под ногами, а потом прислонилась к бедру и сказала:
– Я раньше тоже добрых не встречала.
Мне не нужна жалость Онгрен. Я вообще не хочу, чтобы меня кто-то жалел. Я император, а не тот, кого надо жалеть. Мне нужно, чтобы меня любили и возвеличивали.
Закончив с указами, я отложила бумаги в сторону и повернулась к корзине, которая стояла в ногах кровати.
Книги отца, фляга с воспоминаниями, меч. Я столько времени потратила на чтение этих книг, пытаясь разгадать смысл оставленных отцом пометок, и ни разу не наткнулась на упоминание о мече. Впору было опустить руки.
Я посетила два острова, еще один затонул, а я всего на шажок приблизилась к разгадке таких важных для меня секретов.
Я взяла флягу с воспоминаниями.
– Лин, ты уверена? – спросила Трана.
Я не ответила. Откупорила флягу и сделала глоток.
Каюта исчезла.
Я стою в пещере под императорским дворцом напротив машины памяти. Ноздри забиты запахом дыма.
– Должно хватить, – говорю я голосом отца.
Жаровня в машине памяти чуть ли не до краев заполнена кровью. В центре установлен умный камень – остров посреди кроваво-красного моря.
Бросаю взгляд в сторону. Рядом с машиной памяти выстроены в ряд миски с кровью. Все, что я чувствую, – скорбь отца и его надежду. Вытягиваю из ящика две резиновые трубки, погружаю концы в жаровню и открываю клапаны.
– Нисонг, – шепчу я голосом отца.
И после этого камень в жаровне охватывает яркое пламя.
24Ранами
Остров Нефилану
Визит императора мог пройти и хуже. Правда, когда Ранами представляла это «хуже», все, что ей выдавало воображение, – это маловероятные варианты того, как Лин подводит свою армию к их порогу и требует выдать голову Джио.
Да, они выполнили условия перемирия. Но какой ценой?
Влажный сезон в разгаре, люди начинают умирать от болотного кашля.
Ранами понимала, что ради великой цели обрушить Империю придется пойти на жертвы. Только она думала, что эти жертвы будут принесены на поле боя армией безосколочных, каждый из которых готов и не боится пойти на смерть.
Но жертвами оказались задыхающиеся от кашля и утопающие в поту, испражнениях и блевотине люди, которые никогда не получат лекарство, на которое так надеются.
Они с Фалу думали, что уничтожили все конструкции на Нефилану, но после нападения на служанок императора стало ясно, что это далеко не так. Фалу настаивала на том, чтобы снова разослать по всему острову патрули.
Если они возобновят поставки орехов каро, безосколочные активизируются и предпримут попытку захватить власть на Нефилану. То есть свергнуть Фалу и убить ее.
Ранами спускалась в подземелье дворца, но, услышав знакомый голос, остановилась.
– Ты перестал пить вино, – сказала Фалу.
– Не вижу смыла пить в темнице, – ответил ей отец.
Пауза.
– Спасибо, что принесла лампу и книги. Знаю, ребенком ты редко видела меня за книгами, но я читал, когда выдавалась такая возможность.
– Когда не был занят, – без выражения добавила Фалу.
Ранами была знакома эта интонация: таким тоном Фалу разговаривала с тем, кто ее разочаровывал.
– Согласен, я тратил свое время не на то, на что следовало бы. Теперь я это понимаю. Мне следовало… мне следовало больше времени проводить с тобой.
Он закашлялся.
Ранами не должна была подслушивать их разговор. Фалу не раз приглашала ее вместе посетить отца в темнице, но она все никак не могла собраться с духом. Не то чтобы она боялась встретиться лицом к лицу с отцом Фалу, нет, она боялась увидеть боль в глазах Фалу.
Ранами ненавидела бывшего губернатора, но при этом понимала, что Фалу прожила с ним всю свою жизнь. Для Ранами он был тем, кто повысил квоты на орехи каро, ужесточил наказания для фермеров за несоблюдение установленных норм, а сам расплачивался с ними безо всякой системы. Она не знала, каким он был человеком, и уж точно не знала, каким он был отцом.
– Мне многое следовало делать иначе, – продолжил бывший губернатор. – Не скажу, что сожалею обо всех своих делах. И не могу согласиться с тем, как ты ведешь дела. Ты что, действительно подумываешь о поставках орехов на бедные острова? Так ты нарушишь условия перемирия, а тебе еще за них и не заплатят.
– Ты болен, – сказала Фалу. – Пришлю к тебе врача, прикажу дать орехового масла. И посмотрю, что можно сделать, чтобы здесь было не так сыро.
Бывший губернатор долго молчал, а потом сказал:
– Я никогда не проявлял такой доброты ни к одному из моих узников. Спасибо тебе.
– Ты все еще мой отец. Просто… Ну почему ты никогда не задумывался о том, что делаешь? Ты потерял связь с реальностью, утопал в роскоши и любовался собой, вот и все, чем ты был занят.
– Я могу стать лучше, если ты дашь мне шанс.
– Теперь уже слишком поздно.
Ранами начала подниматься обратно. Ей не хотелось становится свидетелем этого разговора. Может, в следующий раз она присоединится к Фалу, но сейчас их разговор был слишком личным.
Лестница вела в кухню. Еще на подъеме Ранами окружили запахи имбиря и зеленого лука, смешанные с ароматом булькающих в котле на открытом огне морепродуктов.
Слуги с тарелками и овощами в руках передвигались по кухне, как танцоры, с грациозностью избегая, казалось бы, неминуемых столкновений.
Даже после свадьбы и после того, как она перевезла во дворец свои скромные пожитки, Ранами было трудно поверить, что она здесь живет и все во дворце принадлежит и ей тоже.
Она все еще просыпалась посреди ночи, потому что ей снилось, будто она снова живет на улице, ищет себе пропитание и пытается заработать, делая своими руками дешевые украшения. Там, в этих снах, жизнь во дворце казалась ей несбыточной мечтой.
Кто-то маленький сновал среди слуг по кухне. Ранами замерла на пороге. Она узнала эту девочку. Нет, малышка не была дочкой кого-то из кухонных работников. Это Аиш.
Аиш уже побывала во дворце утром, и, хотя Фалу разрешала ей есть на кухне и отдыхать в специально обустроенной для нее комнатке, Ранами видела, как она уходила из дворца.
Зачем она вернулась?
Пара слуг только мельком глянули на девчонку, но они уже видели ее раньше, к тому же были слишком заняты своими делами.
Позвякивали тарелки, стучали по разделочным доскам ножи, и все это на фоне неумолкающих разговоров. В кухне обсуждали слухи об Унте, о визите императора и о Безосколочном меньшинстве. Ранами было интересно, о чем говорят простые люди, и она частенько подслушивала их разговоры.
Девочку-сироту из городских канав они попросту не замечали.
Ранами стояла в тени на верхней площадке лестницы и наблюдала. Аиш, воспользовавшись тем, что на нее не обращают внимания, прошла к кухонному шкафу, взяла банан, очистила и начала медленно есть. Пока ела, под шумок стянула свиную ногу мокрого посола, три манго и банку с вяленой рыбой. Все это отправилось в наплечную сумку, которой не было при Аиш на утренних уроках по фехтованию.