На следующий день нам предстояло отплыть на Хуалин-Ор, родной остров матери Лин. Супруга императора умерла, когда я был еще мальчишкой. Мне запомнились только белые флаги на мачтах кораблей и на карнизах домов. Внезапная болезнь за считаные недели пожрала ее изнутри, оставив одну хрупкую оболочку. Никто не знал, как бороться с этой болезнью, и я слышал, как мать с отцом шепотом говорили, что врачей, которые пытались и не смогли ее вылечить, казнили.
Любопытно посмотреть на этот остров и познакомиться с этой семьей. Матушка была права – у Лин никого нет. Но может быть, она найдет там какую-нибудь родню.
Уж на Хуалин-Оре ее точно должны поддержать.
Но тогда и я не должен стоять у нее на пороге с поднятой рукой и гадать, следует ли постучать и сказать, что я готов побыть рядом, если она хочет выговориться.
Я стиснул зубы. Это не важно. Да, я перестал посылать безосколочным сообщения, но я не был ее другом. Совал повсюду свой нос, насколько хватало смелости, но так и не нашел меч, который должен украсть для Кафры согласно нашему уговору.
Если Лин взяла его с собой, то он должен быть под замком где-то на корабле.
– Ты задумался, – сказал Мэфи, когда мы поднимались по ступенькам во дворец.
Как ему объяснить все мысли, которые не дают мне покоя?
– Я больше не знаю, как сделать то, что правильно. Я пришел сюда, чтобы поступить правильно, а теперь все запуталось.
– Кто-нибудь знает, что такое правильно?
Я искоса глянул на Мэфи:
– Ты читаешь… книжки по философии?
Мэфи плечом толкнул меня в ногу:
– Здесь есть библиотека. Ты научил меня читать. Сам виноват.
Войдя во дворец, я сразу услышал доносящийся откуда-то сверху громкий звонкий смех. Лин. Потом еще чей-то голос. Я скрипнул зубами. Раган. Лин легко, даже слишком легко, его приняла.
Порой она бывала такой надменной, такой уверенной в том, что умнее ее никого в Империи не найти. Мне было интересно: она хоть понимала, что любой, даже заткнув одну ноздрю, способен почуять ее одиночество? А этот Раган, было в нем что-то, из-за чего мне хотелось ему врезать. Может, эта его улыбка, или снисходительный тон, или то, как он поднимал палец, когда хотел изречь нечто важное. И похоже, он думал, что каждое его изречение невероятно для всех важно.
Я пошел на голоса. Они сидели в обеденном зале. Пили чай.
– Ты хочешь сказать, что, пока тебе не исполнится тридцать пять лет, ты должен оставаться учеником и не можешь даже попробовать кору дымчатого можжевельника? Как по мне – это целая вечность.
– Нет. – Раган поднял палец. – До тридцати пяти должны ждать большинство людей. Я попробовал кору дымчатого можжевельника в восемнадцать. Но я был необыкновенно одаренным юношей и очень быстро учился.
– Ты, наверное, самый молодой мастер среди монахов.
Раган смущенно кашлянул:
– О нет, я все еще ученик. Чтобы стать мастером, недостаточно овладеть боевыми навыками. Да, я блестяще владею искусством боя[1]. Но говорят, что мне еще есть чему поучиться и что мне не хватает сдержанности и мудрости.
– Ты молод, они слишком многого от тебя требуют.
– Не так уж я и молод, – досадливо сказал Раган и сразу рассмеялся. – Простите, ваше высочество, это все моя несдержанность. Молодость не оправдание. Меня с самого детства поглаживали по голове и постоянно повторяли, что я подаю большие надежды. Когда слышишь такое изо дня в день, чувствуешь, что еще есть к чему стремиться.
– Уверена, твои наставники будут тобой гордиться.
К этому моменту я чуть не стер в порошок собственные зубы. На нас тут армия наступает. А этот монах, он хоть это понимает?
Я постучал в открытую дверь, чтобы они заметили мое появление.
Лин и Раган вскинули головы. Трана продолжала спокойно спать, свернувшись калачиком рядом с Лин.
– Мне надо поговорить с императором с глазу на глаз, – сказал я.
Трудно было не заметить, как на лице Лин промелькнула тень разочарования.
– Не мог бы ты нас оставить? – обратилась она к Рагану и добавила: – Спасибо, что ответил на мои вопросы.
Раган встал и поклонился Лин:
– Конечно, ваше высочество. Надеюсь, вы и в дальнейшем не откажетесь от моей помощи.
Когда он подошел к двери, я не двинулся с места. Он улыбнулся, проскальзывая мимо. От его халата пахло древесной смолой. Я захлопнул за ним дверь.
– Где его спутник? Он у него вообще есть?
– Раган тебе не нравится, – холодно заметила Лин.
Мне казалось, что моя грудь превратилась в печь и я вот-вот начну изрыгать языки пламени.
– Естественно, он мне не нравится. Говорит, что прибыл из монастыря. Из какого? Его действительно прислали к нам монахи? Если у каждого из Аланги есть спутник, тогда почему у него нет? Чего он хочет? Он не может просто хотеть помочь.
– Его монастырь был на Унте. Он передал мне письмо, подписанное его мастерами. Он говорит, что связь между ним и его спутником окрепла настолько, что им не обязательно постоянно быть рядом. Спутников Аланги называют оссалинами. Оссалин Рагана ждет его в горах над дворцом, и он позовет его, когда закончит дела во дворце. И он хочет помочь. – Пар от горячего чая поднимался к подбородку Лин. – Когда Унта затонула, Раган потерял всех, кого знал в этой жизни, так что прояви хоть немного сочувствия, хорошо? Когда ты пришел во дворец, ты сказал, что хочешь помочь. И я тебе поверила.
А не следовало бы. Но вслух я это не мог произнести.
Лин вздохнула и посмотрела на потолок.
– Йовис, я не могу отослать его, он нам нужен. Если Раган обладает той же силой, что и мы, пусть даже в меньшей степени, мы сможем прибегнуть к его помощи в предстоящей битве. Мне нужна поддержка Хуалин-Ора и Гэлунга, но мы вербуем солдат и почти сразу их теряем. От моего генерала пришло сообщение. Они прибудут на Гэлунг сразу после нас, и генерал надеется, что они сами справятся с армией. Я пытаюсь подняться по грязному склону, но через каждые три шага соскальзываю вниз. В этой битве вы оба можете мне понадобиться.
В дверь постучали.
– Ваше высочество, это Икануй.
– Входи, – продолжая смотреть мне в глаза, сказала Лин.
Вошла Икануй, посмотрела на Лин, на меня, потом снова на Лин.
– Прибыл представитель армии конструкций. Говорит, что уполномочен вести переговоры от имени их лидера. За ним присматривают дворцовые стражники.
Лин вздохнула и взмахом руки подозвала Трану. Та подошла и положила голову Лин на колени.
– Приведите его. Я приму его здесь. Пусть слуги принесут чай и легкие закуски. Йовис и Мэфи, останьтесь. И пришли сюда еще двух стражников.
Первым в обеденный зал вошел стражник, за ним посланец армии конструкций. Это был худой неприметный мужчина в простой одежде. Черные волосы забраны в хвост, лицо вытянутое, не старое, но видно, что пережил он немало.
Я поймал себя на том, что ищу видимые признаки того, что он – конструкция. Единственное, что удалось заметить, – это то, что лицо у него чуть темнее, чем шея. Такая разница могла появиться еще при рождении, или у него был такой загар. Но после этого я постоянно думал о том, что прошлый император вполне мог отрубать голову у одного трупа и пришивать ее к туловищу другого. Жуть.
Надо признать, если он был создан искусственно, то создали его очень даже неплохо. Но это не комплимент. В нем чувствовалось какая-то странная жесткость, как будто его грубо сработали и не стали отшлифовывать.
Он заметил, что я его рассматриваю, и ответил на мой взгляд едва заметной печальной улыбкой, как будто знал, о чем я думаю.
Посланец сел напротив Лин. Два стражника встали у него за спиной. Он устроился поудобнее и приподнял бровь, как бы спрашивая: «Это все ради меня?»
– Я знаю, что она мне не сестра, – ровным голосом сказала Лин. – Здесь у нее нет прав.
– Меня зовут Лиф, ваше высочество, – сказал мужчина, как будто не услышал, что только что сказала Лин. – Я здесь, чтобы вести переговоры от имени Нисонг.
Странный выбор – назвать дочь в честь жены императора. И наверняка это не данное при рождении имя. Так же как Лиф[2] – не вполне нормальное имя.
Я слишком пристально на него смотрю? Или я на всех людей так смотрю при обычных обстоятельствах?
– Я слышала истории о том, что происходит в северо-восточных областях, – сказала Лин. – Если вы хотите вести переговоры, вам не следует убивать моих людей.
И снова он продолжил, как будто ее не слышал:
– Отрекитесь от трона в пользу вашей сестры, и люди перестанут погибать.
Лин не в первый раз предлагали отречься от престола. Мне стало интересно, как бы я поступил на ее месте. Отрекся бы в пользу Безосколочного меньшинства? В пользу мнимой сестры? Или продолжал бы прилагать усилия, чтобы удержать Империю от распада? Когда-то я думал, что выберу первый или второй вариант. Но теперь, когда я одну руку положил на голову Мэфи, а во второй держал мою дубинку и сознавал, кто я, я бы выбрал третий путь.
И этот путь выбрала Лин.
– Это не переговоры, это ультиматум.
Лиф развел руки в стороны, как бы давая понять, что сказал все и на этом команды, вырезанные на вложенных в него осколках, исчерпаны.
В наступившей тишине в обеденный зал начали входить слуги. Они быстро и бесшумно поставили перед Лин и Лифом чашки, налили чай, принесли тарелки с мелкой запеченной рыбешкой и тушеными овощами и так же быстро и бесшумно удалились.
Лиф не прикоснулся к чашке и не взял палочки, которые слуги положили рядом с ним на салфетку.
Может, я и слишком уж таращился на нашего гостя, но Лин своим взглядом словно булавками приколола его к подушке.
– Она такая же, как ты?
Лин заметила что-то, чего не заметил я. Он был конструкцией. Лиф открыл рот, как будто собрался ответить, и снова закрыл. Сделал вдох, словно собирался повторить попытку, и замотал головой. Мне был знаком этот взгляд. Так на меня смотрели конструкции, когда я травил им свои байки, моя ложь путала им все карты, вернее, команды и сбивала с заданного курса.