Помимо яда, слова Дигена содержали определенную долю правды: если Окситий начнет перечить Криспу, он очень быстро лишится синих сапог вселенского патриарха. Но сейчас и в таком месте это не имело значения.
– Ты был схвачен не за церковные разногласия, а за чисто светские преступления – бунт и измену. И ты ответишь за них, как любой другой бунтовщик.
– Я спою гимн Фосу и поблагодарю его за то, что ты избавляешь меня от этого вонючего мира, который непрерывно искушает и совращает мою душу. Но если ты не идешь по светлому пути сам, то никакие мои гимны не спасут тебя. Ты отправишься в лед и будешь страдать там вечно, потому что душу твою уничтожат подслащенные приманки Скотоса.
– Если бы мне дали выбирать: оказаться на небесах с тобой или в аду у Скотоса, то я, пожалуй, выбрал бы Скотоса. Тот, по крайней мере, не притворяется, будто обладает достоинствами, которых у него нет.
Диген по-гадючьи зашипел и плюнул на Криспа – то ли услышав имя темного бога, то ли просто из ненависти. Тут в камеру вошел Заид, держа в левой руке холщовый мешок.
– Приветствую. А это кто такой?
– Это, – процедил Крисп, – ничтожество, называющее себя священником и заманившее моего сына в сети фанасиотов. Извлеки все, что сможешь, из навозной ямы, которую он называет своей головой.
– Я, разумеется, сделаю все, что в моих силах, ваше величество, но… Заид смолк. На лице его отразилось сомнение, весьма непривычное для Криспа. До сих пор я не добился больших успехов, отыскивая секреты еретиков.
– Это вы, любители золота, еретики, – заявил Диген, – потому что ради выгоды отреклись от истинной набожности.
Император и волшебник не обратили на его слова внимания.
– Сделай, что сможешь, – сказал Крисп, надеясь, что Заиду больше повезет с Дигеном, чем с другими пленными фанасиотами, в выяснении природы той магии, что не позволяла ему отыскать Фостия. Несмотря на имеющиеся в Чародейской коллегии редкие магические принадлежности и еще более редкие свитки и кодексы, главный волшебник так и не смог выяснить, почему он не в силах отыскать Фостия при помощи магии.
– Попробую испытание с двумя зеркалами, ваше величество, – решил Заид и принялся извлекать из мешка свои профессиональные принадлежности.
Крисп желал услышать в его голосе уверенность, услышать, как он говорит, что вырвет из Дигена правду несмотря на любое сопротивление священника-ренегата. Но его уши, наученные распознавать подтекст в словах тысяч просителей, офицеров и чиновников, услышали сомнение. Сомнения Заида начали подпитывать его собственные: магия во многом черпала свою мощь в вере, и если Заид сомневается, что сумеет заставить Дигена говорить, то скорее всего потерпит неудачу. Он уже потерпел неудачу, подвергнув другого пленного фанасиота испытанию с двумя зеркалами.
– Есть ли у твоего лука вторая тетива? – спросил император. Как еще мы сможем надеяться вытянуть из него ответы? – Он мысленно отметил деликатность заданного вопроса. Крисп желал, чтобы Заид подумал об альтернативах, но не хотел деморализовать мага или намекнуть, будто он потерял в него веру… даже если это действительно так.
– Если испытание с двумя зеркалами нам ничего не даст, то это лишит нас самых сильных надежд узнать правду. Да, настойка белены и других трав, которыми пользуются лекари, может развязать этой сволочи язык, но вместе с фактами он извергнет и немало ерунды.
– Но он у меня в любом случае заговорит, клянусь благим богом, – мрачно пообещал Крисп, – или у тебя, или у парня в красной коже.
– Терзайте мою плоть сколько угодно, – отозвался Диген. – Она лишь экскремент моего существования, и чем быстрее она окажется в сточной канаве, тем скорее моя душа воспарит к солнцу и воссоединится с владыкой благим и премудрым.
– Начинай, – велел Крисп.
Волшебник с тревогой на лице установил два зеркала, одно перед Дигеном, другое сзади, потом разжег угли в жаровне. Перед зеркалами заклубился дым, то сладковатый, то едкий.
Но когда Крисп стал задавать вопросы, молчание сохранил не только Диген, но и его двойник в заднем зеркале. Если бы чары сработали, как положено, отражение во втором зеркале произнесло бы правду, несмотря на все попытки Дигена промолчать или солгать.
Рассерженный и униженный, Заид прикусил губу. Разгневанный Крисп втянул воздух меж сжатых зубов – у него появилось неприятное предчувствие, что Диген не поддастся допросам любого вида. Подавляющее большинство людей не выдерживало пыток. Возможно, священник тоже сломается, возможно, ему развяжет язык настойка Заида. Но Крисп не хотел делать ставку ни на то, ни на другое.
И тут, словно желая еще больше пошатнуть его решительность, Диген сказал:
– Я возблагодарю святое имя Фоса за каждую рану, которую мне нанесет палач.
И он во весь голос запел гимн.
– О, заткнись, – бросил Крисп.
Диген продолжал петь. Кто-то поскребся в дверь камеры. Халогай занес для удара топор и пинком распахнул ее. Через порог шагнул священник, но, заметив над головой лезвие топора, шарахнулся обратно.
– Заходи, заходи, – нетерпеливо сказал Крисп. – Нечего там стоять и дрожать. Говори, что хотел.
– Да возрадуется ваше величество, – нервно начал священник, и Крисп сразу настроился на неприятности. Синерясник начал снова:
– Д-да возрадуется ваше величество, я Совдий, прислуживаю в Соборе. Святейший патриарх Окситий, прочитав вчера особую литургию по поводу праздника, направил меня к вам, услышав, что святой отец Диген был схвачен, образно говоря, с оружием в руках, и просил напомнить вашему величеству, что духовные лица при любых обстоятельствах не могут подвергаться телесным пыткам.
– Ах, просил? Ах, не могут? – Крисп едва не испепелил взглядом посланника Оксития, которого в тот момент явно одолевало желание провалиться сквозь пол, но тогда он оказался бы лишь на другом этаже тюрьмы. – А святейший патриарх не забыл, что я лишил головы одного из его предшественников за такую же измену, какую совершил этот Диген?
– Если вы ссылаетесь на судьбу бывшего святейшего Гнатия, – да смилостивится Фос над его душою, – то мне велено также напомнить, что хотя вы полностью вольны назначать любые наказания, пытки таковыми не являются.
– О, вот как? – Взгляд Криспа стал еще более яростным. Совдий сжался, но все же сумел кивнуть. Крисп перевел взгляд на свои красные сапоги; если бы он смог посмотреть себе в лицо, то сделал бы и это. В голове у него заработала та часть его сознания, что взвешивала варианты выбора с привычностью лавочника, отвешивающего капусту. Может ли он сейчас позволить себе конфликт с церковной иерархией, одновременно сражаясь с еретиками-фанасиотами? Он неохотно признал, что не может. И тогда Крисп, рыча, словно пес, что натянул до отказа цепь, но не может вонзить зубы в человека, которого хочет укусить, процедил:
– Хорошо, пыток не будет. Можешь передать это патриарху. А также поблагодари его за то, что он столь великодушно позволил мне использовать палачей так, как я считаю нужным.
Совдий дернул головой вместо кивка, развернулся и выбежал в коридор. Диген за все это время не пропустил и нотки в гимне.
Крисп попытался утешить себя сомнением – вряд ли ренегат заговорил бы даже под пыткой, – но ему страстно хотелось это проверить.
Автократор повернулся к Заиду, который слышал его разговор со священником.
Заид не был дураком и сам догадался, что возложенная на него ответственность потяжелела. И если он не сумеет вырвать у Дигена его секреты, они останутся секретами навсегда. Волшебник облизнул губы. Да, уверенности в нем явно поубавилось.
Диген допел гимн.
– Меня не волнует, если ты пойдешь против патриарха, – заявил он. – Его доктрины в любом случае ложны, а твоих пыток я не боюсь.
У Криспа возникло сильное искушение разложить Дигена на дыбе и терзать его плоть раскаленными докрасна щипцами, и не из надежды узнать, где находится Фостий, – если Диген вообще это знал, – а чтобы убедиться, будет ли он столь же громко презирать пытки, испробовав их. Криспу хватило самообладания распознать искушение и отказаться от него, но желание от этого не ослабело.
Диген же не только не утратил дерзости, но, кажется, и в самом деле стремился стать мучеником:
– Твой отказ освободить меня от грязной оболочки плоти есть лишь еще одно доказательство твоего прогнившего материализма, твоего отрицания духовного ради чувственного, души ради пениса, твоего…
– Когда ты отправишься в лед, то сможешь сколько угодно надоедать Скотосу своей идиотской болтовней, – заявил Крисп.
Диген яростно прошипел проклятие, а затем, к облегчению Криспа, заткнулся.
– Я потратил на тебя слишком много времени, – добавил император и обратился к Заиду:
– Испробуй все, что, по твоему мнению, может сработать. Призови на помощь любое число своих коллег. Так или иначе, но я добьюсь от него ответов прежде, чем темный бог заберет его к себе навсегда.
– Слушаюсь, ваше величество, – негромко и встревоженно ответил Заид. Если благому богу станет угодно, моим товарищам из Чародейской коллегии повезет больше, и они сумеют пробиться сквозь защитные чары его фанатизма.
Сопровождаемый телохранителями, Крисп вышел из камеры и пошел по коридору подземной тюрьмы. Когда они поднимались по лестнице, один из халогаев спросил:
– Прости, твое величество, но я хочу спросить, правильно ли я понял слова синерясника? Неужели он упрекнул тебя в том, что ты не стал сдирать с него шкуру?
– Именно так, Фровин, – подтвердил Крисп.
В голубых глазах северянина отразилось сомнение:
– Что-то я не пойму, твое величество. Я не страшусь боли и мучений; такое недостойно мужчины. Но я и не бегу им навстречу, раскрыв объятия, как женщине.
– Я тоже, – сказал Крисп. – Впрочем, набожность в Видессе часто отмечена жертвенностью. Я же охотнее стану жить для благого бога, чем умру для него.
– Сказано разумным человеком! – воскликнул Фровин. Остальные халогаи что-то пробормотали, соглашаясь.