В мае сопротивление противников нового правительства, находившихся на Хоккайдо, было окончательно сломлено. Гражданская война закончилась. В ней участвовало более 110 тысяч воинов. Количество жертв никому подсчитать не удалось, но можно с уверенностью утверждать, что оно было велико.
Надо сказать, что по меркам следующего века с побежденными обращались «по-рыцарски». Это было естественно – практически все они были самураями. В отличие от простолюдинов отряда «Сэкихотай», мало кто из них был казнен, на потерпевшие поражения княжества наложили умеренную контрибуцию, владения некоторых княжеств были урезаны, княжество Айдзу – ликвидировано, замок – срыт. Кого-то вынудили уйти с поста главы рода, кого-то долгие годы содержали под домашним арестом. Лидера повстанцев Эномото Такэаки посадили в тюрьму почти на три года, но потом назначили чиновником в департамент развития его «любимого» Хоккайдо, он участвовал в переговорах с Россией по поводу судьбы Сахалина и Курильских островов, занимал министерские должности. Мацудайра Катамори, одного из самых активных деятелей северной коалиции из Айдзу, сначала отправили в ссылку, но потом назначили синтоистским жрецом при родовых могилах Токугава. Его и ему подобных подвергли смерти политической, но не физической.
В сентябре Мэйдзи издал указ о «прощении Токугава Ёсинобу». Он начинался со слов: «Ведомо Нам, что мудрый государь ведет низы с помощью своей добродетельности, а государь неразумный устрашает людей законом». Мэйдзи считал себя государем мудрым и простил Ёсинобу. Он счел, что почетной ссылки довольно для его нейтрализации. Иэсато (1863–1940), новый глава дома Токугава, учился в Кембридже и стал впоследствии главой палаты пэров японского парламента. Японская правящая элита, насквозь «прошитая» родственными связями, давным-давно исповедовала принцип: сын за отца не отвечает. А уж тем более преемник. Кроме того, в Японии по крайней мере с VIII века верили, что неуспокоенный дух убитого или казненного противника непременно наведет какую-нибудь порчу. Поэтому лучше нейтрализовать его, не прибегая к крайним формам насилия. Нужно сказать, что такая политика оказалась весьма успешной. Практически никто из побежденных больше не участвовал в антиправительственных заговорах, многие из них верно служили императору и его правительству.
Объединение Японии продолжалось не только на поле боя. Еще 20 января князья четырех княжеств (Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн) подали императору свое историческое обращение. В нем утверждалось, что все на японской земле принадлежит императору. В том числе, естественно, и сама земля. Именно так и обстояло дело в глубокой древности (имелся в виду надельный принцип землепользования, закрепленный в законодательных кодексах VIII в.). Однако при ненавистных сёгунатах этот незыблемый, казалось бы, принцип был нарушен и земли перешли к князьям, что должно быть признано за воровство и грабеж. Но теперь подписавшие это обращение восстанавливают историческую справедливость: они безвозмездно передают императору земельные реестры и списки людей, населяющих их владения.
К передаче своих земель государству (императору) инициаторы проекта призывали и всех других князей. Замечательно, что практически все они последовали призыву. Только двенадцать даймё не откликнулись на предложение. Отчего процесс ликвидации феодальной собственности на землю прошел так «гладко»? Текст обращения подчеркивал, что для императора нет ныне более насущной задачи, чем поставить страну в один ряд с мировыми державами, а это может быть осуществлено только при условии наведения порядка внутри самой Японии. Несмотря на вековые противоречия между кланами, подавляющее большинство князей были едины в желании сделать страну сильной и могущественной. Малоспособные к «горизонтальной солидарности», они хотели, чтобы в стране был «хозяин». Без него привычная картина мира теряла свою стройность.
Князья были людьми военными, привыкшими к иерархии, где они занимают достаточно высокое, но отнюдь не первое место. Их амбиции были ограниченными. Кроме того, воины юго-западных княжеств доказали, что являются реальной силой.
Сыграло свою роль и недопонимание планов правительства. Князья прекрасно знали, что с приходом каждого нового сёгуна перерегистрация владений была обычной процедурой. Они отдавали свои земельные реестры в Эдо, а потом получали их обратно. Некоторые даймё полагали, что именно так произойдет и на сей раз. Тем более что в тексте обращения к императору содержалась такая лукавая фраза: «Отдай нам то, что должно отдать, возьми то, что должно взять».
В июне 262 князьям, которые подали обращения, было «разрешено» вернуть реестры своих владений императору. Остальным велели это сделать в приказном порядке. Одновременно князья назначались губернаторами своих владений, то есть их наследственные права были поставлены под сомнение. Князья продолжали управлять в границах прежних владений, но теперь они делали это уже от имени Мэйдзи. Теперь они стали больше напоминать чиновников, состоящих на государственной службе. Правда, князья сохраняли за собой право собирать налоги и использовать их по своему усмотрению. Однако на выплату рисовых пайков своим вассалам было наложено серьезное ограничение – теперь на эти цели могло расходоваться не более 10 процентов налоговых поступлений. Одновременно князьям поручили провести «инвентаризацию» своего хозяйства и представить отчет о бюджете, населении, системе управления и т. д. Внутреннее деление элиты на множество категорий предлагалось упразднить и свести к двум: «кадзоку» («знатные», то есть бывшие князья и аристократы) и «сидзоку» (можно описательно перевести как «военные-дворяне»), к которым отнесли простых самураев. Остальное население именовалось теперь «простыми людьми» («хэймин»). Так был сделан решающий шаг по превращению князей, их вассалов и воинов в подданных Мэйдзи. Между центральной властью и «народом» постепенно исчезал передаточный механизм и посредники, от которых зависело: будут ли люди подчиняться приказаниям центрального правительства или нет. Феодальному способу управления был нанесен серьезный удар.
В начале лета Гарри Паркс получил известие, что второй сын королевы Виктории, Альфред, герцог Эдинбургский, совершавший кругосветное путешествие, желает посетить и Японию. В первый раз в истории страны в гости к императору собирался член правящей династии из Европы. Вопрос о приеме герцога вызвал бурю эмоций. Дело в том, что традиционная модель внешних отношений не предусматривала отношений равенства между государствами. Одно из них должно было обязательно выступать в качестве сюзерена, а другое – данника и вассала. Поэтому китайское правительство отказалось принять герцога как равного, в связи с чем он был вынужден приехать в Китай в качестве частного лица. Наученный горьким китайским опытом, Паркс неоднократно подчеркивал, что герцог должен быть принят в Японии в качестве равного партнера. На этом основании придворные консерваторы решительно выступили против визита герцога, ибо это означало бы уравнивание потомка синтоистских богов с иностранным принцем. На их переубеждение ушло несколько месяцев, но в результате вопрос был решен положительно. Однако для достойного и необидного для англичан приема следовало выработать новые правила этикета. Ивакура Томоми приступил к делу.
Герцог прибыл в Иокогаму. Мебель для его токийской резиденции срочно закупили в Гонконге. За несколько дней до прибытия герцога в Японии помолились «китайскому богу» (т. е. богу, обеспечивавшему безопасное морское путешествие). Когда герцог сходил на берег, его приветствовал 21 залп артиллерийского салюта. Дорога от Иокогамы до Токио была отремонтирована и подметена; молитвы богу дорог были вознесены, окна вторых этажей – крепко-накрепко запечатаны бумажными лентами. Перед тем как герцог вошел в прежний сёгунский замок, чтобы повстречаться с Мэйдзи, провели церемонию очищения, поскольку японцы опасались, что герцог, являясь представителем ритуально нечистой заграницы, может «заразить» и самого Мэйдзи. Церемония заключалась в том, что герцога и его свиту обмахивали родом метелочки из бумажных полосок (нуса), которые использовались в синтоистских очистительных ритуалах. Когда впоследствии об этом стало известно Фукудзава Юкити, он, по собственному признанию, «едва не заплакал от чувства национального унижения», поскольку прекрасно понимал: с англичанами обошлись недостойно.
Сами иностранцы, похоже, не отдавали себе отчета в скрытом для них смысле ритуала, сочтя его за очередное подтверждение того, что имеют дело с «варварами» и загадочной японской душой. Во всяком случае, никаких протестов герцог не заявлял, аудиенция прошла без всяких инцидентов, отчеты посольства были самыми благоприятными. После того как Мэйдзи стоя поприветствовал герцога с того возвышения, где находился его трон, он пригласил гостя в чайный павильон «Осенние листья», расположенный в саду. Затем его провели в «Павильон водопада». Содержание состоявшейся беседы вряд ли может представлять интерес. Мэйдзи сказал, как он рад визиту, выразил озабоченность тем, что с дороги герцог устал. Тот же благодарил за сердечность приема, который, вне всякого сомнения, порадует его мать-королеву. Вездесущий Паркс не преминул отметить, что оба молодых человека выглядели весьма застенчивыми.
Хотя состоявшийся разговор вряд ли можно счесть «увлекательным», именно в его тривиальности и заключался главный смысл – стороны продемонстрировали обоюдную приязнь и отсутствие подозрительных намерений. Ну а что касается того, кто из них более «чист», каждый, вероятно, остался при своем первоначальном мнении. Вряд ли в этот момент Мэйдзи мог с пониманием отнестись к подарку Альфреда – золотой табакерке, на крышке которой был изображен обрамленный алмазами портрет герцога. В самой Японии изображать монарха запрещалось, и Альфред мог запечатлеть образ Мэйдзи только в сердце.
Герцог получил от Мэйдзи множество замечательных вещей: изделия из лака, бронзы, эмали, керамику и кинжал. Подученный своими советниками, Альфред попросил Мэйдзи написать стихотворение для передачи Виктории, что и было исполнено.