В такой ситуации Наполеон своевременно прибегнул к аварийным мерам и в феврале 1808 г. предложил Александру подобие второго Тильзита - свидание в любой точке на полпути между Петербургом и Парижем. Александр выбрал Эрфурт-город в южной части Германии на р. Гера. Испанские дела отвлекли Наполеона, а финляндские[585] - Александра неожиданно для них надолго, тем самым лишь подтолкнув их друг к другу: оба (особенно Наполеон, который уже знал о вооружении Австрии) ощутили потребность во взаимной помощи. Разумеется, у каждого из них была при этом своя корысть. Наполеон хотел опереться на Александра в осуществлении континентальной блокады и в надвигавшейся войне с Австрией, Александр - на Наполеона в завершении трех войн, которые вела тогда Россия (одновременно!) против Швеции, Ирана и Турции. К чести Александра, он счел ниже своего достоинства страхи, которые пытались внушить ему Мария Федоровна и ее присные: они боялись, что Наполеон готовит для царя западню и устроит из Эрфурта вторую Байонну - увезет Александра, как ранее испанских Бурбонов, к себе пленником[586].
Лишь 27 сентября 1808 г. оба императора съехались на свидание в Эрфурт. К тому времени Наполеон увяз в Испании и потерял только что завоеванную Португалию. Теперь, после Байлена и Синтры, значимость свидания с Александром для Наполеона резко возросла. Важно было показать Александру, что единичные неудачи отдельных генералов не отражаются на величии Французской империи. Поэтому Наполеон обставил эрфуртское свидание с умопомрачительной помпезностью. «Я хочу до начала переговоров, - сказал он Талейрану, - ослепить императора Александра картиной своего могущества. Это облегчает любые переговоры»[587]. В Эрфурт были приглашены все вассальные по отношению к Франции государи - короли, князья, герцоги, курфюрсты, маркграфы: «не существовало ни одного сносного дома, который не был бы предназначен для какого-нибудь государя с его свитой», - вспоминал о тех днях Талейран[588].
Был, естественно, в этом скопище монархов и прусский король Фридрих - Вильгельм III. А вот император Австрии Франц I не получил приглашения, что его крайне встревожило. Он прислал в Эрфурт своего генерал-адъютанта барона К. Винцента с почтительными письмами к Наполеону и Александру и с заданием (в качестве соглядатая) «разузнать секрет обоих императоров, проникнуть в тайну их соглашений и, если возможно, вырвать Александра из-под влияния Наполеона»[589]. Винцент довольно преуспел в соглядатайстве, поскольку очень помог ему Талейран. Но о роли Талейрана в Эрфурте речь еще впереди.
Вторым, кроме государей, компонентом наполеоновской свиты в Эрфурте были специально приглашенные знаменитости европейской культуры, включая самого авторитетного тогда в Европе литератора Иоганна Вольфганга Гёте и слывшего «Вольтером Германии» Кристофа Мартина Виланда, а также швейцарского историка Иоганна Мюллера. Из Парижа был вызван первый состав главного театра Франции «Комеди Франсез» во главе с великим Франсуа - Жозефом Тальма.
Сам Наполеон взял с собой в Эрфурт ряд высших чинов двора и дипломатии (в том числе М. Дюрока, А. Коленкура и Р. Савари) и несколько прославленных маршалов. Л. Н. Даву, Л. А. Бертье и Н. Ж. Сульт сопровождали императора по пути к Эрфурту из Парижа, а Ж. Ланн встречал Александра I на французских аванпостах в г. Фридберг. Герой битвы при Монтебелло (время Туделы и Сарагосы тогда еще не пришло) так понравился царю, что он наградил маршала орденом Св. Андрея Первозванного. В донесении Наполеону об этой встрече с Александром I Ланн сообщал: «Он повторял мне часто и от души: “Я очень люблю императора Наполеона и дам ему доказательства этого при каких угодно обстоятельствах”»[590].
Утром 27 сентября, когда Наполеон был уже в Эрфурте, Александр в сопровождении великого князя Константина Павловича, канцлера Н. П. Румянцева, статс-секретаря М. М. Сперанского и других выехал к месту свидания из Веймара. Наполеон верхом на коне, со свитой встретил карету царя у въезда в город. Один император сошел с коня, другой вышел из кареты, и, по свидетельству Талейрана, «они бросились друг другу в объятия самым дружеским образом»[591]. Затем Наполеон дал знак, чтобы Александру подвели коня, оседланного и убранного по-русски чепраком из горностаевого меха. Александр сел на него, Наполеон - на своего коня. Их свиты смешались в одну колонну, и все направились в город, уже подготовленный к торжественной встрече двух императоров. Цитирую Альбера Вандаля: «Войска в парадных мундирах были собраны у въезда в Эрфурт. Артиллерия гремела непрерывными залпами, а в промежутках между оглушительной пальбой в воздухе разносился со всех церквей, со всех башен торжественный звон колоколов. С высот, окружающих Эрфурт и представлявших народные трибуны, несметные толпы любопытных любовались величественным зрелищем, приближавшимся к городу»[592].
Первые дни встречи прошли без деловых разговоров. Все время занимали завтраки и обеды, парады и маневры, прогулки, балы, театральные спектакли. Наполеон в те дни находил особое удовольствие в общении с мастерами культуры. Если германских монархов он (иногда, казалось, намеренно) заставлял подолгу ждать в приемной, то с Гёте, Виландом, Мюллером, не говоря уже о Тальма (другом юности императора, с времени, когда император был еще лейтенантом) общался просто, без церемоний и намека на покровительство, как с равными. Наибольшее впечатление произвел на французского императора Гёте, творчество которого Наполеон знал и любил с юных лет, но лично познакомился только теперь. Император пригласил его к себе и долго беседовал с ним за завтраком, а потом в театре, после спектакля, «подошел к нему, как к старому знакомому»[593]. Кстати, на спектакле Гёте по приглашению Наполеона занял место в первом ряду партера. «Первый ряд предназначался только для коронованных особ. Монархи должны были смиренно потесниться»[594].
При первой же встрече с Гёте Наполеон приветствовал его словами: «Вы - великий человек!» и обращался к нему по-французски «месье Готт», что по-немецки звучало как «господин Бог». Должно быть, немецкому гению это нравилось. Сам Гете, спустя много лет (в 1830 г.), в разговоре со своим секретарем И. П. Эккерманом вспоминал о тех беседах с Наполеоном: «Он был в высшей степени любезен со мною и трактовал любой предмет в таком тоне, какого и следовало ожидать от человека столь необъятного ума»[595]. Вот так, по авторитетному мнению С. Н. Дурылина, в октябре 1808 г. «Наполеон навсегда и безвозвратно закрепил Гёте за собой» и тем самым «одержал вторую Йену: заполучил себе не трагедию Гёте («Фауст». - Н. Т.), а самого Гете, что, конечно же, стоило десятка - двух немецких княжеств и маркграфств»[596]. Как здесь не вспомнить восторженный отзыв Гёте о Наполеоне: «Квинтэссенция человечества!»[597]
Но главным для Наполеона в Эрфурте было его общение с Александром I. Пока вассальные монархи в эйфории подобострастия не только «гнули спины», но и буквально «бросались под ноги» своему сюзерену (по наблюдению Талейрана)[598], Наполеон выказывал Александру подчеркнутое расположение: любезничал с ним и на военном плацу, и в театральной ложе, и в залах эрфуртского дворца, где они, весело разговаривая, прогуливались под руку на виду у всех. Конечно, свою симпатию к Александру Наполеон подчеркивал, отчасти даже инсценировал, но была в том и доля искренности. «Я доволен Александром, - писал Наполеон в те дни Жозефине. - <...>. Если бы он был женщиной, я думаю, что сделал бы его своей возлюбленной»[599].
Александр со своей стороны тоже не скупился на публичные проявления восторженного пиетета к Наполеону. Когда однажды, торопясь на очередной парад, он забыл свою шпагу, Наполеон предложил ему свою. «Я никогда не обнажу ее против Вашего Величества!» - объявил царь, принимая шпагу Наполеона[600]. А когда в театре Эрфурта перед «партером королей» шел «Эдип» Вольтера, и Тальма в роли Филоктета произнес со сцены: «Дружба великого человека - это подарок богов!» - Александр, сидевший рядом с Наполеоном, воскликнул: «Вот слова, сказанные для меня!», встал и пожал руку Наполеону под овацию всего зала[601].
Однако, едва начались переговоры, «великий человек» встретил со стороны своего друга неожиданное, очень мягкое по форме, но жесткое и неуступчивое по сути противодействие: мало того, что Александр утомительно для Наполеона хлопотал за Пруссию, главное, он отказывался предъявить вместе с Наполеоном ультиматум Австрии, чтобы она перестала вооружаться. «Ваш император Александр упрям, как лошак! - в сердцах говорил Наполеон Коленкуру. - Прикидывается глухим, когда не хочет чего-нибудь слышать!»[602] После долгих споров Наполеон попытался воздействовать на Александра, как когда-то на Л. Кобенцля: вспылил, схватил с камина шляпу, швырнул ее на пол, поддал ей ногой. Александр смотрел на эту сцену с улыбкой. «Вы резки, а я упрям, - сказал он спокойно. - Будем рассуждать, или я ухожу»[603].
Несговорчивость Александра озадачивала Наполеона. Он и с Талейраном поделился своим недоумением. Тот изобразил верноподданническое сочувствие, хотя в душе, безусловно, торжествовал: именно тогда, в Эрфурте, Талейран