предал Наполеона и продал себя Александру. Трудно понять, почему Наполеон еще в 1807 г., вскоре после Тильзита, уволивший Талейрана с поста министра иностранных дел, взял его в Эрфурт и доверил ему вести переговоры с Александром I. В этом А. 3. Манфред усмотрел у Наполеона «удивительное ослепление, не случавшуюся до сих пор потерю интуиции»[604]. Думается, все было несколько проще. Наполеон взял Талейрана как изощренно ловкого в дипломатическом ритуале советника, тем более что новый министр Ж. Б. Шампаньи, который, если верить Талейрану, «появлялся каждое утро, чтобы усердно просить извинения за неловкости, совершенные накануне»[605], не удовлетворял императора (вскоре он будет заменен Г. Б. Маре). Предвидеть же государственную измену Талейрана не смог бы и самый проницательный политик: слишком французом выглядел этот «хромой бес», чтобы продавать себя иностранцу.
Итак, в Эрфурте при первой же встрече с Александром Талейран заявил ему: «Государь, зачем вы приехали? Вам предстоит спасти Европу, и вы можете достигнуть этого не иначе, как только противодействуя Наполеону. Французский народ цивилизован, а его государь нет. Русский государь цивилизован, а его народ нет, Поэтому русскому государю надо быть союзником французского народа»[606]. Царь был приятно ошеломлен вероломством Талейрана, сразу определив, что гранит наполеоновской империи уже дает первую трещину изнутри. Конечно, он мог выдать Наполеону предателя, но не сделал этого, как полагают авторитетные историки, потому что увидел в сношениях с Талейраном большую для себя выгоду[607], и вообще отдать на гибель доверившегося ему человека было не в характере Александра (по - видимому, «хромой бес» заранее вычислил и то, и другое).
С того дня Талейран стал служить русскому, а с января 1809 г. и австрийскому правительству как платный агент - осведомитель. После Эрфурта в тайной переписке секретаря русского посольства в Париже К. В. Нессельроде с доверенными лицами императора Александра I Н. П. Румянцевым и М. М. Сперанским он «обозначался несколькими псевдонимами: “мой кузен Анри”, “Та”, “Анна Ивановна”, “наш книгопродавец”, “красавец Леандр”, “юрисконсульт”»[608]. Но и в Эрфурте Талейран успел оказать Александру ценнейшие услуги, выдавая ему при каждой встрече все выведанное у Наполеона. «Утром Талейран по повелению Наполеона составлял и редактировал проект конвенции между Россией и Францией, - читаем у Е. В. Тарле, - а вечером тот же Талейран выбивался из сил, доказывая колебавшемуся Александру, что не следует эту конвенцию подписывать, а нужно сначала выбросить такие-то и такие-то пункты. Царь так и поступал»[609].
А Наполеон не мог понять, почему его друг Александр менее уступчив в переговорах с ним, нежели тогда, в Тильзите. «Он относится ко мне с недоверием», - озадаченно признавался он Коленкуру. Да, комментирует эту головоломку Андре Кастело, «между ними пробежала “черная кошка” - Талейран!»[610]. С огромным трудом в беседах с глазу на глаз Наполеон 12 октября склонил Александра к подписанию такого проекта конвенции, который обязывал Россию по крайней мере «выступить против Австрии вместе с Францией», если Австрия начнет войну против Франции. Наполеон со своей стороны признал присоединение к России Финляндии, Молдавии и Валахии[611]. В тот же день Наполеон и Александр совместно предложили королю Англии Георгу III «заключить мир» на основе uti possidetis[612], а на случай, если их предложение будет отвергнуто, договорились «иметь в течение года свидание, чтобы условиться об операциях в совместной войне и о способах ее всеми силами и всеми средствами обеих империй»[613]. Англия отвергнет их призыв к миру, сославшись на «узурпации» Наполеона, но увидеться вновь и спланировать ход «совместной войны» против нее Наполеон и Александр уже не смогут. Таким образом, каждое из трех желаний, с которыми Наполеон ехал в Эрфурт (привязать к себе Россию, склонить к миру Англию и обуздать Австрию) исполнилось лишь в минимальной степени. Хотя оба императора заявили в Эрфурте о своем намерении «придать соединяющему их союзу более и более тесный и навеки прочный характер»[614], их соглашение, как подытожил А. Вандаль, только «продлило союз, но не упрочило его»[615]. Александра это устроило, Наполеона разочаровало.
14 октября 1808 г. Наполеон проводил Александра из Эрфурта на веймарскую дорогу до того места, где встретил его 27 сентября. Отделившись от свиты, оба императора сначала ехали верхом на конях, не торопясь, разговаривая, а потом возле карет, которые ждали Александра, спешились и долго еще прохаживались вдоль дороги, продолжая беседу. О чем они говорили тогда, никто из историков так и не узнал. Наконец императоры пожали друг другу руки, обнялись, расцеловались. Александр и его свита заняли места в экипажах и отбыли. Наполеон долго стоял на дороге, смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Потом молча сел на коня и шагом поехал в Эрфурт. Взгляд императора был таким сумрачным, что свита опасливо держалась в стороне. О чем он думал в тот час расставания? Не о грядущем ли закате столь ценимого им союза? Он не знал, что простился со своим другом, бывшим и будущим врагом навсегда, но, может быть, уже предчувствовал это.
3. Разгром пятой коалиции
Пока Наполеон был занят испанскими делами, Англия очень старалась организовать и снарядить за свои деньги очередную, пятую, коалицию против Франции. Главными поставщиками «пушечного мяса» для предыдущих четырех коалиций были Россия, Австрия и Пруссия. На этот раз неизменному «спонсору» всех коалиций, каковым была Англия, не повезло: Россия вступила в союз с Наполеоном, а Пруссия все еще не оправилась от катастрофы 1806 - 1807 гг.; пришлось довольствоваться людскими ресурсами
Австрии. Здесь после трех кряду проигранных войн с Францией стали расти реваншистские настроения - особенно после Байлена и Синтры. «Луч солнца блеснул наконец из Испании!» - говорили тогда реваншисты по всей Австрии. Английские субсидии (4 млн ф. ст.)[616] позволяли им наращивать силы и возможности. Эрцгерцог Карл (с 1806 г. уже генералиссимус!) реорганизовал австрийскую армию с учетом французского опыта, довел ее численность до 310 тыс. человек и создал обширные резервы численностью в 200 тыс. человек из т. н. ландвера (военнослужащих второй очереди запаса). Партию войны в Австрии возглавляла императрица Мария - Людовика (как ранее в Пруссии, королева Луиза). Она собственноручно вышивала и раздавала полкам боевые знамена[617].
Подогревали агрессивный настрой австрийской военщины не только затруднения Наполеона в Испании, но и предательские (а для Австрии крайне выигрышные) интриги Талейрана. «Хромой бес» не удовольствовался взятой им на себя ролью платного агента России и 29 января 1809 г. на личной встрече с австрийским послом (и будущим канцлером) К. Л. В. Меттернихом вызвался служить еще и Австрии - за плату в «несколько сот тысяч франков»[618]. Сообщая об этом императору Францу I, Меттерних подчеркнул: «Сколь бы великой ни представлялась названная сумма, она все равно меньше тех жертв, к которым мы привыкли, а результаты того, что мы его наняли, будут безмерными». Сошлись для начала на сумме в 400 тыс. франков. Андре Кастело так комментирует эту сделку: «Ничтожно малая сумма, если учесть, что Талейрану в бытность его министром иностранных дел Директории перепало только “на чай” 500 тыс. франков за подписание договора с Португалией и 780 тыс. франков за переговоры с Гамбургом». Действительно, шпионские услуги Талейрана Австрии (как, впрочем, и России) были безмерными. «Он переправлял в Вену самые секретные государственные документы: дипломатическую переписку с Петербургом, директивы послам, сведения о расположении войск, военные планы»[619].
Вернемся теперь к последним январским дням 1809 г. Узнав не только о вооружении Австрии, но и о каких-то (без подробностей) темных интригах Талейрана и Фуше, Наполеон оставил армию в Испании, 23 января примчался в Париж и 28-го затребовал к себе в кабинет шесть высших сановников империи. То были архиканцлер Ж. Ж. Р. Камбасерес, архиказначей Ш. Ф. Лебрен, президент Финансовой ассамблеи Е. П. Монтескью, военно - морской министр Д. Декре, Фуше и Талейран (в качестве обер-камергера двора). Все они стали свидетелями, а Талейран-еще и жертвой знаменитой сцены, сотни раз описанной в исторической и мемуарной литературе, - сцены, о которой ее очевидцы «не могли до гробовой доски вспоминать без содрогания»[620].
Все началось как обычно: Наполеон сел за свой рабочий стол и пригласил всех собравшихся сесть. Заговорил он жестко, но без особого раздражения, о том, что имперские сановники, включая министров, много, хотя и зачастую не то, говорят, но мало что делают, плохо выполняют свои обязанности, причиняя тем самым вред государству. Поскольку он не называл конкретных лиц, сановники, встревоженные ожиданием персональных разборок, стали успокаиваться. Но вдруг император встал. Все моментально вслед за ним поднялись. Талейран, возможно предчувствуя любую кару, вплоть до виселицы, прислонился к камину. Наполеон пошел прямо на него, остановился перед ним лицом к лицу, почти вплотную, и какие-то мгновения так смотрел на него, будто норовил испепелить его взглядом. В зале наступила мертвая тишина. Талейран побледнел и опустил глаза. «Вы вор, мерзавец, человек без чести! - стал кричать на него император в таком порыве гнева, что казалось, он готов сейчас же расстрелять обер-камергера или повесить. - Для вас нет ничего святого, вы всех предавали и продавали! Вы продали бы и родного отца!»