По выражению писателя - юмориста Аркадия Аверченко, Наполеон на Березине «потерпел победу»[1107]. Действительно, потерял он здесь людей больше, чем при Бородине (20 - 25 тыс. строевых и примерно столько же прочих)[1108]. Через три дня после Березины у него, по данным Ж. Шамбре, оставалось, кроме 10 - 15 тыс. «некомбатантов », всего 9 тыс. бойцов: 2 тыс. офицеров и 7 тыс. солдат, почти исключительно гвардейских[1109]. Но ведь Александр I и Кутузов планировали истребить на Березине всю французскую армию «до последнего ее солдата», включая Наполеона, разумеется. Между тем Наполеон спас не только себя самого, но и все то, что россияне особенно старались «искоренить»: гвардию, офицерский корпус, генералитет и всех маршалов (пленен был лишь один генерал-Л. Партуно, который ранее уже побывал в плену у А. В. Суворова). «К общему сожалению, - рапортовал царю огорченный Кутузов, - сего 15-го числа Наполеон <...> переправился при деревне Студенице»[1110].
Сравнив итоги Березинской операции с тем, каково было положение Наполеона в ее начале и какую цель ставил перед собой Наполеон, можно понять, почему не только французы (А. Коленкур, А. Фэн, А. Жомини, А. Тьер), но и ряд авторитетов европейской, русской дореволюционной, советской и постсоветской историографии (К. Клаузевиц, Ф. Меринг, Г. Хатчинсон, Д. Чандлер, М. И. Богданович, Е. В. Тарле, О. В. Соколов) пришли к выводу, что «как военный случай Березинская переправа представляет собой замечательное наполеоновское достижение», ибо «честь свою Наполеон здесь спас в полной мере и даже приобрел новую славу»[1111].
Как исследовательскую несообразность отмечу здесь глобальный вывод Л. Г. Бескровного. Этот авторитетнейший в советское время историк, доктор, профессор, ведущий сотрудник Академии наук СССР, известный тем, что он объявил, будто «после Бородинского сражения начался период контрнаступления» россиян (стало быть, оставление Москвы французам было актом русского контрнаступления!), так оценил Березинскую операцию: «Военная история нового времени не знает случая столь энергично и умело проведенного окружения и уничтожения армии противника»[1112]. Выходит, Бескровному был неведом известный каждому школьнику «случай» под Седаном, где в 1870 г. пруссаки окружили и полностью ликвидировали (уничтожили и пленили) 120-тысячную французскую армию во главе с императором Франции (Наполеоном III)!
С легкой руки Кутузова, который в рапортах царю всю вину за то, что не удалось покончить с Наполеоном, возложил на Чичагова[1113], адмирал сразу же стал и отныне остается в России козлом отпущения за русские промахи на Березине. Жена Кутузова Екатерина Ильинична, статс-дама императорского двора, говорила: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж - Россию, а Чичагов - Наполеона». Эти ее слова циркулировали даже в Англии, их знал Д. Г. Байрон[1114]. «Все состояния подозревали его в измене», - вспоминал о Чичагове Ф. Ф. Вигель[1115]. Г. Р. Державин высмеял «земноводного генерала» в эпиграмме[1116], а И. А. Крылов - в басне «Щука и кот». Александр I, ранее доверявший Чичагову, как своему «homme de tète» (впередсмотрящему), теперь поверил молве и не вступился за репутацию адмирала. Чичагов так обиделся за все это, что в 1814 г. навсегда покинул родину (а дожил он до 1849 г.) и писал за границей желчные воспоминания, в которых оправдывал свои действия.
Сегодня любой историк, умеющий судить непредвзято, видит то, на что указывали еще сами участники событий (А. П. Ермолов, В. И. Левенштерн, В. С. Норов, Денис Давыдов): из трех русских командующих именно Чичагов больше всех мешал французам переправиться через Березину и причинил им наибольший урон. Зато Кутузов, который должен был теснить врагов и прижать их к Березине, все время оставался далеко позади и лишь 19 ноября перешел через Березину у местечка Жуковец, в 53 км южнее места переправы Наполеона[1117]. Не зря Ж. де Местр ехидничал по этому поводу: «Вот если бы Наполеон командовал русскими, то, уж конечно, взял бы в плен самого себя»[1118].
Впрочем, Березинская операция, даже не удавшаяся россиянам в главном, поставила Наполеона на край гибели. Его Великая армия вскоре фактически перестала существовать, а то, что осталось от нее, могло лишь послужить (и действительно послужило) основой для создания новой армии. Только теперь Наполеон решился подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его катастрофы. 21 ноября в Молодечно он составил «погребальный», как назвали его сами французы, 29-й бюллетень - своего рода надгробное слово о Великой армии[1119]. Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы, а закончил фразой, которая шокировала даже его верноподданных: «Здоровье Его Величества никогда не было лучшим». «Лев получил тяжелые ранения, - так комментировал эту фразу А. 3. Манфред, - но он жив, он еще сохранил силы, и он опасен. Берегитесь! В этом был смысл последней фразы 29-го бюллетеня, показавшейся современникам столь мало уместной и странной. То было предостережение»[1120].
Вечером 23 ноября в местечке Сморгонь император покинул остатки своей армии, передав командование И. Мюрату как старшему по титулу - монарху, неаполитанскому королю. Он отправился в Париж, чтобы опередить пораженческие толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное - собрать новую армию. Взяв с собой А. Коленкура, М. Дюрока, генерал-адъютанта Ж. Мутона, секретаря А. Фэна, переводчика графа С. Вонсовича, несколько слуг и - только до русской границы - кавалерийский эскорт, Наполеон за 13 дней промчался инкогнито, под именем герцога Виченцского, через всю Европу, миновал все расставленные для него западни и к полуночи 6 (18) декабря уже был в Париже.
После отъезда Наполеона из армии моральный дух ее остатков (если не считать гвардии) упал и дисциплина развалилась окончательно. «Присутствие императора воодушевляло нас, - вспоминал сержант А. - Ж. - Б. Бургонь, - он всегда умел находить новые ресурсы, чтобы извлечь нас из беды <...>. Как бы мы ни были несчастны, всюду с ним мы были уверены в победе»[1121]. Солдаты Великой армии боготворили своего императора. Стоило ему вскоре после Березины в двадцатиградусный мороз спросить понурого гренадера: «Холодно тебе, мой друг?», как тот приосанился и бодро ответил: «Нет, государь, когда я смотрю на вас, мне тепло». «Тепло, как от солнца, в ледяном аду», - прокомментировал этот ответ гренадера Д. С. Мережковский[1122]. Мюрат заменить Наполеона, конечно же, не мог. При нем дезорганизация и деморализация остатков армии (еще раз оговорюсь: кроме гвардии) приняли столь «чудовищные размеры»[1123], что испугали его самого: 5 января 1813 г. он вдруг взял и уехал к себе в Неаполь (можно сказать дезертировал), сдав командование Евгению Богарне.
После Березины ударили по деморализованным завоевателям и уже не ослабевали самые жестокие морозы: 23 ноября в Сморгони было минус 25°, 25-го в Ошмянах - 34°, 27-го и 28-го в Вильно - 28°[1124]. Обессиленные «дети Парижа», пришельцы из теплых далей Лазурного берега и солнечного Неаполя гибли от холода и на привалах, и прямо на ходу. «Оставляемый нами бивак походил на поле сражения, - свидетельствовали французы. - Он бывал покрыт трупами так же, как и дороги, по которым мы проходили»[1125]. «Все погибло», - в таких выражениях рапортовал Л. А. Бертье Наполеону в Париж из Вильно 9 декабря[1126].
Удивительно, как в таких условиях французы могли вести с собой русских пленных. Всего из Москвы их вывели, по разным данным, от 2 до 3 тыс.[1127], и какое-то число, пусть даже крайне малое, довели до Франции. В этом числе оказались граф В. А. Перовский - будущий фаворит Николая I с любопытной родословной (двоюродный внук морганатического супруга царицы Елизаветы Петровны А. Г. Разумовского и двоюродный же дед цареубийцы Софьи Перовской)[1128] и рядовой солдат Семенов - по семейной легенде предок всемирно известного мастера детективного жанра в литературе Жоржа Сименона[1129].
Что касается французских военнопленных 1812 г., то наиболее колоритной (даже несколько экзотической) личностью среди них оказался лейтенант Жан Батист Николя Савен, который попал в плен на Березине и с февраля 1813 г. навсегда остался в Саратове, где служил воспитателем в благородном пансионе при местной гимназии, преподавал французский язык и умер 29 ноября 1894 г. на 127 (!) году жизни - последним из ветеранов Наполеона[1130].
В плен были взяты и те 5139 больных и раненых французов, которые оставались в госпиталях Вильно к приходу русских войск. В их числе был 27-летний генерал Мари Ксавье Жозеф Лефевр - сын командующего Старой гвардией маршала Ф. - Ж. Лефевра, герцога Данцигского. Маршал оставил раненого сына и при нем - письмо на имя А. А. Аракчеева с просьбой проявить к раненому «лояльность». Через четыре дня после вступления русской армии в Вильно генерал Лефевр умер и был похоронен на местном Бернардинском кладбище. Спустя 100 лет, к 1912 г., его могила с мраморным надгробием еще сохранялась