[1225]. Зато в моральном отношении измена саксонцев ударила по войскам Наполеона очень больно. Правда, император строго приказал своему адъютанту О. Ш. Флао, доложившему, что саксонцы предали Францию: «Никому ни слова об этой низости!»[1226] Но возможно ли было скрыть от французских войск такой «нож в спину»? Не зря, как подметил Хилэр Беллок, «с того дня “саксонцами” на жаргоне французской армии называют людей, которые ведут себя подобным образом - даже при игре в карты»[1227].
К концу дня 18 октября Наполеон, несмотря на измену саксонцев, удержал свои позиции. Его уже обстрелянные в битвах под Лютценом, Бауценом, Дрезденом новобранцы показали себя достойными наследниками Великой армии былых лет. Маршалы (Ней, Макдональд, Виктор, особенно Мюрат[1228]) в его присутствии и под его руководством тоже старались - хотя и с меньшим энтузиазмом - действовать, как в былые, победные, времена. Но и союзные (большей частью русские) войска сражались не хуже. Наполеон всегда умел отдать должное своим противникам. Вот характерный эпизод «битвы народов»: когда был взят в плен и представлен Наполеону покрытый 18 ранами рядовой гренадер лейб - гвардии Финляндского полка Леонтий Куренной, император особым приказом «поставил его в пример своим войскам и отпустил из плена»[1229].
К вечеру 18 октября Наполеон понял, что еще один день он не продержится. В ночь с 18 на 19-е последовал его приказ - отводить войска с поля битвы через Лейпциг за р. Эльстер. Утром 19-го на Тонбергском холме, где три дня располагалась ставка Наполеона, появились Александр I, Франц I и Фридрих - Вильгельм III. Они обязали Шварценберга преследовать французов со всей энергией и, если понадобится, штурмовать Лейпциг.
Наполеон в течение ночи и предрассветного утра в высшей степени организованно успел вывести из Лейпцига 100 тыс. человек. Единственный каменный мост через Эльстер он приказал взорвать, как только переправится его арьергард и появится авангард союзников. Однако начальник саперов полковник инженерных войск Монфор куда-то отлучился, а временно заменивший его капрал, неизвестно почему (возможно, он принял показавшихся вдалеке уланов Понятовского за казаков), взорвал мост слишком рано; на том берегу оставались еще 28 тыс. французов во главе с Понятовским и Макдональдом[1230]. У взорванного моста началась паника. Солдаты и офицеры, генералы и маршалы бросались через Эльстер вплавь. Макдональд спешился и переплыл. Понятовский же, лишь накануне получивший звание маршала, погиб: он бросился в реку на коне, не умея плавать, был ранен и утонул[1231].
Преследуя французов, союзники вступили в Лейпциг и подвергли обстрелу из всех видов оружия улицы города, по которым уходили к Эльстеру войска Наполеона. «Чтобы спасти город, - читаем в авторитетнейшем семитомнике “Отечественная война и русское общество”, - Наполеон предложил союзникам заключить на несколько часов перемирие, обязуясь за это время очистить Лейпциг. После решительного отказа коалиционеров в перемирии несколько генералов предложили императору зажечь городские предместья и отступить, пользуясь замешательством союзной армии. Но Наполеон не мог решиться на это и, спасая город, погубил почти столько же своих людей, скольких стоила ему трехдневная битва»[1232]. По версии Вальтера Скотта, «возможно, в эту минуту Бонапарт вспомнил об искренней преданности короля Саксонии Фридриха Августа <...>. Поджечь его столицу было бы проявлением черной неблагодарности за многие годы совместных трудов и битв»[1233]. Кстати, именно в это утро, 19 октября, Наполеон простился с Фридрихом Августом, «освободив его от всех обязательств, их до сих пор связывавших, и предоставил ему полную свободу вступать в любые союзы, необходимые для безопасности его государства»[1234].
В страшной резне на восточном берегу Эльстера были истреблены своевременно подоспевшими войсками союзников до 13 тыс. французских солдат и еще 25 тыс. взяты в плен. Среди прочих были пленены два корпусных генерала (Ж. А. Лористон и Ж. Л. Ренье), еще 20 дивизионных и бригадных генералов, а также саксонский король.
Всего за три дня «битвы народов» Наполеон потерял, по данным разных источников, не менее 65 тыс. человек (Д. Чандлер полагает, что «точные цифры нельзя выяснить»[1235]). Погибли, кроме маршала Понятовского, шесть его генералов. Командующий кавалерией Старой гвардии генерал В. Н. Латур - Мобур (кстати, муж старшей дочери знаменитого героя двух стран - Франции и США - М. Ж. П. Лафайета) был тяжело ранен, потерял ногу, но на сочувствие денщика отвечал шуткой: «Зато впредь тебе надо будет чистить только один сапог»[1236]. Союзники потеряли немногим меньше - до 54 тыс. человек. В числе девяти убитых союзных генералов (семи русских и двух австрийских) оказались герой 1812 г. Д. П. Неверовский и зять Кутузова князь Н. Д. Кудашев.
Союзные монархи въехали в Лейпциг, уже очищенный от французов. «На лицах их обнаруживалось торжество и веселие», - вспоминал И. Т. Радожицкий[1237]. Веселее всех был Александр I. Как самый авторитетный из коалиционеров, он принимал восторженные поздравления и щедро раздавал награды[1238]. Шварценбергу и Блюхеру царь пожаловал орден Св. Георгия 1 степени, Барклаю де Толли и Беннигсену - графский титул, Милорадовичу и Платову - орден Св. Андрея Первозванного, Витгенштейну - золотую саблю с лаврами и алмазами. Генерал-лейтенанты Раевский, Уваров, Винценгероде были произведены в полные генералы. Франц I и Фридрих - Вильгельм III тоже осыпали своих и российских генералов наградами. Семидесятилетний Блюхер стал «молодым» фельдмаршалом. А вот король Саксонии Фридрих Август был арестован и отправлен под конвоем в Берлин (цитирую личного секретаря Наполеона К. - Ф. Меневаля) «каяться за совершенное преступление, которое выразилось в его нерушимой верности Франции»[1239].
Победа шестой коалиции под Лейпцигом действительно была полной и чрезвычайно, можно сказать, исторически важной. Правда, уничтожить наполеоновскую армию (как планировали стратеги коалиции) не удалось. Она ушла от Лейпцига разбитой, но еще многочисленной и вполне боеспособной, что и доказала 30 октября в битве при Ганау. Здесь ее попытались остановить баварские войска фельдмаршала К. Ф. Вреде (который, кстати сказать, с 1805 по 1812 г. сражался на стороне Наполеона). Вместе с русскими отрядами М. И. Платова, В. В. Орлова - Денисова, В. Д. Иловайского и А. И. Чернышева Вреде имел 50 тыс. бойцов. Этот мощный заслон был отброшен, потеряв больше 9 тыс. человек, причем и здесь отличились канониры Антуана Друо[1240]. От Ганау Наполеон проследовал к границам Франции уже беспрепятственно. Словом, война еще продолжалась. Но кампания 1813 г. закончилась. Разгромив пять европейских коалиций подряд, Наполеон уступил шестой коалиции.
Эхо «битвы народов» разнеслось по всей Европе. Эмиль Людвиг - выдающийся немецкий литератор - исследователь, автор всемирно известных биографий Гёте и Бетховена, Рембрандта и Бисмарка, Линкольна и Наполеона - проследил за реакцией на это событие трех знаменитостей Германии. В последний день битвы со стены кабинета И. В. Гёте в Веймаре сорвался на пол портрет Наполеона, и поэт пишет об императоре такие стихи:
О, муж с отвагой царственной в груди
Не дрогнет перед тем, что впереди.
Он знает, как опасен к трону путь,
Но никуда не жаждет он свернуть
И тяжесть златоглавого венца
С решимостью приемлет до конца.
Легко и дерзостно несет свой груз,
Как некий лавр, и не страшится уз.
Таков был ты. Лишь ты единый мог
Свершить так много за недолгий срок[1241].
В те же дни классик немецкой философии Ф. В. Й. Шеллинг пророчески пишет о Наполеоне: «Я думаю, конец Наполеона еще не очень близок. Если я что-нибудь понимаю, он еще будет жив, чтобы испить горькую чашу унижения до дна». А великий Г. В. Ф. Гегель, живший тогда в Нюрнберге, так отреагировал на переход Баварии в лагерь шестой коалиции: «В Нюрнберге простонародье приветствовало с диким ликованием вступление в город австрийцев... Более подлого умонастроения и поведения горожан невозможно себе представить»[1242].
С тяжелым чувством возвращался Наполеон во Францию после лейпцигского побоища. Полтора десятилетия его непрерывных побед уходили все дальше в прошлое. Была проиграна вторая кампания кряду. Если проигрыш русской кампании он объяснял главным образом вредоносными кознями «Бога погоды», то теперь, после Лейпцига, вынужден был признать и собственные просчеты. Едва ли не главным из них показался ему оскорбительный тон его обращения с тестем, Францем I. Да, Наполеон трижды оставлял Франца на австрийском престоле, хотя мог бы и в 1797, и в 1800, и в 1809 г. лишить его всякой власти. Но унижал он будущего, а потом и настоящего своего тестя постоянно, причем не только своими территориальными притязаниями к его империи. Так, например, когда Франц (естественно, задетый худородностью своего зятя) приказал обшарить все тосканские архивы в розыске предков Буонапарте, а потом сообщил Наполеону, что прослежено его генеалогическое древо в Тоскане вплоть до XI в., Наполеон шокировал Франца высокомерным ответом: «Я предпочитаю быть Рудольфом моего рода».