Решающим в этой истории стал голос Александра I. Царь сполна проявил свойственную ему гибкость и поддержал Меттерниха, руководствуясь, надо полагать, двояким соображением. С одной стороны, он больше, чем кто-либо из вождей коалиции, оберегал ее единство (в особенности, русско-прусско-австрийское) как залог победы над Наполеоном. С другой - Александр был вправе считать, что он лучше любого из коалиционеров знает Наполеона, а Наполеон, каким царь его знал, все равно откажется от мирного договора[1254].
Люневильский мир был результатом победоносной войны Франции с Австрией после Маренго и Гогенлиндена. Его условия лишили бы Наполеона завоеваний 1802 - 1811 гг., но сохранили бы за ним Францию как великую державу с завоеванными ранее землями от Ломбардии до Голландии. И что же? Получив бумаги с мирными предложениями союзников, Наполеон... на два месяца затянул их «изучение».
Император не хотел ни отклонять, ни соглашаться на них. Вся Франция - от пахарей до банкиров, от солдат до маршалов - устала от войн и жаждала мира. Нельзя было не считаться с их мнением. Но даже теперь, когда враги стояли у границ Франции, Наполеон не мог заставить себя отказаться от своего правила «все или ничего»! 1 января 1814 г. в Сенате, когда один из авторитетнейших сенаторов высказался сокрушенно: «Страна устала и хочет мира», Наполеон отрезал: «Я хочу мира, но не ценой чести!»[1255]
Император рассчитывал, что перед лицом вражеского нашествия Франция воспрянет духом, это поможет ему вооружить новую армию и повести ее к победам, а его победы расстроят коалицию и дадут ему шанс выиграть войну. Поэтому он затягивал переговоры, а тем временем призывал под ружье совсем юных новобранцев, которых в насмешку звали «марии-Луизы». Впрочем, как подметили Мишель Франчески и Бен Вейдер, «эти безусые мальчишки вызовут восхищение “старых усачей” наполеоновской гвардии. Сам царь Александр I отдаст должное их примерной храбрости»[1256].
«И надо же было случиться такому, - сожалел В. Кронин, - чтобы в тот момент, когда Наполеону нужна была вся поддержка, которую он только мог найти, у него возникли проблемы с братьями»[1257]. «Проблемы» - пожалуй, сказано слишком мягко. Все братья Наполеона, кроме Люсьена, в январе 1814 г. сбежались к нему в Париж из своих королевств и вздорными капризами, жалобами, интригами нервировали императора, отвлекая его от наиважнейших дел. Жером оставил без боя свою Вестфалию и купил себе во Франции роскошное поместье. «Отмените эту его сделку, - приказал Наполеон архиканцлеру Ж. Ж. Р. Камбасересу. - Я шокирован тем, что король, потерявший трон, оказался настолько бестактен, что покупает собственность в момент, когда простые граждане жертвуют собой во имя защиты отечества». Людовик Бонапарт, лишенный голландского престола, слезно просил брата вернуть ему королевский статус. «Хватит жаловаться! - одернул его Наполеон. - Возьми сто тысяч человек и отвоюй свое королевство». Более порядочный Жозеф, хотя и был крайне расстроен, утратив испанский трон, безропотно принял от Наполеона скромный чин генерал-лейтенанта Франции, ответственного за оборону Парижа.
Между тем как раз в январе 1814 г. союзные войска вторглись во Францию и поначалу не встретили здесь всенародного отпора. Александр I тут же склонил «братьев» - монархов уведомить Наполеона, что они предлагают Франции уже иные условия мира - в границах страны не 1801, а 1792 г., до начала революционных завоеваний, т. е. без Голландии, Бельгии, Ломбардии и левобережья Рейна. «На этот новый мир, - писал о “братьях” - монархах Е. В. Тарле, - они все были согласны, даже лорд Каслри[1258], лично прибывший в главную квартиру союзников»[1259]. Наполеон, не желавший соглашаться и на условия Люневиля, велел передать союзникам, что считает их новые условия «гнусными». В ночь с 24 на 25 января он выехал к армии бить «дедушку Франца» и его венценосных «братьев».
Накануне, 23 января, во дворе Тюильри император простился с Национальной гвардией Парижа. По воспоминаниям его секретаря К. - Ф. Меневаля, император собрал офицеров национальной гвардии в парадном, т. н. маршальском зале дворца, представил им жену и сына и обратился к ним с такими словами: «Я уезжаю сражаться с врагом. Поручаю вам то, что является для меня самым дорогим - императрицу, мою супругу, и короля Рима, моего сына»[1260]. Другой очевидец этой сцены, главный камердинер Наполеона Луи - Жозеф Маршан, свидетельствовал: «Энтузиазм, вызванный действием императора, когда он передал юного короля их своих рук офицерам национальной гвардии, навсегда останется в памяти всех, кто видел это. Неистовые и продолжительные возгласы “Да здравствует император!” перенеслись из маршальского зала на площадь Карусель, где собрались солдаты национальной гвардии. Когда император проходил по площади перед строем солдат, дававших ему клятву верности, воздух наполнился раскатами громогласных восклицаний “Да здравствует император!”, “Да здравствует императрица!”, “Да здравствует Римский король!” Эта демонстрация искренней любви к его сыну тронула сердце императора: он с такой теплотой поцеловал юного принца, что это не прошло мимо внимания собравшейся публики, и при этом не один глаз увлажнился от нахлынувших чувств»[1261].
Весь день 24 января Наполеон провел в своем кабинете, разбирая, сортируя и подписывая перед отъездом срочные бумаги. Римский король со своей деревянной лошадкой был, как обычно, здесь же, рядом с отцом. Когда ему надоело смотреть на возню императора с бумагами, малыш начал (цитирую далее Е. В. Тарле) «дергать отца за фалды сюртука, требуя внимания к себе. Император взял его на руки и стал подкидывать кверху и ловить. Маленький Римский король был в полнейшем восторге и без счета целовал отца. Но наступил вечер, и его унесли спать»[1262]. Ближе к ночи Наполеон простился с женой. «Не печалься, верь мне, - говорил он ей. - Разве я разучился делать свою работу?» И, обнимая ее в последний раз, пошутил: «Я только задам трепку папе Францу... Не плачь. Я скоро вернусь»[1263]. Далеко за полночь дежурившая в детской спальне няня увидела, как неслышно открылась дверь и вошел в спальню император. Он склонился над кроваткой, в которой младенчески сладко спал его сын, самое дорогое для него существо, и долго смотрел на своего «орленка», не спуская глаз. Потом также бесшумно вышел. Через считаные минуты Наполеон уже был в экипаже и помчался к армии. Мог ли он думать той ночью, что ни жену, ни сына больше никогда не увидит?..
Перед самым отъездом на фронт Наполеон подтвердил узаконенное в 1813 г. назначение Марии-Луизы регентшей. Но теперь он назначил ее советником (т. е. фактически наставником) архиканцлера Камбасереса, а брату Жозефу повелел «принять на себя регентство в случае отбытия ее из столицы»[1264]. Н. К. Шильдер резонно назвал Жозефа «императорским наместником»[1265].
К тому времени, когда Наполеон был уже в пути на линию фронта, его новобранцы еще не все вооружились. Готовых к бою солдат он имел лишь 47 тыс. и мог рассчитывать вскоре тысяч на 30 - 35 резервистов[1266]. В полной боевой готовности была только гвардия - Старая (во главе с маршалами Ф. Ж. Лефевром и Э. А. К. Мортье) и Молодая (ее возглавлял маршал М. Ней). Гвардейской кавалерией командовал граф Э. М. А. Нансути - герой битв при Аустерлице, Фридланде, Ваграме и Бородине. Другие, не гвардейские, соединения - и пехотные, и кавалерийские корпуса - спешно заканчивали формирование. В отсутствие ряда маршалов (Ланн, Бессьер, Понятовский погибли, Сен-Сир попал в плен, Сульт и Сюше были заняты в Испании, Даву осажден в Гамбурге, Ожеро - в Лионе, Журдан и Брюн остались не у дел) армейскими корпусами командовали генералы: 1-м пехотным - Н. Ж. Мезон, (только в 1829 г. он станет маршалом), 4-м - Л. А. Моран и 5-м - Ф. О. Б. Себастиани (будет маршалом с 1840 г.). Только четыре пехотных корпуса возглавляли маршалы - К. П. Виктор, Н. Ш. Удино, Ж. Э. А. Макдональд и О. Ф. Л. Мармон. Во главе кавалерийских корпусов оказались посредственные генералы (Ж. - П. Думерг, Р. - Ж. Эксельманс, Ж. Т. Аррига, Э. Ж. Б. Мило), ибо Наполеон уже не имел в своем распоряжении ни Мюрата, ни Лассаля, ни Монбрена, ни Коленкура, ни Латур - Мобура: Лассаль, Монбрен и Коленкур погибли, Латур - Мобур, потерявший ногу под Лейпцигом, стал инвалидом, а Мюрат... о нем речь еще впереди...
Наполеон, безусловно, знал (хотя бы в примерных цифрах), сколь велико численное превосходство полчищ шестой коалиции над его скромным войском. Коалиционеры располагали уже вторгшейся во Францию 230-тысячной Главной армией из россиян, австрийцев, пруссаков, баварцев и вюртембержцев под командованием австрийского фельдмаршала кн. К. Ф. Шварценберга, а вслед за ней шли еще две армии - Силезская во главе с прусским фельдмаршалом кн. Г. Л. Блюхером и Северная армия бывшего маршала Франции, а теперь шведского кронпринца Ж. Б. Ж. Бернадота - общей численностью до 300 тыс. человек. Мало того, уже готовы были выступить в поход еще две российские армии: из - под Гамбурга - т. н. Польская, ведомая давним противником Наполеона генералом от кавалерии бароном Л. Л. Беннигсеном (33 тыс. бойцов), а от Варшавы - 80 - ты - сячная Резервная армия генерала от инфантерии кн. Д. И. Лобанова - Ростовского. Наконец, датский король Фредерик VI обещал союзникам пополнить их воинство своими солдатами, а главное, к вящему негодованию Наполеона, 11 января 1814 г. по сговору с австрийским правительством изменил своему отечеству и объявил войну (!) Франции Иоахим Мюрат - тот самый половой из трактира, которого Наполеон сделал маршалом империи, великим герцогом Бергским, королем Неаполитанским и своим зятем. «Поведение неаполитанского короля гнусно! - возмущался Наполеон в письме к Ж. Фуше от 13 февраля. - Но тому, как поступила королева (Каролина, родная сестра Наполеона. - Н. Т.), вообще нет названия. Я надеюсь дожить до того, чтобы отомстить за себя и за Францию и покарать за столь чудовищную неблагодарность»