<...>. Будь благополучна, не грусти, не забывай меня и никогда не сомневайся во мне. 16 апреля. Н.»[1384] В 1814 г. они все же увидятся, а на следующий, 1815-й, год судьба отвела им еще одну, последнюю встречу.
В тот же день, 16 апреля, Наполеон пишет и Жозефине письмо, оказавшееся последним, прощальным в отношениях между ними. Он обращается к бывшей жене на «вы», вероятно, по мнению А. Кастело, «из боязни, что курьер будет перехвачен врагами»: «Я принял решение и не сомневаюсь, что это письмо дойдет до Вас <...>. Падение мое оглушительно, но по крайней мере небесполезно, как считают многие. Я ухожу в уединение, чтобы сменить шпагу на перо. История моего царствования будет интересна: меня видели только в профиль, теперь я предстану весь целиком. О скольком мне нужно рассказать! О скольких людях развеять ложное мнение!.. Я осыпал благодеяниями тысячи негодяев, а что они сделали для меня?
Да, меня предали, все предали; я не беру в счет лишь доброго Евгения, столь достойного Вас и меня. Да будет он счастлив под властью короля, умеющего ценить естественные чувства и честь!
Прощайте, милая Жозефина, смиритесь, как смирился я, и вечно храните память о том, кто никогда не забывал вас и не забудет. Наполеон»[1385].
А тем временем, все в тот же день 16 апреля, в Рамбуйе (невдалеке, юго-западнее Парижа) Мария-Луиза встречалась с отцом, Францем I, который приехал к ней с многолюдным эскортом, чтобы забрать дочь и внука к себе, в Вену, подальше и, конечно, навсегда от побежденного наконец-то «антихриста». Римский король категорически отказывался от общения с дедом: «Он папин враг, и я не хочу его видеть!» Не сумел Франц обрадовать своей заботливостью и Марию-Луизу. Вот что написала она об этом Наполеону: «Он был добр и сердечен, но все кончилось после того, как он нанес мне самый жестокий удар, какой только мог нанести. Он запрещает мне присоединиться к тебе или видеть тебя, он даже не разрешил мне сопровождать тебя в путешествие (т. е. в ссылку на остров Эльба. - Н. Т.). Напрасно я указывала, что следовать за тобой меня обязывает чувство долга. Он заявил, что не хочет этого»[1386].
Итак, в считаные дни Наполеон лишился трона, потерял Францию, а теперь еще - жену и сына («милую Жозефину», кстати, тоже). Едва ли он мог предвидеть тогда, что судьба подарит ему новые встречи с Марией Валевской и что он вернет себе (на 100 дней!) даже трон Франции, но ни Марию-Луизу, ни Жозефину, а главное, своего «орленка» уже никогда более не увидит...
20 апреля в парадном дворе у дворца Фонтенбло, который с тех пор так и называют «Двором прощания» (La Cour des Adieux), Наполеон простился со своей гвардией[1387]. Ровно в полдень на виду у чуть ли не всего населения городка, собравшегося за дворцовой решеткой, застыли в напряженном безмолвии два ряда гренадеров и егерей: в первом ряду - Старая гвардия с офицерами и генералами, во втором - Молодая. «Эти люди, - пишет о них Р. Делдерфилд, - следовали за Наполеоном в Италию, пересекали Синайскую пустыню, переходили Альпы, шли вниз по Дунаю к Вене, к Варшаве, в Испанию, в Дрезден, в Москву и в конце концов вернулись назад»[1388]. Теперь они ждали скорбную для них минуту прощания с великим императором, которого издавна привыкли называть «маленьким капралом». А у ворот дворца стояли наготове экипажи, в которых императору предстояло прямо из Фонтенбло отправиться к острову Эльба.
Наполеон вышел к своим «ворчунам» в сопровождении генералов А. Г. Бертрана, А. Друо, Г. Гурго и секретаря А. Фэна. Но здесь же при нем теснились и четверо комиссаров (можно сказать, его конвоиров): генерал-адъютант граф П. А. Шувалов от России, генерал барон Коллер от Австрии, граф Вальдбург - Трухзес от Пруссии и полковник сэр Н. Кемпбелл от Англии. При появлении Наполеона все гвардейцы взяли оружие «на караул», а знаменосцы преклонили к его ногам боевые знамена.
«Солдаты и офицеры моей гвардии! - обратился к ним император. - Двадцать лет я вел вас по дорогам чести и славы. С такими, как вы, я еще мог бы сражаться с ополчившейся против нас Европой. Но часть наших войск изменила нам, а я не хочу междоусобной войны, она была бы бедствием для Франции <...>. Обо мне не жалейте. У меня есть миссия рассказать потомству о великих делах, которые мы с вами совершили. Прощайте, дети мои! Я хотел бы обнять и расцеловать всех вас, но по крайней мере обниму вашего генерала и поцелую ваше знамя».
Обняв генерала Ж. - М. Пети, которого он знал еще со времени Египетской кампании, Наполеон приказал: «Доставьте мне знамя с орлом!» Почетный караул развернул перед ним знамя, на котором золотом были вышиты названия мест великих сражений: Маренго, Аустерлиц, Иена, Эйлау, Фридланд, Ваграм, Москва. Император трижды поцеловал эту воинскую реликвию: «С моим поцелуем помните обо мне... Прощайте, мои боевые друзья! Прощайте, дети мои!»
Осмотревшись вокруг, словно прощаясь не только с «боевыми друзьями», но и с дворцом, который был ему очень дорог, Наполеон вернул знамя солдатам почетного караула и быстро зашагал к своей карете. Гвардейцы провожали его глазами, полными слез. Многие рыдали, как дети. А в далеком Лондоне величайший поэт страны, для которой Наполеон был главным врагом, Джордж Байрон писал другу: «Увы, мой бедный маленький кумир, Наполеон, сошел с пьедестала <...>. Это способно исторгнуть слезы расплавленного металла из глаз Сатаны»[1389].
Под громовой клич «Да здравствует император!», грянувший из тысяч глоток не только гвардейцев, но и зевак из простонародья, толпившихся за решеткой дворца, кортеж отрекшегося императора помчался из Фонтенбло на юг, к порту Сен - Рафаэль. В карете Наполеона ехали вместе с ним Бертран и Друо. Далее следовали четыре экипажа с комиссарами шестой коалиции и еще десять - со «всеми остальными», включая генерала П. Ж. Камбронна (будущего героя битвы при Ватерлоо), врача Фуро де Борегара (ученика Ж. - Н. Корвизара, оставшегося с Марией-Луизой) и прочих лиц из свиты как самого Наполеона, так и его конвоиров. Под такой кортеж были заняты 60 лошадей, которых меняли на промежуточных станциях. Первые четыре дня за каретами следовал эскорт из 1200 солдат конной гвардии, на пятый день отозванный в Париж. Весь путь от Фонтенбло до Сен - Рафаэля занял восемь дней.
На этом пути Наполеон пережил встречи с местным населением, разительно отличавшиеся по отношению к нему лично и к его отказу от престола. В первые дни повсюду - в городах и местечках Монтаргис, Бриар, Невер, Роанна, вплоть до Лиона - жители радостно приветствовали императора. Так, в Бриаре «местный трактирщик устроил грандиозный митинг и произнес на нем зажигательную речь, в которой назвал Наполеона не только “героем, великим человеком, но и ангелом, посланным с неба”»[1390]. Далее А. Кастело цитирует графа Вальдбурга - Трухзеса: «Прием, оказанный нам в Невере, ничем не отличался от таких же приемов в других городах. Нас (комиссаров шестой коалиции. - Н. Т.) оскорбляли, под нашими окнами громко выкрикивали тысячи яростных обвинений в наш адрес, а крики “Да здравствует император!” нигде не умолкали»[1391].
К югу от Лиона таких приветствий Наполеону (с «яростными обвинениями» его конвоиров) и трехцветных флагов, которые империя унаследовала от республики, становилось все меньше. Кстати, у г. Баланса 24 апреля император неожиданно встретил маршала П. Ф. Ш. Ожеро, который возвращался из Лиона в Париж. «Куда это ты направился, Ожеро? - спросил Наполеон. - Никак к королевскому двору?» Маршал, не снимая шляпы перед низложенным императором, ответил на его язвительный вопрос грубостью, после чего бывшие соратники разошлись[1392].
Вечером того же числа, проездом через г. Донцер, Наполеон впервые в своей жизни услышал вслед себе такие крики: «Долой тирана! Да здравствует Людовик XVIII!» Дальше - хуже: путь к Сен - Рафаэлю лежал через департамент Прованс, слывший очагом роялизма. 25 апреля на улицах Авиньона кортеж попыталась задержать агрессивная толпа, горланившая: «Наполеона на виселицу!», а следующим утром в Оргоне Наполеон увидел из своей кареты новую толпу, которая развлекалась тем, что под собственный рев жгла окровавленное чучело с табличкой «Бонапарт», болтавшееся на самодельной виселице[1393]. После этого сопровождавшие Наполеона «сторожевые псы», как он называл с мрачным юмором четырех эмиссаров, уговорили его переодеться в белый австрийский мундир и фуражку (прицепить себе белую кокарду Бурбонов он отказался!). В таком виде 26 апреля он встретил в замке Люк близ г. Экса свою любимую сестру Полину. «Эта “маленькая язычница”, - пишет о ней Андре Кастело, - испугалась, увидев брата в таком странном наряде. “Я не могу тебя поцеловать, - сразу же заявила она. - Ведь на тебе мундир австрийского офицера”. Улыбнувшись, он переоделся»[1394]. Полина обещала брату разделить его судьбу на Эльбе и, как мы увидим, сдержала свое обещание.
Наконец, 28 апреля многострадальный кортеж прибыл в Сен - Рафаэль, где стояли два корабля - французский бриг, «чье название “Непостоянный” как нельзя лучше подходило к тому, чтобы быть теперь названием для всей Франции»[1395], и английский фрегат «Неустрашимый». Едва увидев полоскавшийся над бригом флаг Бурбонов, Наполеон предпочел воспользоваться английским фрегатом. Когда он поднялся на борт «Неустрашимого», английские моряки отдали ему все почести, которые полагались монарху. 29 апреля,