Прошел месяц, и к Наполеону приехала на Эльбу (тоже с желанием остаться при нем) женщина, которая была его самой трогательной, чистой и нежной любовью, - Мария Валевская. Ее родной брат полковник французской армии Теодор Марциан Лончиньский сначала побывал у Наполеона в Портоферрайо с письмом от Марии, в котором она просила разрешения приехать к императору. Ответ был: «приезжай», а в конце его значилось: «До свидания, Мари. С беспредельной нежностью - Наполеон»[1434].
Поздним вечером 1 сентября 1814 г. с палубы трехмачтового брига в Портоферрайо сошли Мария Валевская с 5-летним сыном Александром, ее брат Теодор Марциан и сестра Эмилия. Их встречали гофмаршал Бертран и полковник Бернотти с каретой, запряженной четверкой лошадей, и еще с тремя лошадьми под седлами. Четырех пассажиров теперь надо было привезти в высокогорную обитель Мадонна дель - Монте над селением Марчиана. Цитирую далее Мариана Брандыса (лучше его об этом не расскажешь).
«После того как пассажиры пересели с корабля в экипаж, кони рысью пошли к Марчиане. На половине дороги экипаж вдруг остановился. Путешественников наэлектризовал возглас: “Император!” Они увидели трех всадников с факелами. Это Наполеон с офицерами личной охраны выехал верхом встречать Валевскую и сына... Дальше ехали уже вместе. За селением Марчиана вся компания вышла из кареты и принялась взбираться по крутой тропинке в обитель Мадонна дель - Монте. Маленького Александра несли на руках поочередно Наполеон и один из его офицеров. Добрались к обители только в час ночи»[1435].
В горной обители Наполеон и Мария поужинали вместе с его свитой и ее родственниками, а ко сну разошлись: она - в приготовленные для нее комнаты, он - в армейскую палатку под каштановым деревом. «Только он уединился в своем “шатре”, - не без юмора пишет об этом Андре Кастело, - как раздался ужасный раскат грома, и Наполеон, вскочив с кровати, как был, в ночной рубашке, побежал к Марии. Ведь его прекрасная полька так боится грозы! Нужно ее успокоить...»[1436]
Следующий день, 2 сентября, Наполеон и Мария провели, по меткому выражению М. Брандыса, «в идиллической атмосфере». Он был нежен и с нею, и с их сыном, водил их обоих к скале Аффачьятойо, в десяти минутах подъема от Мадонны дель - Монте (собственно, он вел Марию за руку, а сына нес на своих плечах) и оттуда показывал им горы его родной Корсики. Все то время Наполеон любовался Марией. Она, по воспоминаниям Маршана, «выглядела немного пополневшей, хотя это не повлияло на ее талию», а главное, нисколько не повредило ее очарованию[1437].
Что касается малыша Александра, то он был очень похож (к удовольствию императора) на Римского короля. Доктор Фуро де Борегар, увидев сына Валевской на коленях Наполеона, воскликнул: «Сир, Римский король так вырос!» Наполеон рассмеялся, но и насторожился: ведь доктор рассказал ему, что в Портоферрайо островитяне радуются приезду... императрицы Марии-Луизы с сыном. «Все были уверены, что именно она прибыла на таинственном корабле, чтобы разделить с мужем изгнание. Кого же еще мог приветствовать с непокрытой головой гофмаршал Бертран?»[1438] Наполеон тогда все еще надеялся, что Мария-Луиза приедет к нему вместе с Римским королем. Как ни любил император Валевскую, свой брак с Марией-Луизой и рожденного в этом браке наследника династии Бонапартов он ставил выше тайной (хотя и упоительно прекрасной) любви к Валевской и незаконнорожденного (хотя и родного) сына. Поэтому он был встревожен толками о приезде Марии-Луизы, опасаясь, как бы английский комиссар и шпионы Бурбонов не разгадали приезжую и не осведомили об этом австрийский двор, после чего Мария-Луиза, конечно, отказалась бы ехать к нему, неверному. Может быть, в тот же день Наполеон был готов проводить Марию с Эльбы - был готов, но не смог. Он заставит себя расстаться с нею завтра...
А пока весь день 2 сентября Наполеон не оставляет Марию и Александра ни на минуту. Во время обеда с участием польских офицеров из эскадрона полковника Павла Жермановского (о нем еще речь впереди), когда один из гостей заиграл на флейте мазурки и полонезы, император даже пустился в пляс вместе с Марией. А с Александром он играл в прятки и катался по траве. Потом Наполеон рассказывал Марии и Александру о своем детстве и, в частности, о том, как он однажды посмеялся над бабушкой, и «мама Летиция» за это его высекла. «А ты не боишься розог?» - спросил он малыша и услышал в ответ: «Но ведь я не смеюсь над мамой!» Император нежно расцеловал Александра: «Ты хорошо ответил!»[1439]
Вечером Наполеон нашел в себе силы сказать Марии, что им завтра же надо расстаться. «Позволь мне снять где-нибудь домик, - просила она. - Пусть не в городе, пусть не рядом с тобой, только чтобы я могла прийти, когда буду нужна тебе»[1440]. Наполеон говорит: «нет»; здесь, на маленьком острове, он всегда и у всех на виду и не хочет стать жертвой сплетен о его супружеской неверности. Вот как пишет об этом автор самого знаменитого из биографических романов о Наполеоне французский писатель - историк Макс Галло, которого называют «Александром Дюма нашего времени»: «Мария слушает его с величайшим достоинством, в ее глазах стоят слезы. Он знает, что она - самая благородная, самая великодушная женщина из всех, кого он знал. Она просит только права любить его. А он отказывается от нее»[1441].
В тот момент Наполеон поставил супружеский долг выше любви. Мариан Брандыс по этому поводу резонно заметил: «...все было бы иначе, знай Наполеон, что произойдет месяц спустя»[1442]. Он имел в виду превращение императрицы Марии-Луизы в «мадам Нейперг», случившееся через 21 день после отъезда Марии Валевской с Эльбы. Увы! Наполеон об этом превращении не знал и еще не скоро узнает.
Утром 3 сентября Наполеон простился с Марией и Александром. Целуя сына, он прошептал: «Прощай, дорогое дитя моего сердца...»[1443] Мария, Александр и Эмилия сели в карету. Их сопровождал Бернотти. Теодор Лончиньский был уже на пристани Марчичана - Марина возле брига, готового к отплытию в Неаполь. Когда четверка коней помчала карету к пристани, Наполеон долго смотрел ей вслед (можно представить себе, с какими мыслями). Вдруг опять, как в день приезда Марии, разразилась гроза. Наполеон тут же отправил офицера на пристань с приказом отложить поездку. Но бриг по распоряжению Бернотти уже отправился для посадки на другую сторону острова в более спокойную бухту Порто - Лонгоне. Цитирую далее А. Кастело: «Узнав об изменении маршрута, Наполеон вскочил на коня и, несмотря на шквалистый ветер, галопом поскакал к Порто - Лонгоне. Преодолев тридцать четыре километра, он наконец примчался, промокший до нитки, в порт и там узнал, что Мария, повинуясь его воле, уже покинула остров»[1444].
Сам не свой от пережитого стресса (он отверг ее любовь, а теперь она, по его вине, может и жизни лишиться!), Наполеон остался в Порто - Лонгоне ждать вестей о благополучном прибытии брига в Неаполь. Ждать пришлось долго. Только через неделю император успокоился: ему доложили, что бриг причалил к берегу Неаполя без проблем, и все его пассажиры живы - здоровы.
А на Эльбе жизнь продолжалась. С 1 ноября она стала даже более оживленной. В тот день к Наполеону из Портичи (порт рядом с Неаполем) прибыла на французском корабле его любимая сестра Полина. Император встретил ее в гавани Портоферрайо и вместе с нею поехал к «маме Летиции». После свидания с матерью Полина заняла комфортные апартаменты, которые Наполеон приготовил было для Марии-Луизы, но теперь, судя по всему, он уже знал, что его законная супруга к нему не приедет.
«Приезд принцессы Полины[1445], - читаем в мемуарах Л. - Ж. Маршана, - ознаменовал начало нового образа жизни в Портоферрайо <...>. Небольшой монарший двор на Эльбе принял менее военный вид. Принцесса, чье очарование достигло высшей точки, придавала всему своему окружению атмосферу галантности и радости»[1446]. Полина стала душой эльбской миниимперии. Она взяла на себя повседневные заботы двора: устраивала балы, маскарады, приемы, театральные представления, буквально электризовала всех и вся. Наполеон был доволен активностью сестры, но, зная ее характер, принял меры предосторожности. Дело в том, что Полина любила сорить деньгами (и, кстати, привезла их с собой без счета), а Наполеон учитывал, что местные жители могут быть и обижены и унижены чрезмерным расточительством при дворе их суверена. Поэтому он благоразумно предписал сестре не расходовать даже на самый роскошный бал больше 1000 франков.
Тем временем на Эльбу не прекращался поток любопытствующих иностранцев. П. Джонс в примечаниях к воспоминаниям Маршана, ссылаясь на свидетельства разных мемуаристов (в том числе и сэра Н. Кемпбелла), утверждал: «Толпы приезжих ежедневно высаживались на Эльбе. Они приезжали со всей Европы - из Италии, Германии, Норвегии. Французские матери привозили с собой детей, чтобы показать им “героя из героев”. Возбужденные до предела пожилые дамы, не в силах более вынести ссылку “Славы Франции”, покидали свои дома, чтобы приехать на Эльбу и всего лишь приветствовать императора. Но чаще всех (! - Н. Т.) приезжали англичане: одни в качестве простых туристов, другие, влиятельные политики или аристократы, добивались чести быть принятыми во дворце Мулини. Офицеры британских военных кораблей, курсировавших в Средиземном море, брали отгул, чтобы посетить Эльбу...»