<...>. Они неслись во весь опор, отпустив поводья, с саблями в зубах, с пистолетами в руках, - такова была эта атака». Когда они обрушились на плато, «это походило на начинающееся землетрясение»[1717].
Английский офицер, прапорщик 1-го пехотного гвардейского полка Гронау вспоминал: «Ни один человек, присутствовавший при этом и выживший, не мог до конца жизни забыть ужасающего великолепия этой атаки. Вы видели вдали что-то казавшееся огромной двигающейся линией, которая, приближаясь, сверкала, как мощная морская волна, отражающая солнце. Все ближе и ближе неслась эта конница, пока сама земля не начинала сотрясаться от ее громового топота. Казалось, ничто не сможет устоять под напором этой ужасной накатывающейся массы. Это и были знаменитые кирасиры - в основном старые солдаты, отличившиеся почти во всех сражениях в Европе. Невероятно быстро они оказались уже рядом с нами, оглушая нас криками “Vive l'Empereure!”»[1718].
Нужно отдать должное многонациональным защитникам плато Мон-Сен-Жан из армии Веллингтона - англичанам, шотландцам, голландцам, бельгийцам, ганноверцам... Они сомкнулись в 13 пехотных каре (ощетинившиеся штыками четырехугольники). Кирасиры атаковали весь их фронт сразу, налетев на них ураганом. Но они стояли насмерть. Цитирую Виктора Гюго: «Первый ряд, опустившись на колено, встречал кирасиров в штыки, второй расстреливал их; за вторым рядом канониры заряжали пушки; фронт каре разверзался, пропуская шквал картечного огня, и смыкался вновь. Кирасиры отвечали на это новыми атаками. Огромные кони вздымались на дыбы, перескакивали через ряды каре и через штыки <...>. Ядра пробивали бреши в рядах кирасиров, а кирасиры пробивали бреши в каре. Целые шеренги солдат исчезали, раздавленные лошадьми»[1719]. И вот еще одно свидетельство английского прапорщика Гронау: «Наши каре имели ужасный вид. Мы почти задыхались внутри от дыма и гари. Было невозможно шагнуть ни на один ярд[1720], чтобы не наступить на раненого товарища или на тело убитого, а громкие стоны наших раненых и умирающих вселяли в душу ужас»[1721].
Предчувствуя близость решающей победы, Наполеон подкрепил эскадроны Мило тяжелой кавалерией из резервного корпуса, которым командовал граф Франсуа Этьен Келлерман - герой Маренго и Аустерлица, сын маршала Ф. Келлермана. Новые волны атак на союзный центр возглавил вместе с Мило и Келлерманом все тот же Ней. Под ним были убиты уже четыре лошади, но самого маршала пули не брали. Конечно, очень недоставало Наполеону в те часы Мюрата с его несопоставимой с кем бы то ни было харизмой, умением воспламенить и обратить атакующие эскадроны в смертоносный таран. Но и «храбрейший из храбрых» Ней смог добиться почти того же. К 18-ти часам, по заключению Д. Чандлера, «для Веллингтона настала тяжелейшая минута дня»[1722]. «Кирасиры уничтожили семь каре из тринадцати, захватили или заклепали 60 орудий и отняли у англичан шесть знамен, которые были доставлены императору к ферме Бель-Альянс»[1723]. Центр Веллингтона еле держался - из последних сил. Части союзных войск, одна за другой (в их числе весь элитный Камберлендский гусарский полк), бежали в Суаньский лес и далее к Брюсселю. От Мон-Сен-Жан «на протяжении почти двух миль[1724] в направлении Брюсселя, - читаем у Виктора Гюго, - вся местность, по свидетельству очевидцев, которые живы еще и теперь, была запружена беглецами. Паника была так сильна, что докатилась до Людовика XVIII в Генте»[1725].
К этому времени у Веллингтона практически уже не было больше кавалерии, почти не осталось и артиллерии: «целые батареи валялись на земле, сбитые с лафетов». Испанский и австрийский комиссары при штабе «железного герцога» считали его погибшим.
Вглядываясь то влево, то вправо, откуда могли подоспеть спасители - пруссаки, Веллингтон «повторял, как заклинание: “Блюхер или ночь!”»[1726].
Именно в этот миг, примерно в 18.30, на высотах у Планшенуа и Фришермона, справа от боевых порядков Северной армии, появились прусские авангарды Ф. В. фон Бюлова, Г. Э. К. фон Цитена и Г. Д. фон Пирха, а вслед за ними главные силы Блюхера общей численностью в 45 тыс. человек, которые ударили во фланг и в тыл французам. Так, по словам Виктора Гюго, «наступил перелом в этой исполинской драме»[1727].
Все перевернулось в считаные минуты: «Наполеон ждал Груши, а явился Блюхер - смерть вместо жизни»[1728]. Какое-то время император еще верил, что Груши придет - пусть не раньше Блюхера, но вслед за ним; а пока надо приостановить атаки пруссаков и добить обескровленного Веллингтона. Выставив навстречу пруссакам армейский корпус Ж. Мутона и два полка Молодой гвардии, Наполеон бросил в бой против Веллингтона своих испытаннейших «ворчунов» - Старую гвардию. Вот как запечатлел эту историческую атаку французский и мировой гений Виктор Гюго:
«Что ж, двинем гвардию», - сказал он. И тотчас
Согласно лязгнула сталь сабель, медь кирас;
Уланы двинулись, драгуны, кирасиры,
Колонны гренадер, шатнулись канониры,
С громами дружные, и медленно пошли,
Как встарь - под Фридландом, Ваграмом, Риволи,
И, зная, что идут на смерть, с грозой во взгляде,
Пред божеством своим прошли как на параде,
Крича: «Да здравствует наш император!». Гром
Их кликов с музыкой рванулся напролом,
И вот, презрев картечь, что била неустанно,
Строй Старой гвардии вступил в жерло вулкана[1729].
После того как «Большая батарея» гвардейской артиллерии из 80 орудий обрушила шквал огня на оставшихся защитников плато Мон-Сен-Жан, которые по-бульдожьи буквально вгрызались в землю с одной-единственной надеждой - продержаться до прихода Блюхера, - девять батальонов Старой гвардии ринулись по склонам плато вперед и вверх. Во главе каждого батальона гарцевал на коне генерал: Друо, Камбронн, Фриан, Роге, Мишель, Пети, Анрион, Поре де Морван, Арле - все были здесь. А впереди всех - маршал Ней!
«Ворчуны» Старой гвардии первой же атакой опрокинули и обратили в бегство несколько британских и два брауншвейгских батальона, захватив при этом две батареи противника. Генерал Фриан, раненый и отправленный в тыл, крикнул с носилок, когда его проносили мимо императора: «Все идет хорошо!»[1730] Увы! - к тому времени на всех прочих участках битвы (Угумон, Ге - Сент, Планшенуа) вновь прибывшие войска Блюхера уже атаковали французов, отвлекая на себя последние резервы Наполеона. Старая гвардия все еще наступала, и при виде ее раненые французы «приподнимались, чтобы из последних сил выкрикнуть: “Да здравствует император!”»[1731]. Но вокруг непобедимых «ворчунов» другие части Северной армии, отбиваясь от пруссаков, начали отходить, а иные - бежать, с криками «Спасайся, кто может!» - все это под зловеще - багровым отблеском заходящего солнца; «под Аустерлицем, - напоминал Виктор Гюго, - оно всходило»[1732]. «Обескровленный английский генералиссимус[1733], - пишет о Веллингтоне Доминик Вильпен, - использует этот чудом выпавший ему час, чтобы восстановить свою линию фронта»[1734].
Дальнейший ход битвы Наполеон уже не мог должным образом контролировать, а Веллингтон, «на три четверти побежденный» (по выражению Гюго), сам воспрянул духом при виде спасителей - пруссаков и вдохновлял - радостными словами и жестами - свои, казалось, безнадежно деморализованные войска на общую с пруссаками атаку. В эти минуты героически, но уже тщетно пытался исправить непоправимое маршал Ней. «Под ним убили пятую лошадь. Весь в поту, с пылающим взором, с пеной на губах, в расстегнутом мундире, с одной эполетой, полуотсеченной сабельным ударом английского конногвардейца, со сломанным крестом Большого орла, окровавленный, забрызганный грязью, великолепный, со сломанной шпагой в руке», он пытался остановить бегущих солдат и повести их за собой в контратаку. Но солдаты, восхищаясь его героизмом, не находили больше сил в разверзшемся хаосе для новых атак. «Да здравствует Ней!» - кричали они и продолжали мимо него бежать[1735]. В пароксизме отчаяния Ней, обращаясь к ним, восклицал: «Смотрите, как умирает маршал Франции!» «Несчастный! - напишет об этом Виктор Гюго. - Ты уцелел, чтобы пасть от французских пуль!»[1736]
Только батальоны Старой гвардии, построенные в каре, «среди дикой паники и обезумевших толп беглецов, - читаем у О. В. Соколова, - казались гранитными утесами, возвышающимися над бурлящим морем»[1737]. Но и они теперь отступали, «как затравленный мощный зверь, отбивающийся от своры лающих и кусающих его гончих»[1738]. Сам Наполеон, уже сменив раненую лошадь, ехал шагом в центре мощного каре 1-го гренадерского полка, которым командовал генерал барон Ж. - М. Пети - тот самый, кто возглавлял Старую гвардию на прощании с императором во дворе Фонтенбло 20 апреля 1814 г. По воспоминаниям Пети, каре отступало «в идеальном порядке»: «Враг шел за нами следом, но не осмеливался атаковать»